Добыча хищника

Глава 19

Страх никогда не уходил полностью, если дело касалось Тайгета Касара. Возможно, страх был легкой приправой к блюду под названием «Э. Черникова». Иногда «Э. Черникову» подавали под горячим пряным соусом «Желание», или ягодно-сливочным «Смущение», а иной раз приторным «Стыдом» или кисло-сладким «Возбуждением». Во всяком случае, это блюдо всегда обладало неповторимым вкусом.

Вкушать следовало маленькими порциями, к слову.

Я поерзала в кресле.

Стоило снова оказаться здесь, у пылающего камина в образе строгого адвоката или учительницы, как ко мне возвращалось приятное чувство томления. Да, «Э. Черникову» стоит хорошенько потомить у огня…

Я распахнула пиджак и закинула ногу на ногу, разглядывая черные лаковые туфли. Волосы были собраны в тугой классический пучок, на кончике носа вновь оказались очки.

Я была готова к сервировке и подаче на стол.

После слов Севастьянова я с иронией думала о себе, как о добыче чужака. Этакое блюдо победителя.

Константин хотел поговорить со мной перед самой отправкой, но я не желала тревожить старые раны. Мне было слишком больно думать о нем, как об убийце.

Разместив блокнот на коленях, я подогревалась в адском пламени преисподней – до приятной корочки, кажется.

Ожидание – это еще один вид страданий. Но самое ужасное во всем этом – мне смертельно хотелось его увидеть.

В этот раз все было острее.

Кажется, в сегодняшней подаче слишком много перчинки.

Я подобралась в кресле, ощущая вторжение – пространство раскололось. Сквозь брешь вытянуло весь воздух, и я почувствовала одурманивающий аромат его кожи. Все это было не к месту – я пьянела от его близости.

– Привет, – даже голос ослаб. – Ты хочешь продолжить нашу игру?

Я знала, что он уже в комнате. Кажется, он стоит за спинкой моего кресла и смотрит на меня сверху вниз. Во всяком случае, я ощущаю, что его взгляд скользит по мне, словно лезвие бритвы.

Может, в этот момент он решает свернуть мне шею?

Хотя все происходит наоборот: именно я сворачиваю шею, когда он обходит кресло, появляясь, наконец, перед моими глазами. На нем черные джинсы, толстовка с капюшоном и кеды. Рукава толстовки подтянуты к локтям – я отмечаю, что он любит носить именно так, открывая запястья и кисти рук.

На сей раз он уселся на подлокотник кресла.

– Хочу, – его голос действовал лучше любого афродизиака. – Но правила игры будут другими. Я отвечаю на твои вопросы, ты исполняешь мои желания.

В животе сладко заныло.

– Хорошо, – я коснулась блокнота грифелем карандаша: – Можешь ли ты сдержать желание убить хейэри, если почувствуешь ее кровь?

Он скрестил руки на груди, не торопясь говорить «да» или «нет», а просто пожирал меня глазами.

– Ты прекрасно знаешь ответ на этот вопрос, Эля, ведь я планирую лишить тебя девственности.

Грифель сломался и отлетел в сторону. Я коротко вздрогнула.

– Это не считается вежливым в мире, где я живу, – пробурчала я, краснея. – Упоминать физиологические особенности собеседника – моветон.

– Можешь в отместку сказать, что я мудак.

Он запомнил это ругательство, черт возьми.

– Ты не ответил прямо на вопрос, поэтому остаешься без желания.

– Если тебе нужна расшифровка, то я постараюсь сдержаться.

– Но ты не уверен, что сможешь?

– Не толкай меня к тому, чтобы я проверил это прямо сейчас.

– Я спрашивала на случай, если я натру мозоль этими туфлями, – сказала я, поднимая ногу и демонстрируя ему шпильку, – а не то… что ты подумал.

Он взглянул на мою ногу и повел взглядом выше по узкой брючине, пуговицам на рубашке, моим ключицами, пока не коснулся лица, вернее, призывно-распахнутых губ. Этот взгляд ощущался почти также весомо, как прикосновение.

– Распусти волосы.

– А?

– Это мое желание.

Я вытащила несколько шпилек и позволила тяжелым светлым локонам упасть на спину.

Кажется, чужак красноречиво обозначил характер своих желаний, и мне следовало подумать прежде, чем продолжать.

– Я могу называть тебя Тай?

– Это кличка?

– Это сокращение твоего имени. В разговоре воспитанные люди обычно обращаются друг к другу по именам. Ты, например, постоянно называешь меня сокращенным именем, хотя меня зовут Элеонора.

Пожалуй, возможность лишится привычного имени ему не нравилась.

– Произнеси еще раз, – и на мой недоуменный взгляд, пояснил: – Это имя. Произнеси его.

– Тай.

– Еще.

– Тай.

Сощурил желто-карие глаза и спокойно вымолвил:

– Оно тебе нравится, – утверждение, заставившее меня смутиться. – Хорошо, – и убил меня наповал: – Подойди и прикоснись ко мне.

Вообще-то это было два действия, но – к черту! – я хочу исполнить оба.

Прежде я скинула туфли, потому что вовсе не была уверена, что дрожащие ноги доставят меня до его кресла. Здесь буквально пара шагов, но я не тороплюсь – слишком страшно, во рту все пересыхает от волнения.

– Прости… гм… – я с трудом отрываюсь от своего кресла и ступаю первые шаги навстречу на носочках, будто мне суждено пройти по раскаленным углям или битому стеклу: – Где именно мне разрешено трогать?

Он рассмеялся, но его взгляд, напротив, ожесточился, кадык дернулся – я поняла, что Тайгет на взводе. Его ноздри раздувались, желваки на щеках двигались. И, тем не менее, он был неподвижен, словно все небесные ангелы крепко держали его на месте.

Я остановилась.

Между нами не осталось ничего, что могло помешать нам обо всем забыть. Не знаю, существовало ли пространство или его придумали физики, но преодолеть его, просто протянув руку, мне было сложно. Будто продираясь сквозь толщу времен, предрассудков, страхов и боли, я потянулась к лицу Тайгета Касара…

… из его горла вырвался тихий короткий стон.

Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста.

Мои пальцы осторожно скользят по его щеке – помоги Всевышний!

Когда-то давно я упала в бездну – она оказалась слишком глубока. На той глубине давление грозит разорвать легкие, толкая кровь в безвольное сердце… на той глубине, я больше не принадлежу себе.

Я касаюсь уголка его рта и громко втягиваю воздух сквозь зубы.

Словно слепец я внимаю свои рукам, будто нет ничего более естественного на свете, чем прикосновения.

Тай распахивает губы, слегка обхватывая мои пальцы – позволяя скользить свободно.

Как же… хочу поцеловать его…

Пожалуйста. Умоляю.

Меня сжигает изнутри – я всхлипываю.

Потребность так сильна, что я теряю контроль. Он – все, что мне нужно. Все, что я хочу. Все абсолютно.

Пальцы другой руки зарываются в его волосы, заставляя его запрокинуть голову и открыться мне. Он так беззащитен сейчас и подвластен мне, что я с шипением прижимаюсь губами к его губам.

Все внутри него напрягается – незримая энергия черным вихрем метет между нами.

Наши губы разъединяются, и я вижу, как его захлестывает жажда, особый чувственный голод, что превращает радужку его глаз в бурлящую магму. Я понимаю, что он перешел черту, и мой страх сейчас – лучшая приманка для него. Этого пробуждающегося чужака, фанатеющего от боли и крови, я почти не знаю, но вижу, как в эту секунду он рвется из мужчины, которого я только что поцеловала.

– Я не сделаю это, – его голос дрожит от напряжения.

– Это хорошие новости, – я несу полный бред, – ты смотришь так… Ты все еще хочешь меня прикончить?

– Спрашиваешь об этом, когда так сладко пахнешь страхом и возбуждением? Да, хочу. Так сильно, что башню сносит.

– Но ведь… ты можешь это сделать.

– Могу.

Он поднимает руку и касается моего бедра. Сквозь ткань брюк я ощущаю это прикосновение, словно ожег.

– Почему ты… играешь со мной? – спрашиваю напрямую. – Ты разве… – и меня начинает трясти от дурацкого волнения, – разве не понимаешь, что… я… что я влюбляюсь в тебя?

Он коротко вскидывает взгляд – его пальцы становиться грубее, они прочерчивают витиеватую линию до моей талии.

– Правда?

Он так искренне удивился, что я смутилась. А в следующую секунду мои глаза увлажнились, и я отвернулась.

– Я – просто безделушка для тебя? Ты просто… забавляешься со мной?

– Кажется, ты задала слишком много вопросов, Эля, и задолжала мне желание.

Я закусила дрожащие губы.

– Ты сказал, – нет ничего глупее, чем расплакаться, но я плачу, – что, когда заберешь все у меня и станешь всем для меня, убьешь. Ты до сих пор планируешь это сделать?

Его вторая рука легла мне на талию – он притянул меня ближе, склонился и уперся лбом мне в грудь. Я почувствовала, его рванное горячее дыхание. Он прижался губами к моему животу, и даже сквозь рубашку я ощутила жар его поцелуев.

– Шесть, Эля… Шесть бусин – шесть ночей.

Я закрыла лицо руками, позволив себе слабость. Мои плечи дрогнули.

– Тебе больно? – он поднял голову.

– Нет. Не дождешься, – размазывая слезы по щекам, огрызнулась я. – Давай свое желание.

Я исполню его в лучшем виде, как злой джин из бутылки.

Он вскинул бровь и медленно поднялся. Теперь между нами едва ли можно просунуть ладонь – так близко мы друг к другу.

– Не двигайся.

– Не двигаться? – переспросила я, проклиная себя за то, что позволила ему видеть себя в момент отчаяния. – Запросто. Сколько угодно.

В первые секунды я всерьез думала, что Тайгет просто испытывает мое терпение, однако, не трогая меня руками, он наклонился к моему лицу и скользнул губами по моей щеке к уху:

– Закрой глаза.

– Что ты собираешься де…

Он мощно притягивает меня к своей груди. Ладонь ложится на затылок.

Он раздвигает мои губы своими и впервые целует глубоко и дразняще-медленно. Его язык касается моего, и я вскрикиваю, будто от боли. Наше дыхание соединяется, движения скользят плавно и сладко, будто все вело к этому с самого начала. С первой нашей встречи в ловушке, я как будто желала узнать вкус его губ, его темную суть, все его помыслы.

Я, как послушная девочка, следую его приказу – не двигаюсь. А внутри все кричит от противоречия.

Наш поцелуй влажный, горячий и бесстыдный.

Впервые мы целуемся так – без тормозов.

Его рука сжимается у меня в волосах, а другой он прикасается к подбородку – я чувствую, как нежно он направляет меня.

Я цепляюсь за ткань собственных брюк, яростно сжимаю и почти хнычу от желания прижаться к своему чужаку и почувствовать, как звенит каждая мышца в его теле.

– У тебя еще остались вопросы, Эля? – хрипло проговорил он мне в губы: – Пора бы задать какой-нибудь из них…

Он вдыхает запах моей кожи, тяжело сглатывает.

– О, Халар, больше, чем убить ее, я хочу быть с ней вечно, – его губы снова накрывают мои.

А в следующую секунду он выпускает меня из своих объятий.

Безмолвно мы усаживаемся каждый в свое кресло. Я забираюсь прямиком с ногами и подтягиваю их к груди. Мы остаемся каждый со своей правдой. Дышим громко и глубоко. Пламя в камине обличительно трещит.

Я нашла свой блокнот обиженно валяющемся под собственной задницей.

Весь мой мир, кажется, стремительно летел туда же.

– Ты… – я даже смотреть не могла на этого мужчину, он теперь и навсегда моя самая большая страсть и самая ужасная ошибка. – Ты… общаешься с остальными? Своими собратьями?