Остаточная деформация

*

Как ни странно, но вороной взбодрился, когда почувствовал на спине вес седока. Шагал ровно и мягко, Берт едва за ним поспевал, хотя трусил налегке: поклажа тоже была нагружена на воронка. Один ёжик, общий вес Айрин и их барахла не дотягивал до веса рыцаря.

Берт посчитал по карте, что Стёпочкин прибор изрядно их похороводил, заставив прочесать солидный кусок леса и дважды переплыть реку. Теперь они двигались к посёлку напрямую, по предгорью, а дальше — мимо Трещины, по знакомой дороге с безграмотной табличкой. Лес здесь был достаточно редким, чтобы конь спокойно шёл, а Берт без проблем ориентировался по солнцу.

— Он избавит тебя от сети ловца, от гибельной язвы, перьями Своими осенит тебя, и под крыльями Его будешь безопасен; щит и ограждение — истина Его, — с выражением читала Айрин. — Не убо… убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем, язвы, ходящей во мраке, заразы, опустошающей в пол… Полдень? — Она нахмурилась. — Блин, так написано, что и половник может быть, и полковник. Как он что-то разбирал, а?

Книжица была старой и — диво невиданное — переписанной от руки. Почерк достаточно разборчивый, но сами страницы настолько захватаны грязными лапами, что цвет чернил местами сливался с цветом бумаги (очень тонкого пергамента?). Молитвенник, точнее, сборник псалмов, был единственной хоть сколько-то интересной вещью, найденной на теле мертвеца. Был ещё увесистый золотой крестик на заскорузлом от пота кожаном гайтане, но его Берт оставил на месте.

— Он уже наизусть, наверное, знал, — пожал плечами Берт, почти приноровив шаг к конскому. — Других-то книжек у него не было.

Весь походный рыцарский скарб влез в два кожаных мешка, притороченных по обе стороны всё к тому же многострадальному седлу. Вся жизнь человека — в двух не слишком больших мешках. Закопченный медный котелок, точило, вонючее одеяло из валяной шерсти, кое-какие мелочи, моток сыромятных ремней, кубок, очень может быть, что и серебряный, только очень грязный. Тяжёлый нож ручной ковки, плохо отстиранные тряпки в бурых разводах (кровь?), странного покроя палатка из прожированной дерюги. Трут и кресало (Айрин знала, что это и как выглядит), надкусанный шмат вяленного мяса — им рыцарь наверняка собирался поужинать, когда убьёт сатанинских отродий, да не случилось. Смена одежды — кажется, эта ткань едва ли была сделана в тёмные века, ну да мало ли порождений дьявола стремилось к Граалю.

Огромный меч, вместо ножен обмотанный какими-то шкурами, мерно хлопал по гулкому боку воронка. Наверное, его надо было не так крепить, но напарники не придумали — как.

— Такое чувство, что он нарочно книжку мацал, — проворчала Айрин с высоты коня. — Делать ему было неч…

Она замолчала на средине фразы, и Берт тревожно вскинул голову. Подруга смогла сесть в седло только на третий день после ранения, несмотря на все «гельские штучки» из аптечки. Но подозрения оказались напрасными. Ей не стало хуже, она просто сосредоточенно листала страницы и шевелила губами.

— Что? — не выдержал Берт.

Айрин заговорила ещё секунд через десять, начала читать напряжённым и от этого незнакомым голосом:

— Я, Берт-ран из Ан-жу, воин Госпо-день, в ле-то от рож-де-ства Христо-ва од-на ты-ся-ча три-ста… Фух, аж в башке завертелось. — Она тряхнула головой. — Представляешь, этот хмырь таки вправду нарочно затёр некоторые буквы и слоги. Если подряд замусоленное читать, то смысл есть. Типа шифр такой. Эй, ты чего?

Её спутник выглядел странно.

— А ведь мы тёзки. Берт убил Бертрана. — Он истерически рассмеялся.

Айрин нахмурилось.

— Ты понимаешь, пока не знал его имени, это как рыбу камнем, да? — Берт совершенно нехорошо хихикал. Голубые глаза лихорадочно блестели. — Ты хоть понимаешь, что для нас такое — убить разумное существо?.. Да вообще — живое?! Живое и разумное… — Он запрокинул голову к небу, будто чем-то подавился и мучительно пытался глотнуть.

На запрокинутое лицо Айрин и вылила воду из фляжки. Всю. Хотела смыть отблеск безумия из обычно спокойного взгляда и смутно-тревожное «для нас».

— Привал, Берти, — негромко сказала она, останавливая коня. — Сейчас привал. Немедленно.

— Д-кха, — согласился Берт, выкашливая воду. Выражение лица не изменилось. — Надо прочит-хать всё. На к-ходу неудобно.

Он привычно сплёл пальцы в замок и подставил, чтобы Айрин шагнула на эту «ступеньку», слезая с воронка. В висках колотилось ритмом старого вальса: «Берт-Берт-ран, Берт-Берт-ран, пал от ран Берт-Берт-ран». Ему было плохо. Имя сломало ворота крепости, будто стальным тараном, а в пролом хлынула боль. Три дня он прятался за стенами, а теперь не знал, что делать, как потерявший хозяина конь. Разве что — пальцы в замок, напрячь колени, чтобы спустить лучшую девушку в мире на землю.

Айрин не шагнула. Зато было одновременно:

— шум за спиной, смех, кажется;

— что-то свистнуло над ухом;

— Айрин закричала: «Сзади!»

Бывший… да, теперь уже точно бывший гел выдернул тяжёлый меч из дрянного крепления и самопальных ножен, одновременно разворачиваясь плавным пируэтом и чертя острием по дуге. Он уже ни о чём не думал, затопленный блаженной болью, зато теперь знал свою цель. Лезвие врезалось во что-то мягкое прежде, чем Берт увидел перекошенное недоумением и яростью лицо — кабанью багровую рожу. Волна смрада мимолётно потревожила обоняние.

— Раз-два-три…

Лезвие соскользнуло по алому.

— Пал-от-ран…

В него летело что-то, похожее на смерть, Берт не успевал отбить, но уйти в сторону на «два-три» — вполне.

Айрин что-то кричала. Или не Айрин? Берт не понимал.

Они вывалились из леса — грязные, одичавшие, оборванные. Жаждущие лёгкой добычи и обезумевшие от этой жажды. Казалось — толпа, хотя не могло их быть слишком уж много, если подумать.

Берт не думал. Берт-Берт-ран.

Треклятая связка ударов, блоков и отходов, ненавидимая за бессмысленность, вдруг стала простой и понятной. Никаких луж, наполненных лунным светом. Никакой золотисто-багряной осени и прочих абстракций.

Отшагнуть от смерти. Оттолкнуть смерть. Вернуть смерть пославшему.

На три счёта.

Боль хлестала красными мокрыми лентами по лицу. Кто-то из отказников зацепил плечо приспособлением из полусточенного ножа, прикрученного какими-то жилами к оструганной палке — Берт не заметил.

Над головой полыхнула молния — раз и другой — Берт не заметил.

Гром вслед за молнией — что может быть естественнее? Не стоит внимания. Раз, другой, третий.

— Раз-два-три.

Что?!

Кто-то схватил сзади за плечи.

— Берти, миленький, — зашептало горячо, — всё уже, всё, стой, Берти, стой…

Он уронил меч и разрыдался.