Эти Чудовищные Узы

Я не хочу его спрашивать.

— Однажды мы переспали, — продолжает он.

Ни хрена себе, думаю я, но ничего не говорю.

— Она забеременела, — он снова затягивается сигаретой. Я хочу сломать ее пополам или потушить о собственные глаза. — Она сказала, что он мой, — краем глаза я вижу, как он пожимает плечами. — Это была ошибка, секс. Мы были пьяны. Молоды. И глупые.

Ему был двадцать один, когда мы познакомились. Сейчас ему двадцать два. Не такой уж молодой.

Но это не то, что меня волнует. Я не хочу знать ничего из этого. Я хочу знать результат. Что было дальше. Что происходит сейчас.

Он гасит сигарету на крыльце, перемалывая ее в ноль, с чуть большим усилием, чем это, вероятно, необходимо. Он оставляет ее там, между нами, и сжимает руки вместе, повесив голову.

— Я поверил ей, понимаешь? — спрашивает он. Он поворачивает голову и смотрит на меня, руки все еще сцеплены. — Черт, она, наверное, тоже поверила.

Я ничего не говорю. Я задерживаю дыхание.

— Я верил, что она моя. Но после той ночи мы ссорились, как кошка с собакой. Она, казалось, ненавидела меня за то, что я не хотел быть с ней. Быть семьей.

Последнее слово он произносит с усмешкой. Зная, через что он прошел со своей собственной семьей, или то немногое, что я о ней знала, я не могу его винить.

Зная свою собственную семью, я не могу винить его. Я уже даже не уверена, что это слово должно означать. Семья.

— Она обращалась со мной как с дерьмом. Я позволил ей. Это была моя ошибка, как и её.

Мой пульс учащается. Мне нужно знать. Я хочу крикнуть ему, чтобы он сказал мне, ответил на самый важный вопрос. Но я не могу. Не могу. Он заслужил это время. Мое молчание. Чтобы он мог сказать мне. Я целый год ненавидела его за то, чего он не делал. Ненавидела его из-за Джули. Думала, что это часть его гребаной злой личности.

Теперь я знаю лучше.

Так что я жду.

— Как бы то ни было, — он проводит рукой по лицу. — Ребенок родился. Она назвала его Финн, — он смеется, качая головой, как будто ему не нравится это имя. — Хорошо, что так. Потому что его отец, Финли, не собирался иметь с ним ничего общего. По крайней мере, ребенка назвали в его честь.

Я моргаю, пытаясь осмыслить его слова. Эти слова означают… что ребенок не его. Ребенок Джули не его. Она не была беременна его ребенком.

Но я что-то упускаю. История не закончена.

— Я не веду себя как отец ребенка. Скорее как дядя или крестный отец, — он снова встречает мой взгляд. Он выглядит так, будто задает мне вопрос, судя по тому, как нахмурены его брови. Но он продолжает говорить. — Я заплатил за дом, в котором они живут. Я не прячу их там. Джули хотела жить там, подальше от этого места. Подальше от Финли. Я заплатил за него, и я помогаю ей с расходами. Потому что, хотя это не мой ребенок… ну, он мог бы им быть, верно? И мы с Джули не особенно любим друг друга, но он мог бы быть моим так же легко, как и Финли. Финли не имеет никакого отношения к своему сыну, хотя он подписывает чеки на алименты, что, я думаю, лучше, чем ничего. Но не намного лучше.

Он снова повесил голову.

Я выдыхаю, переводя взгляд на реку, на темную воду, проносящуюся мимо нас, в нескольких футах от того места, где я сижу. Мне кажется, что в прошлом году меня захлестнуло более быстрое течение, чем это, и я просто ждала, когда утону. Но сейчас… мне кажется, что кто-то бросил мне спасательный круг. Я все еще в воде, все еще плыву по течению, но, может быть, теперь я не утону.

— Я знал, что Джеремайя знал, что я не был уверен, — тихо продолжает он. — Но я понял, что он придет за ними. Вот почему я был там, когда ты была там. Я не ожидал увидеть тебя там. Я не был уверен, почему ты ненавидишь меня, но когда я встретил тебя здесь, после того, как я искал твои следы все это время… я понял, что ты не знаешь. Ты не могла знать.

Он потирает руки, как бы пытаясь согреться. На нем серые баскетбольные шорты и черная майка. Я хочу придвинуться к нему ближе. Но я не делаю этого. Какой в этом смысл?

— Я знал, что Джеремайя узнал тебя, — тихо продолжает он. — Той ночью. Но я не знал, кем ты была. Потерянная любовь? — он кашляет. — И я знал, что ты была эскортницей, — он одаривает меня небольшой улыбкой, белые зубы почти сверкают в темноте.

— Я не был уверен, пока мы не встретились здесь, в лесу. Я не был уверен, что ты не любишь его или что-то в этом роде. Но потом, когда я понял, что ты ненавидишь меня… все встало на свои места. И я понял, что ты бы не была с ним, если бы знала. Я не так много знаю о секс-работе, — признается он. — Но я знаю, что согласие — это чертовски важно. И ты не была похожа на девушку, которая была бы согласна с тем, что произошло той ночью. И твоя злость на меня, она все расставила по своим местам, — он щелкает пальцами, подчеркивая свою точку зрения.

— Но я понятия не имел, что он был твоим… — он не может произнести это слово. Я не хочу, чтобы он говорил. — Мейхем сжег дом Бруклин, чтобы отплатить ему за то, что он сделал с нами, и предупредить ее. И его клуб тоже. Но я хотел найти тебя. Мне просто нужно было знать, что ты жива и в порядке, — он вздыхает. — Он никогда не упоминал о сестре. Я знал, как он поступил со своей приемной семьей. Я думал, что это доказывает его преданность, что он сделает все, что потребуется, несмотря ни на что, — он проводит рукой по лицу. — Это так, я думаю. Но его преданность — это ты.

Я слегка смеюсь, чувствуя, как сжимается мое горло. Я провожу рукой по шее.

— Раньше это бы не сработало, ты знаешь, — говорю я, мой голос тихий. Но он смотрит на меня. Он смотрит так, будто цепляется за каждое слово. — Я бы не оставила Джеремайю. Он бы не перестал меня искать. Он и сейчас не перестает. Я уверена, он знает, что я здесь, — я сглатываю, но заставляю себя продолжать. — Это никогда не было бы выбором для нас. Узы, которые связывают, и все такое.

Даже когда я произношу эти слова, мое сердце разрывается на две части.

На мгновение между нами воцаряется тишина.

— Это чудовищные узы, — наконец говорит Люцифер, его слова звучат тяжело. Я смотрю, как он сглатывает. И мне хочется придвинуться к нему. Обнять его за шею. Притянуть его жилистое, худое тело к себе. Понять, что может произойти между нами.

Но я не могу. От этого будет только больнее. Для нас обоих. Неважно, что ребенок Джули не его. Это не является решающим фактором. И никогда не было.

Это, как он сказал, эти чудовищные узы. Это запятнанная история. Люцифер спас мне жизнь в ту ночь на Хэллоуин. Но я сломала её. Мой брат сломал нас обоих. Он предал Несвятых, и я не могла жить напоминанием об этом предательстве для них, даже если я была всего лишь отчужденной сестрой.

Этого не может быть.

Я хочу спросить его, как далеко это зашло. Я хочу спросить, что именно он видел, за чем наблюдал. Но я также не хочу знать.

Поэтому вместо того, чтобы подойти к нему, вместо того, чтобы прикоснуться к нему, я встаю и начинаю идти внутрь. И даже когда он шепчет мое имя, как отчаянную мольбу, я не оглядываюсь.

Вместо этого я наткнулась прямо на Атласа, за мной захлопнулась дверь.

Атлас берет мои руки в свои мозолистые ладони и ухмыляется. Глуповато.

— Убери этот гребаный хмурый взгляд со своего лица, — говорит он негромко. — Завтра вечером у нас будет чертова вечеринка.