Марс выбирает смерть

— Я его предупреждал, что это дело гиблое.

— Ладно бы еще это делало его счастливым… Дык он как не придет, на нервах весь, смурной. Работает на износ, а денег все не хватает, — добротное кресло-качалка под Миллет натужно скрипнуло.

— Да уж, те еще пиявки…

Будучи таким же юным, как и Хамфрид, Моргану доводилось иметь дело с элитными куртизанками. Тогда он искал что-то, чего и сам не знал. Однако, спустив около миллиона на пустые посиделки под луной и вечное нытье по поводу очередной дорогой покупки, бросил это дело. С самого начала он прекрасно распознавал, в общем-то, неприкрытые способы выуживания денег. Плохо отыгрываемая влюбленность действовала на Жнеца раздражающе. Будучи человеком практичным, мужчина решил, что подобный обмен явно неравноценен — беспорядочные половые связи значительно снижали силу. Не так резко, как азартные игры и не настолько неуправляемо, как наркотики. К тому же, Пламя не отступало. Но утекало из тела медленно, неотвратимо, словно в нем появлялись невидимые дыры. На качестве работы это отражалось крайне губительно. Приходилось прилагать невероятные усилия, чтобы залатать их и снова набрать необходимую интенсивность. Иногда доходило до того, что обычный храмовник становился эффективней Жнеца. На фирзинках погорел ни один десяток наемников. Поэтому Морган предпочитал деньги копить, а Пламенем не рисковать. Он давно сделал вывод, что женщины не могли ему ничего предложить. По крайней мере, до Олимпа.

— Мой мальчик как-то за должником в резервацию махнул. Мы часто, бывало, всяких беглецов скрывали. Не знаю, как сейчас… — вздохнула хозяйка дома и начала шарить по карманам размашистой юбки, — Лиса с утра училась, а по вечерам уборщицей подрабатывала. Они за должником, ну и натоптали. Она ему шваброй по хребту, а он влюбился. Хороша девка была. Не душа — чистая слеза.

— Таких не бывает.

Старушка не заметила холодного скепсиса в голосе гостя. Она, наконец, нашла то что искала, выудив из узкого карманчика юбки небольшой платок. Утерла давно высохшие слезы и немного вспотевшее морщинистое лицо.

Пламя всегда было эффективно и никогда не делало ничего просто так. Практичные черты силы Моргану всегда нравились и в какой-то степени он их даже уважал. Несмотря на то, что появлялась масса сопутствующих неудобств.

Еще на заре новой цивилизации Марса Пламя стремилось продолжиться. И закономерно находило путь своего воплощения через матерей. Дети таких женщин изначально были сильнее, чем те, кто получал свой дар в течении жизни. Только потому, что еще в утробе матери сплетались с Пламенем, вбирая в себя максимум силы. Прошло совсем немного времени, прежде чем Проявители начали приходить в этот мир только через естественнорожденных. Но привести его в этот мир могла далеко не каждая. Сила выжигала все на своем пути. Больше шансов выдержать этот натиск, не сгорев дотла еще при зачатии было у тех, на кого указало Пламя.

Выбор Пламени — тема для Жнецов болезненная и крайне редко обсуждаемая. Ультимативность силы иногда совсем обескураживала: Проявитель, а впоследствии Жнец не в силах был сопротивляться внушаемым ему чувствам. Выбор был окончательным и, порою, совершенно безальтернативным. Когда это случалось, Проявитель не ел, не пил, страдал. Превращался в существо очень грустное и постоянно ходил за предметом своего обожания, робко выглядывая, порой, из совершенно неожиданных мест. Иногда это превращалось даже в болезнь преследования. Благо, позиция Церкви в волну второй колонизации совпадала с гражданской и Проявители отказы получали редко. Правительство знало, куда нажать, чтобы девушки стали сговорчивей. И тут прослеживалась крайняя практичность силы — храмовнику требовалось не только выполнять свои текущий функции, но и защищать мать с потомством. Видимо, поэтому сила Пламени усиливалась в разы, что было на руку обоим структурам.

Государство расклад устраивал, но вот когда Пламя должно было выбрать, никто не знал. Именно по этой причине большинство Проявителей, будучи загруженные работой по самое горло, предпочитали уходить в монахи и навсегда закрывали для себя этот вопрос.

Их называли «анпейта», «ласкающая душу» или «сияющая». Морган в свою очередь полагал, что хорошо бы называть таких женщин «сосуд», но кто же будет спорить с людьми в состоянии аффекта? Теперь он, как и остальные считал, что попасть под влияние выбора — окончательно сломать собственную волю. Морган не желал занимать рабское положение перед Пламенем и подчиняться его внушениям. Жнецы нового времени стремились избегать подобной ловушки, и в большинстве случаев у им это удавалось.

Казалось, Миллет ничего не слышала. Старуха провалилась в собственные мысли. А, может быть, воспоминания.

— Мелисса мечтала стать храмовницей. Они все время тренировались на заднем дворе. Там, у дуба. Он, конечно, поддавался… — тихо сказала Миллет, словно вынырнув из видений далеких лет. — Как у нее в резервации то узнали, так разозлились не на шутку. Сказали, либо посвящение, либо Жнец.

Голос у старушки дрогнул. Появилось ощущение, что еще немного, и она заплачет.

— Все бросила, — крупные слезы покатились по щекам Миллет, выбрав свои русла в морщинистых складках кожи, — Мечту, семью. Их и венчать-то никто не хотел. Насилу уговорили кого-то из священников. Кажется, дядю…

Морган чувствовал, как у него немеют конечности. Хотелось немедленно все прекратить. Этот затянувшийся визит, эти слезы и то, что он должен был, но совсем не хотел слушать. Вид убитой горем женщины вселял панику. Только сейчас он заметил, что сквозь аромат сдобы проникал залежалый запах вязаных тряпок и замшелой плесени. Так пахла старость.

— Мой мальчик все для нее делал. Хотел возместить то, что она потеряла. А Лиса хотела совсем другого, — тяжело вздохнула Миллет, — Просила, чтобы ушел с жатв. Не нужны ей были деньги. Шибко уж боялась за будущего сына. Знала, что если Пламя ее выбрало, значит, обязательно родится Жнец.

— А он что?

— А что он? Ничего… Как с гуся вода. Даже когда она умоляла его переехать.

— Переехать куда?

— В «Пентреф».

Морган вздрогнул. Жнец вдруг понял, что добротный кусок жизни воспитанника просто прошел мимо него. Кроэн, тот самый Жнец, от которого отступило Пламя и за которого Хамфрид так переживал, был не просто случайным знакомым. Он оказался другом, который находился рядом в самый тяжелый период его жизни. Кроэн, не Морган. Горькая обида оттого, что Хамфрид ему не доверял смешалась с колким чувством вины.

— Кроэн был его другом? — спросил очевидное бывший наставник.

— Очень близким… Он-то и помог ему тех перевертышей вычислить…

— Перевертышей? — не слыша себя, переспросил Морган.

— Она ему говорила… уйди ты с жатв… — не ответив на вопрос продолжила Миллет и снова начала ронять слезы, — я не знаю, как они ее выманили. Те три дня были как в аду. Потом эта запись… Они хотели, чтобы он видел все, что с ней делали. Два месяца он ходил как призрак. А однажды вернулся среди ночи. Пьяный сильно… Весь в крови. Не только черной… И этот взгляд… Я думала, что он сошел с ума. Мой мальчик тогда поднялся в комнату, разнес все в дребезги да уснул. А на утро будто и не было ничего. Я и боялась спрашивать… Мы просто жили.

До Моргана произносимые слова доносились сквозь глухую пелену вакуума. Это была последняя капля. Вдруг он вскочил, решив быстро сделать то зачем пришел и просто уйти.

В этот день ответ нашел его сам. Морган уже знал, чего от него хотел Хамфрид. Безделушка в виде оранжевого полулуния робко хрустнула под давлением сжатых пальцев.

— Она похоронена там же?

— Да… Тебя проводить?

Конечно, Морган хотел бы пойти один. И мог найти для этого любой предлог. Он прекрасно знал окружающую местность и помнил, где растет дуб. К тому же, стремился скрыться от нарастающей в воздухе жгучей печали. Общество старухи уже давно начало тяготить.

— Проводите, — коротко ответил наемник.

Задний двор оказался гораздо больше, чем рисовали его смазанные воспоминания. Ставшее отчего-то ярким солнце заливало окружающее своей желтизной. От этого бледные листья напитывались не своей, обманчивой цветастостью. Рассекая затоптанную траву, небольшая тропинка стрелой уходила прямо к основанию раскидистого дерева. Порой, она терялась среди сломанных стеблей и травяных залысин выцветшего газона.

Подул резкий ветер. Суетливый вихрь сорванных листьев обрушился на две фигуры, медленно идущие рядом. Невысокая сухонькая женщина опиралась на руку своего спутника. Миллет Диффар не могла идти быстро. Больное бедро вновь начало беспокоить.

— Вас должно утешать то, что ваш сын сейчас на Олимпе, — отчего-то сказал Морган, повинуясь острому желанию разогнать сгущающуюся в воздухе грусть.

— На Олимпе? — женщина удивленно подняла заплаканные глаза.

— Эм… ну да. Он прибыл с прыгунами из будущего, — сказал Морган, осознав, что сейчас совершает большую ошибку, — Мы встречались с ним несколько месяцев назад.

— Встречались? Он мне ничего об этом не говорил.

— Такого не может быть, — Жнец почему-то продолжил отвечать, хотя знал, что нужно остановиться. — Хамфрид сказал, что вы узнали об этом первая.

— Ты что-то путаешь, Жнец. Не рви мне душу.

Нахмурившись, Морган предпочел промолчать. Воспаленное сознание старой женщины могло ее подвести. Впрочем, как и память. А, может, прыгуны что-то напортачили. По логике вещей, Хамфрида не должно оказаться в будущем, умри он в настоящем. Морган сделал вывод, что не сможет этого проверить до тех пор, пока сам не окажется на горе.

За долгих тринадцать лет дерево стало неимоверно высоким. Ствол налился и приобрел грузную массивность. Огромная дрожащая лиственная шапка походила на рой суетливых, беспокойных пчел. Корявые лапы ветвей нависали над двумя могилами. Одна, с совсем свежей землей и черным безликим крестом находилась совсем рядом с другой — аккуратным холмиком, поросшим травой и цветами. За ней хорошо ухаживали. Прямо под объемной голографией и длинным резным крестом росли небольшие оранжевые розы. Невесомая красноватая дымка окаймляла кончики бархатных лепестков.

Опустившись на одно колено перед могилами, Морган взглянул на улыбающееся лицо Хамфрида и раскрыл ладонь с безделушкой.

— Вы не знаете, что это такое? — спросил наемник, — Хамфрид отдал мне это перед смертью.

Миллет прищурилась, пытаясь разглядеть мелкий предмет.

— Что-то знакомое… Кажется, это ключ.

— Не видел таких. От чего?

— От «Пентрефа», чего же еще.

Остановившаяся на полпути рука замерла. Потом нерешительно дрогнула, преодолев еще немного. До могилы Мелиссы оставалось каких-то пара сантиметров, в то время как оранжевый полумесяц с голубоватыми звездами внутри, неровно качнувшись, завис над влажным черным грунтом.

— Вы же говорили, что они не успели переехать.

— Не успели. Он купил квартиру уже после ее смерти.

— Зачем? — Морган уже знал ответ, но хотел услышать его от Миллет.

Вязкий, причиняющий боль ком подступил к горлу.

— Все время пытался догнать… что-то… — сощурилась пожилая женщина, будто пытаясь что-то вспомнить, — Исполнить мечты, с которыми все время тянул. Молли хотела другого мира. Лучшего мира. И он строил для нее этот мир. Только жить в нем было уже некому.