Марс выбирает смерть

Глава 13. Хищники в клетке

Остров Цербера располагался в шумных водах Амазонского моря неподалеку от внешней границы западного Олимпийского щита. Разбросанный мелкими оспинками по голубой водной глади, он рисковал стать одним из многих, официально принадлежавших горе Олимп. По счастливой случайности каких-то незначительных четыре километра избавили островок от этой участи. Тем не менее, тесное соседство с обособленным миром элит несло огромные преимущества. Вся западная сторона массивной голубой брони защищала близлежащие объекты от посягательства беглых Теней. Это значительно облегчало владельцам островов мониторинг личной собственности. А собственность эта, не много ни мало, включала огромные фермы по выводу скота и заводы по переработке мясной продукции. В отличие от аграриев, Высшие не могли себе позволить экономию на охране. Тени не проявляли особого интереса к растениям.

На самой заре новой цивилизации начинающие монополисты столкнулись с проблемой, порожденной несовершенством системы. Преследуемые законом, обезумевшие от голода и окончательно мутировавшие должники толпами штурмовали беззащитные фермы. Огромное количество скота пожиралось прямо в их стойлах, обширные лаборатории по выращиванию искусственного мяса разносились вдребезги. Уничтожались запасы провизии, рассчитанные на сотни тысяч граждан. Со временем это начало обходиться слишком дорого. Круглосуточное содержание полиции, уже походившей на частную армию, влетало государству в копеечку.

Великая Мать как всегда пошла навстречу Высшим. Решение пришло само собой. Но для его воплощения Азари пришлось немало постараться. Гражданство Марса давалось исключительно сухопутным непроявленным. Отсеивание шло круглосуточно, а осечки давали о себе знать уже очень скоро. В итоге Марс заполонили Тени, имевшие определенную непереносимость к воде. А те единичные особи, коим удавалось проникнуть на острова, встречались штатными Жнецами.

Среди запутанного роя трудолюбивых, словно пчелки, островов, Цербера, несомненно, занимал главенствующую роль. Он, словно матка-прародительница, имел огромные размеры, невообразимые мощности и гигантских размеров склады. Питая все остальные филиалы необходимыми ресурсами, Цербера связывал систему воедино. Систему, которая кормила всю планету.

Gemini, sol Martis, 4. В этот не совсем прекрасный, и уж точно не солнечный день господин Эншду прибыл осматривать свои угодья. Как обычно, окружала его многочисленная свита с бессменной помощницей, смахивающая на призрак. Неприятная ситуация с землянами внесла сущую неразбериху. Эншду мучился. С особым вожделением он ожидал смену тучного и уже отказывающего функционировать тела. Постоянная изжога, отдышка и невозможность поглощать пищу в неограниченных количествах доставляли не просто дискомфорт. Один из самых богатых Теней планеты испытывал просто неописуемые страдания. Он уже тысячу раз пожалел о том, что до конца надеялся приобрести эксклюзивную оболочку с Земли. Затяжное разбирательство заставило пропустить свою очередь на вселение, а Королева не любила ждать тех, кто опоздал.

Монополия Азари на симбиоз у многих вызывала недовольство. У некоторых — праведный гнев. Иной раз Высшие вынуждены были несколько месяцев находиться без оболочки, лишенные всякой возможности пользоваться благами цивилизации. Возмущение росло. Напряжение среди Высших все чаще давало о себе знать.

— Мое сердце плачет. Я помню времена, когда каждый из нас безмерно боялся своего родного дома. Страдал и стремился вырваться из ужасающего гнезда. Разве это участь тех, кто силен? Тех, кто может существовать в нескольких формах бытия? Тех, кто способен жить вечно? Мы — угнетенные. Потому что мы — исключительные. Мое сердце плачет. Избранные вынуждены стоять на коленях перед теми, кто не способен прожить и века. Бояться червя, который только и может, что казнить и пожирать. Вместо того, чтобы стремиться к звездам, мы боимся, хватит ли нам пищи на завтра и не придут ли по наши сущности храмовники! Мое сердце плачет… Кровь, омывающая его — доказательство, что ни крестоносцы, ни Жнецы не способны победить истину!

Худощавый, уже напрочь лысый мужчина в мешковатой холщовой одежде протянул костлявые руки к своим слушателям. Казалось, еще немного, и по его пергаментным щекам потекут слезы. Холодный огонь, горевший в его иссохшей груди, оглушительным набатом проходился по чаяньям простого народа. И не только простого.

Если бы тучное тело магната не впитывало в себя каждый звук, вырывающийся из ослабевшей глотки, сегодня бы никогда не произошло то, что должно было произойти. То, что назревало уже давно. Эншду пошел за тем, кто мог дать ему желаемое. Избавление от надоевшей оболочки в последнее время заняло почти все его мысли. Страдания были настолько велики, что магнат иной раз подумывал избавиться от тела без переселения. Однако, пылкие речи Амитаса его останавливали. Они вселяли какую-то возвышенную надежду, помогающую терпеть все лишения. В эти трогательные моменты у Эншду на глазах наворачивались праведные слезы. Он восхищался собственной стойкостью. Твердостью духа, достойную только самого преданного последователя.

— Королева считает нас грязью! Обеспечивать ее личное благополучие — вот единственное, для чего мы нужны! Нас душат и попирают как вшивых собак. Выжимают все до последней капли, а потом выбрасывают, словно нечто мерзкое. Спросите себя, для чего мы живем? В чем цель пребывания на этой земле? Что нам уготовано, если не стремиться к большему? К дальним мирам, которые смогут стать нашим домом и подарить много возможностей для наших тел и чувств? Неужели мы рождены в новых сосудах только для того, чтобы излить внутренние блага на Азари и вновь кануть в бездну отчаянья? Нам суждено быть сожженными беспощадным Белым Пламенем в свирепых, мерзких руках Жнецов! Словно мусор! — Амитас схватился за лысую голову и сгорбился.

Казалось, будто он хотел укрыться от какого-то внезапного взрыва. Острые, словно иглы локти оттопырились и стали похожи на ощипанные крылья птицы. Сотни глаз смотрели сейчас на него снизу вверх и еще тысячи — в своих домах. Рой камер кружился вокруг, стараясь не пропустить ни единого решающего ракурса. В воздухе ощущалась возбужденная напряженность, сладостная лихорадка и предчувствие чего-то грандиозного.

— Нет! Мы — не мусор! Мы — цвет бытия! — Амитас Идам вскинул высоко вверх руки и устремил полный слез взгляд в одну из юрких камер, —

Мое сердце ликует! Мы попираемы, а, значит, мы достойны. Ибо последние станут первыми, а те, кто угнетает, канут в лету. Они будут целовать нам ноги. Просить прощения и доказывать, что имеют право жить среди нас. Те, кто немощен телом, кто имеет только одну возможность родиться и умереть. Они — слабые. Не мы!

Огромный ангар заполнялся ослепительным светом. В самый разгар весеннего дня внутрь нового цеха по переработке говядины не проникало ни единого лучика естественного солнечного потока. Огромные лампы дневного освещения заменяли старания скудного Марсианского светила. Никто не обращал на это внимания. Несколько сотен Теней внимали пронзающему слову. Сладкий, словно мед, он проникал в сердца и тут же находил восторженный отклик. Каждому это было близко. Каждый хотел получить то, о чем мечтает — право на жизнь. И не просто жизнь, а первое место в эволюционной цепи бытия. Тени тянулись к простоватым, грубым подолам Великого Идущего, когда тот проходил между преданными последователями. Амитас Идам прикасался сухими пальцами склоненных голов, словно гладил спелую рожь янтарного поля.

— Простите… Простите меня! — рыдала девушка, больше похожая на молодого, красивого юношу, закрывая смуглыми ладонями мокрое от неудержимого потока слез лицо. — Я виновата. Я очень виновата! Как мне… как мне все исправить?

— О, дитя мое, — мягко отнял влажные ладони от лица прекрасного юноши-девушки Амитас Идам и ласково взглянул в огромные, практически черные глаза. — Как глубоко ты осознаешь свою вину?

Начав порывисто дрожать, юноша-девушка бросилась в ноги Великому Идущему. Крепко обняла его за костлявые щиколотки и чуть не сбила с ног. Задыхаясь в судорожных рыданиях, человек не мог вымолвить ни слова. Сотни устремили свой взор на Учителя, многие склонили голову в благоговейной и молчаливой скорби. Простые и пышные, серые и яркие одежды перемешались, провозглашая то, что здесь собрались представители совершенно разных религий, мировоззрений и социальных слоев общества. Массовость происходящего одновременно и пугала и восхищала. Несанкционированное собрание охраняли представители официальных полицейских структур. Это говорило о том, что в обществе служителей порядка так же произошел раскол. Вездесущие камеры, снующие по огромному, практически пустому помещению транслировали происходящее в глобальную сеть. Каждый мог присоединиться к акту вопиющего торжества свободы.

— Ты виноват лишь в том, что родился человеком, — скорбно склонил голову Амитас, — Но мы можем все исправить. Мы вместе построим новый мир.

Содрогания продолжались. Слезы лились теплыми ручейками, делая нежную кожу сырой и рыхлой. В этих слезах сконцентрировалась вся горечь и вся сила вины, что испытывал людской род перед теми, кого они незаслуженно попирали сотни лет. Отбирали рабочие места, вытесняя из прибыльных, престижных профессий. Занимали первенство в праве рождаться на планете, составляя больше половины населения. Ненавидели и осуждали слабости Теней, являвшихся их истинной природой. Той, которой они сопротивляться не в силах. Осуждали то, что ни Высшие, ни Низшие поменять просто не могли, а может быть, не хотели. А, главное, относились к роду, среди которых были самые гнусные угнетатели, нетерпимые к пришельцам и не желающие проявить милосердие к нуждающимся. Храмовники и Жнецы стали одной из главных причин, по которой сейчас происходило то, что происходило и уже никак не могло остановить свой разогнавшийся маховик. Амитас Идам поставил себе цель во что бы то ни стало устранить сдерживающую развитие силу. Как ни странно, народ его в этом только поддержал. Планета испытывала первобытный страх перед фанатичными законами сумасшедших сектантов-храмовников. Большинство людей старались держаться подальше от крестоносцев, не говоря уже о Тенях.

— Сейчас на тебя смотрят миллионы глаз, — нежно произнес Амитас, взяв за подбородок заплаканное личико. — Ответь нам, хочешь ли ты стать частью новой цивилизации?

— Всем своим сердцем, — закивала девушка.

— Ты готова стать символом человеческого покаяния?

— Я готов.

— Как сильно ты жаждешь искупления?

Амитас Идам взглянул в глаза его последовательницы. Мелкие разноцветные косички ее кудрявых волос спадали на округлые плечи. Свободная рубашка и холщовые штаны поглощали пышное, но стройное тело.

«Эгобуддизм» — религия под номером сто двадцать пять официального реестра Марса. Водрузив на свои плечи непосильную ношу адаптировать духовные пути, Амитас Идам сотворил невозможное. Этот колоссальный труд сделал его отцом большинства существующих учений. После глубокой переработки старых постулатов они обрели второе дыхание. Целый рой духовных направлений нашел путь к каждому и окончательно захватил разумы граждан, жаждущих чего-то большего. Большего, чем просто насыщение вкусной пищей. Большего, чем просто удовлетворять свои физические потребности. Большего, чем принимать участие в кровавых смертях на Арене. Цивилизация жаждала заявить свои права на вечность.