Клады великой Сибири

XXXI. Эпилог

Но не суждено было погибнуть Верлову и Вере, хотя смерть, казалось, и висела над их головами.

Когда рассвело и солнце уже показалось из-за горизонта, осветив море своими багряными лучами, они, к величайшей своей радости, почти уже подплыли к берегу Кореи.

Недалеко от них мерно покачивалась рыбачья лодка, и кореец, уныло напевая свою песенку, глядел на сеть.

Верлов стал кричать, кореец, увидав в воде людей, быстро приблизился к ним со своей лодкой.

Минута… Верлов с Верой были уже в лодке, счастливые, хотя усталые и продрогшие до костей от четырехчасового пребывания в воде.

Вынув из кармана по счастью уцелевший кошелек, Верлов подал корейцу золотой десятирублевик.

Бедняк так обрадовался, что тут же в лодке стал отбивать земные поклоны благодетелю.

Верлов попробовал заговорить с ним по-русски и… о счастье!

Кореец хоть плохо, но все же говорил по-русски, объявив, что бывал часто в Посьете и в Новокиевском урочище.

– Где мы сейчас? – спросил Верлов.

– Недалеко от Гензана, – ответил кореец.

– А свез бы ты нас на русский берег, если бы я дал тебе еще три золотых? – спросил его Верлов.

– О, господин! Твоя шибко добрый! – радостно воскликнул кореец, у которого никогда в жизни не бывало в руках такого богатства.

– В таком случае вези нас сию же минуту. По пути мы купим в небольшой какой-нибудь деревушке чего-нибудь поесть.

Обрадованный кореец, ни слова не говоря, вытащил сеть, поставил парус, и, подгоняемая попутным ветром, легкая лодка помчалась к русским берегам.

И за всю дорогу кореец задал Верлову лишь один вопрос:

– Твая чаем тони?

– Катаясь на яхте, ветром загнало нас в море и опрокинуло яхту, – ответил ему Верлов.

Этот ответ вполне удовлетворил корейца, и он не нашел нужным расспрашивать дальше.