Автобиография Шэрон Стоун. Красота жизни, прожитой дважды

– Что?!

– Ну, не припомню, чтобы в последнее время у тебя были месячные, и ты набрала несколько килограммов…

– Боже правый.

Он отвез меня сделать тест на беременность, и точно – я была беременна.

– Но как такое возможно? – спросила я.

Он ответил вопросом на вопрос:

– А разве ты ничего не предприняла?..

Он думал, я приняла какие-то меры. И так далее.

В любом случае, для вопросов было уже поздно. Несмотря на решение по делу «Роу против Уэйда»[86], принятое в 1973 году, сделать аборт в Пенсильвании было трудно, особенно в моем возрасте. И что же нам было делать? Я была первой красавицей округа и круглой отличницей; мы оба находились не на том этапе жизни, чтобы вступать в брак. Мы психанули – или, точнее будет сказать, психанула я. Д. попросил дать ему несколько дней, сказал, что разберется.

Вернувшись, сообщил, что нашел одну клинику в Огайо и что она нам подойдет. Он взял выходной на работе, и мы поехали. Я выглядела намного моложе своего возраста и понятия не имела, на каком я месяце. Было слышно, как в соседней комнате совещаются врачи. Они тоже понятия не имели, что со мной делать. Они не знали, правда ли мне восемнадцать и какой у меня срок – три месяца или больше. Принять решение было трудно и по этическим соображениям. Они были слишком молоды, а случай был непростой. Я же была в отчаянии, вся моя жизнь висела на волоске.

Вышли они ко мне все вместе, решили, что мне можно сделать операцию. Я была в шоке, мне было так страшно, что я не знала, что делать. Д. обо мне позаботился и забрал к себе. В тот день он отвез меня в колледж. Кажется, я заснула или потеряла сознание, а когда пришла в себя, все так сильно кровоточило – гораздо сильнее, чем должно было, но кроме того, это была большая тайна, и я никому ничего не могла рассказать. Так что я несколько дней провела в своей комнате, и все это время у меня шла кровь. У меня была слабость, я была напугана, а потом слабость заслонила собой все.

Когда я наконец решила выйти, то собрала все окровавленные простыни и одежду и сожгла их в бочке для сжигания мусора при колледже, потом помылась в общей душевой и пошла на занятия. Разговаривать с Д. я отказалась. Мне было так страшно, так стыдно, я пережила огромную травму, которая сломала меня, стала настоящей пыткой. Но главным было то, что я была слишком невежественной в таких вопросах, чтобы двигаться дальше.

Когда у нас наконец открылось отделение Американской ассоциации планирования семьи[87], я получила нормальные противозачаточные средства и сходила на консультацию. Именно это и спасло меня – наконец-то нашелся хоть кто-то, с кем можно было поговорить, кто просветил бы меня, как что происходит. Ведь нам ничего не объясняли, вообще ничего.

Наконец-то нашелся хоть кто-то, с кем можно было поговорить, кто просветил бы меня, как что происходит. Ведь нам ничего не объясняли, вообще ничего.

Как недавно рассказала мне мама, с ней тоже никто не говорил. Никто не рассказывал ей о месячных, о противозачаточных, ни слова. Когда у нее начались месячные, ей просто велели взять Kotex в шкафу. Один мальчик в школе сказал, что она истечет кровью и умрет. В шестнадцать она забеременела от моего отца, и на этом ее детство закончилось. Как закончилась и возможность делать выбор.

Я же продолжила работать и учиться. Моя дисциплина стала еще жестче, желание помогать другим женщинам – еще сильнее. Я была из числа выживших, а потому всегда гордилась работой, за которую бралась.

Первую крупную работу я получила еще в годы учебы: я управляла бильярдной и была поваром в буфете. Сначала все думали, что девчонке с таким не справиться. Вот только я прилично играла в бильярд и могла здорово накостылять кием, а еще умела в рекордный срок сообразить что-нибудь поесть. И до сих пор умею.

Мне ужасно нравилось работать в бильярдной: когда посетителей было мало, я делала уроки за барной стойкой и всегда могла накормить соседку по комнате. У нас была отличная квартира. Каждая из нас жила своей жизнью, и мы работали как лошади, чтобы выжить.

Потом мне предложили работу получше – в ресторане при гостинице Holiday Inn: официанткой в ночную смену, а по совместительству – менеджером. Помимо того, что само заведение было высокого класса, тут были и другие преимущества. Поскольку это было самое приличное место для ночлега в нашем студенческом городке, все проезжавшие мимо актеры останавливались именно здесь. Так что я готовила им еду, и порой мне удавалось побеседовать с ними после выступлений. Я очень хорошо помню, как разговаривала с Джорджем Бенсоном[88] после концерта. Я была большой поклонницей джаза, а о самом Бенсоне даже писала сочинение. Это была очень воодушевляющая встреча.

Впрочем, лучшим из всех моих клиентов был местный священник, который часто заглядывал под вечер пропустить бокальчик. Это был чудесный человек и потрясающий собеседник. За годы путешествий я обнаружила, что религиозные служители – самые образованные и самые вдумчивые люди, так что, когда я хочу с кем-то поговорить, остановившись в отеле, именно к ним я и подсаживаюсь. Католики ли они, протестанты, иудеи, мусульмане, буддисты – неважно. Если человек предан вере и знаниям, он обычно оказывается в высшей степени просвещенной личностью, особенно если его преданность доброте ничуть не меньше, чем преданность богу.

Я всегда хотела построить карьеру в киноиндустрии. Кино меня завораживает. Сначала я думала, что стану режиссером, понятия не имея, что женщин в эту сферу не приглашают. Разумеется, едва взглянув на меня, люди тут же рассказывали, что мне нужно делать. Я же была просто счастлива найти способ выбраться из своей дыры и двигаться к собственным целям, так что соглашалась на любые предложения.

Родители, впрочем, ни за что бы не сочли подобную карьеру хорошим вариантом, если бы брат не увяз в наркоторговле и сопровождающем ее насилии настолько глубоко, что это повлияло на жизнь всей семьи. До этого от одной только мысли, что мой интеллект будет растрачен на такую легкомысленную профессию, папа наверняка слетел бы с катушек. Зато став свидетелями того, с какой невероятной жестокостью арестовывали Майка и его партнеров по бизнесу, как избивали и убивали их жен, родители стали подумывать о том, чтобы увезти меня из города. Я, разумеется, согласилась, да и у меня были на то свои причины.

Мама увидела Эйлин Форд[89] в «Шоу Мерва Гриффина»[90], и вдруг появился человек, чей опыт был для нее понятен и близок. Быть моделью, судя по всему, значило иметь настоящую работу и даже собственного директора. Это было не столь эфемерное занятие, как актерство, а мне большего было и не нужно. Думаете, она позвонила в Ford Models, записалась на встречу? Думаете, мы знали, куда надо поехать, что надо делать? Не-а. Мы упаковали все свои вещи в старые чемоданы и отправились погостить к моей безумной тетушке в Нью-Джерси.

Мы нашли координаты агентства в справочнике «желтые страницы»[91]. Сели в автобус, поехали в город и пришли по указанному там адресу – удивительно, что две провинциалки вообще нашли это место, да еще и встретились с самой Эйлин. Она сказала, что меня нужно заставить бегать вверх-вниз по лестнице, по которой я только что поднялась, чтобы сбить с моей задницы лишний жир. Но согласилась взять меня на работу. Я понятия не имела, как это воспринимать.

Мы с мамой – матерью, как я ее в ту пору называла – решили встретиться еще с парочкой агентов. И отправились на встречу с Вильгельминой Купер[92]. Она оказалась невероятно великодушной и объяснила, почему именно Эйлин хотела меня заполучить и почему хотела, чтобы я избавилась от жирка, выдающего деревенскую девчонку. На голове у нее был шелковый шарф, и, как я вскоре выяснила, она умирала от рака.

Она общалась со мной тепло и уважительно и дала прекрасный совет. Я подписала контракт с Эйлин и переехала к одному из ее агентов.