Автобиография Шэрон Стоун. Красота жизни, прожитой дважды

Надежда

Больше двадцати лет я помогала собирать средства на спальные мешки для бездомных в деловом центре Лос-Анджелеса вместе с сестрой и нашей организацией Planet Hope («Планета надежды»). Мы отвозили спальные мешки в самые бедные и заброшенные уголки города и из квадратного кузова пикапа бросали их тысячам бездомных на улице. Помогали нам ребята из «Лос-Анджелес Рэмс»[216] – вот уж у кого хорошо поставлен бросок! Келли, Майк, Пат, папа (пока был жив) и я отвечали за перенос мешков под мосты, вверх по берегу резервуара, где люди живут, забившись в дыры, на улицы, где вместе живут те, у кого болезнь достигла худшей стадии, – к ним больше никто не приближался. Этим занимались мы с Патом – эти люди не получали никакого лечения, а потому у многих развивались психические заболевания на фоне постоянной боли и страданий. Одна секс-работница с ВИЧ/СПИДом всегда просила дополнительный мешок. Я всегда ее выручала. Ее боль и страдания трогают самую нежную часть моей души.

Парень, открывавший скрепленную цепью ограду, всегда надевал галстук поверх свитшота и говорил: «Я знал, что вы придете», хотя мы приходили не так и часто. Полиция периодически прикрывала нашу лавочку. Однажды полицейский закрыл меня в грузовике и пытался выстроить всех бездомных в ряд, полагая, что наведет тут порядок. Я села в темноте на металлический пол, гадая, попаду ли в тюрьму и надо ли мне позвонить своему адвокату. В конце концов полицейский открыл дверь. На улице рядом с нашим пикапом выстроилось не меньше десятка полицейских машин, а все копы стояли на улице, облокотившись на двери. Тот коп, что закрыл меня, протянул мне свой громкоговоритель: «Наведите тут порядок – уберите их с улицы». Я сообразила, что его попытка не удалась, особенно когда он понял, что все тут будут счастливы попасть под арест, поспать в камере с одеялом и поесть горячего на ужин.

Думаю, что ситуация во всех странах одинаковая. Она одинаковая во всех культурах.

Я дала ему понять, что уважаю власть. По-своему. По крайней мере, чтобы мы смогли отвести этих людей туда, где они смогут лечь спать. Мы раздали спальные мешки, попытались выстроить людей в очередь, поскольку очереди, судя по всему, позволяют некоторым почувствовать себя защищенными. Я видела, как в рождественский вечер взрослые чуть не затоптали четырех- и пятилетних детей в погоне за спальниками, так что могу сказать, что безопасность тут ни для кого не является приоритетом. На улицах оказываются и совсем младенцы, на самом деле на улицах Лос-Анджелеса ночуют более десяти тысяч бездомных детей.

Полиция хотела, чтобы мы арендовали место на парковке. Попросили нас выстроить людей в очередь, сделать для мешков бирки, чтобы мы знали, кто их получил. Попросили разобраться с хаосом среди тех, кто борется за свое выживание. Остается только гадать, кем полиция считает бездомных – живыми людьми или некой абстрактной субстанцией.

Думаю, что ситуация во всех странах одинаковая. Она одинаковая во всех культурах. Что удобнее – помогать людям или просто дать им умереть?

Когда-то Келли работала медсестрой хирурга-ортопеда, очень известного среди спортсменов. Одной из главных его специальностей было лечение футболистов, упавших на поле. За то время, что она с ним работала, он успел постареть и перенес инсульт, о котором никому не рассказал на работе, потому что хотел избежать лишних вопросов и продолжить свой труд.

Однажды моя сестра упала с металлической лестницы. Она что-то порвала в ноге, и ей потребовалась операция. Доктор сказал, что все сделает. Должен был сделать вертикальный разрез, а вместо этого сделал поперечный, повредив не только артерии, но и все что можно, а потом зашил все обратно. Через несколько дней стало понятно, что возникли серьезные проблемы – нога утратила чувствительность от колена и ниже. Келли запросила видео с операции, чтобы посмотреть, что случилось. Исправлять ущерб было слишком поздно – восстановить чувствительность ей было не суждено. Она перенесла множество операций, не могла толком ходить и чуть не лишилась конечности.

Она вернулась на Восточное побережье, и ей сделали восемнадцатичасовую операцию. Из-за сложной хирургии вкупе с длительной анестезией она оказалась чрезвычайно опасной. Родители отправились с ней. Она испытывала адские боли, оказалась прикована к инвалидному креслу, а на ноге у нее была огромная скоба.

Тучи сгущались. Обезболивающие не помогали, а депрессия усиливалась. Мы ужасно беспокоились.

В то время я была волонтером в центре реабилитации для девочек-подростков, осужденных и приговоренных к тюремному сроку, но получивших второй шанс на жизнь и образование. Меня тронули рассказы о том, через что они прошли, пока жили на улице, и что привело их туда, где они оказались. Если ребенка бросают на улице, через две недели его вынуждают заняться проституцией, чтобы выжить. Об этом свидетельствует статистика, это не мое личное мнение.

Я решила взять Келли в реабилитационный центр в день ее рождения. Она начинала подсаживаться на болеутоляющие, а я не хотела ее потерять. Ей совершенно не нравилось мое предложение, но я погрузила и ее, и ее кресло в машину, и к шести тридцати мы приехали на ужин.

Эти девочки суровы, в них нет нежности, потому что никто никогда не относился к ним с нежностью, но они честные и реально смотрят на мир, а Келли надо было увидеть, что есть девочки, которым она нужна, которым нет дела, через что она прошла, потому что по сравнению со всем тем, через что прошли они, это ничто. Она прошла их тест.

В конце ужина я объявила, что она будет управлять их летним лагерем. Келли была в ярости. Как? Она даже ходить не в состоянии! Она выслушала, но обсуждать ничего не стала.

Она попросила маму приехать в Лос-Анджелес. В итоге они пришли к соглашению: Келли обещала не принимать таблетки, пока не закончит работу в первой половине дня и не пройдет физиотерапию. Она собралась ради этих девочек. И все сделала. Тогда-то она и осознала, что не сможет управлять лагерем, сидя в инвалидном кресле, поскольку организован он будет в горах Малибу, так что ей пришлось встать и научиться к началу летнего лагеря ходить на костылях с опорой под локоть.

Я заправляла «медицинским» кабинетом. Иными словами, я избавляла всех детишек от вшей, облачившись в резиновые перчатки до локтя, купленные в магазине секс-товаров, и слушала их истории. Некоторые из них до сих пор мучают меня.

Когда они возвращались из лагеря, у одной маленькой девочки лет десяти случилась паническая атака прямо в проходе автобуса. Она пиналась, визжала и плакала. Мы сняли эту светловолосую красавицу с автобуса, переглянулись – нам все было ясно.

Потребовалось несколько попыток, чтобы посадить ее в автобус. Они уехали.

Мы с Келли снова переглянулись. Она сказала: «Я могу лучше».

Я сказала, что соберу средства, если она согласится управлять нашим собственным лагерем. Так мы придумали «Планету надежды» для бездомных детей, а затем для бездомных детей и их матерей, которые, как правило, спали на улице или в переулках между приютами в старых коробках из-под крупной бытовой техники, оставив кровати своим детям.

Из больницы Сидарс-Синай нам поставили передвижные медицинские кабинеты (помогла в этом семья Майкла Дугласа), а затем, наконец, передвижные стоматологические кабинеты (тут помощь оказал наш друг доктор Джей Гроссман, вместе с которым мы начинали инициативу Homeless Not Toothless («Бездомные, но не беззубые»). Благодаря этому удалось вылечить зубы бездомным детям, чтобы они могли пойти в школу, а бездомным взрослым – чтобы вернуть им здоровье и чувство собственного достоинства. Теперь мы оказываем все виды стоматологических услуг, у нас есть специалисты всех направлений – сплошь волонтеры.

Уильям Х. Мэйси[217] и его жена Фелисити Хаффман[218] помогли нам собрать средства. Все мы сложные люди, и всем нам нелегко открываться.

Этот лагерь затронул жизни огромного числа людей, включая Келли, работа которой в сфере благотворительности стала глубже и масштабнее. При поддержке Берлингтонской фабрики пальто[219], через всю страну отправлявшей нам бракованные и нераспроданные вещи, она раздавала обувь семьям рабочих-мигрантов и пальто – семьям, в которых дети носили одно и то же пальто и из-за этого пропускали занятия в школе.

После урагана Катрина Келли направила своих сотрудников в Новый Орлеан, где они, например, обеспечивали диабетиков инсулином и людей со слабым зрением очками, помогали солдатам, работавшим денно и нощно. Каждый год она раздает детям в приютах десятки тысяч подарков, предоставленных Hasbro[220], а школьникам – нераспроданные и не совсем новые вечерние платья и прокатные смокинги, иначе они не смогли бы пойти на выпускной. Я много лет собирала средства, и теперь у Келли есть команда женщин, которые управляют организацией за нее, поскольку у нее обнаружили волчанку и она страдает от многочисленных осложнений.

Мы получаем пожертвования – игрушки и подарки – от тех, кого уже много лет мучаем (в смысле постоянно одолеваем) просьбами помочь нам. Эти люди, наши благотворители.

Сейчас благословением для всех нас стала помощь и поддержка мужа Келли (по совместительству – моего ближайшего друга) Брюса Сингера, который находится прямо на передовой, делая все, что нужно, предоставляет их с Келли дом для проведения мероприятий, заворачивает подарки, общается с властями, помогает с юридическими вопросами – он юрист и всегда бесплатно дает нам консультации.

Могу сказать, что, когда Келли слишком плохо из-за болезни и она не может никуда ездить, Брюс отправляется со мной на особо сложные мероприятия, сражаться за правое дело – выступить в Гааге[221], обратиться к ООН. Именно Брюс стоит рядом с нами, со мной, с Келли. С тех пор как мы потеряли папу, он стал главой нашей семьи.

Несколько лет назад я не смогла присутствовать на ежегодной вечеринке по упаковке подарков в Planet Hope – обычно во время этого мероприятия мы заворачиваем тысячи подарков для детей в приютах Лос-Анджелеса. Мы получаем пожертвования – игрушки и подарки – от тех, кого уже много лет мучаем (в смысле постоянно одолеваем) просьбами помочь нам. Эти люди, наши благотворители, привозят нам игрушки, настольные игры, баскетбольные мячи, косметику, лак для ногтей, айподы, все, что доставит радость детям – от малышей до восемнадцатилетних подростков.

Потом мы – все наши друзья и волонтеры – собираемся, обычно дома у Келли, и собираем огромные коробки с названиями городских приютов. На столах раскладываем доски-планшеты с именами детей и указанием их возраста, а также приюта, в котором они находятся. Каждый должен выбрать подходящий подарок для этого ребенка, завернуть его, надписать имя ребенка и положить в нужную коробку. В этом случае ребенок знает, что о нем не забыли. Вся процедура может занять день, а то и два. Обычно мы обрабатываем одиннадцать-двенадцать тысяч подарков. После чего из приютов приезжают пикапы, чтобы все забрать. В год, когда я не смогла прийти, Лэйрд, которому тогда было тринадцать, предложил произнести речь от моего имени перед всеми волонтерами. Я была просто в восторге и видела, что он доволен собой.