Автобиография Шэрон Стоун. Красота жизни, прожитой дважды

Выбор

Несмотря на весь хаос вокруг, я должна была жить дальше. Я вернулась в Лос-Анджелес и попросила адвоката по усыновлению оставить меня в списке кандидатов.

Удивительно было, насколько быстро все произошло. Я и порадоваться не успела, как у меня появился еще один сын. Как и с Роаном, у меня было какое-то предчувствие. Ощущение, будто я уже знаю его. Чувствую его. В этот раз проявилось оно в том, что я стала буквально одержима фильмами про серферов. Я посмотрела все картины про серферов, какие смогла найти. Моим подругам пришлось смириться. Некоторые будущие мамочки в период беременности объедаются мороженым; моя опосредованная беременность сопровождалась фильмами про серферов. Мы обожали Лэйрда Хэмилтона[175]. Мы ходили на пляж. Купили себе новые бикини. Знаю, звучит безумно, но так продолжалось несколько месяцев. Наконец я сказала Тиму, который на протяжении десяти лет был партнером Роя Лондона: «Знаешь, я подумываю назвать ребенка Лэйрдом. Что думаешь?» «Прекрасно, дорогая, – ответил он. – Это было второе имя Роя». Просто фантастика.

Лэйрд с рождения постоянно лез в воду. Когда ему было восемь месяцев, он заполз прямо в океан. Он неоднократно бросался в бассейн, пока моя мама не сказала: «Тебе надо нанять этому ребенку детского тренера по плаванию – он всех нас пугает». Я так и поступила. Тренер – а это была женщина – пришла, зашла в самую глубь бассейна и велела бросить туда Лэйрда. Я была в ужасе. Но он опустился на дно, а потом вынырнул, как дельфин, и плавал так несколько лет. Он прекрасный спортсмен, и в три года уже стал «бомбочкой» прыгать в бассейн, как будто у него жабры. Этот ребенок так любил воду, что мне приходилось запирать садовый шланг. Он был прекрасен. Из всех членов нашей семьи в нем больше всего любви. Дети в основном говорят «мне нравится» или «я люблю». Лэйрд же, перед тем как что-то попробовать, всегда говорит: «Хочу полюбить это».

Когда Лэйрду было три месяца, мне приснился сон. Очень яркий сон: надо мной пролетал ангел и сказал, что ко мне направляется еще один ребенок. Я проснулась совершенно ошарашенная и в полной уверенности, что так все и будет. Я позвонила адвокату по усыновлению. Спросила, нет ли у него ребенка для меня. Он сказал: «Только что поступил один». Я сказала, что у меня было предчувствие, и рассказала о своем сне. Он в ответ назвал меня ведьмой и пообещал держать ухо востро.

Через четыре дня он перезвонил: «Твой ребенок у меня».

Я спросила: «Откуда ты знаешь, что это мой?»

И тут он сказал: «Те же биологические родители».

Я упала на колени и заревела. Я всего лишилась – денег, карьеры, так как же я буду заботиться о двоих детях и платить адвокатам, если у меня нет работы? Я попросила Бога и всех, кто находится там, наверху, всех, кто может услышать, не остаться глухим к моим молитвам. И внезапно, совершенно неожиданно – в сорок-то лет! – я получила косметический контракт с Dior. Вы когда-нибудь о таком слышали? Я попросила их прилететь ко мне из Парижа и взглянуть на меня. Мол, осознавали ли они, сколько мне лет? Они все понимали и все равно хотели меня заполучить. Кто-то там, наверху, услышал меня.

Так что вскоре у Лэйрда появился брат по имени Куинн Келли Стоун. Я назвала его в честь своей сестры.

Я долгое время не рассказывала ни им, ни кому-то еще, что они кровные родственники, потому что мне казалось, что это нечестно. Впрочем, когда они стали достаточно взрослыми, чтобы все понять, я и рассказала об особой связи между ними: «Вы братья».

«Мы знаем», – ответили они.

Тогда я уточнила: «Нет, вы на самом деле братья, вас родили одни и те же ангелы» (дело в том, что я всегда рассказывала им, что принцесса ангелов принесла их в больницу в своем животике и передала мне).

Они повернулись и посмотрели друг на друга как в первый раз – и увидели себя друг в друге.

Одиноких родителей – и особенно одиноких матерей – государство и общество в целом воспринимают как отщепенцев. Богат человек или беден, неважно.

Когда Лэйрд и Куинн были маленькими, они повсюду следовали за Роаном, как на параде. На щенячьем параде. Они, в общем-то, считали своего старшего брата совершенством. Роан бурчал по этому поводу, хотя было ясно, что он их тоже обожал. Это было шикарное зрелище, потому что Роан всегда выражался и вел себя как сорокалетний (полагаю, это он перенял у своего приемного отца), а младшие мальчики вели себя как обычные дети. Роан называл Лэйрда своим ассистентом.

Разумеется, с появлением в моей жизни – жизни теперь уже одинокой работающей матери – еще одного ребенка возникли свои сложности и свои радости. В детстве я смотрела «Шоу Энди Гриффита»[176], и «Три моих сына»[177], и сериал с Себастьяном Каботом[178] в роли дворецкого, и еще несколько сериалов, благодаря которым формировался какой-то идеалистический образ одинокого родителя. На самом же деле одиноких родителей – и особенно одиноких матерей – государство и общество в целом воспринимают как отщепенцев. Богат человек или беден, неважно. Судя по всему, люди считают, что, раз человек решился на такой шаг, с ним что-то очень сильно не так. На меня частенько смотрят так, будто хотят сказать «ого, да ты храбрая» или «как вообще можно с этим справиться?», как будто женщины на протяжении веков не воспитывали детей в одиночестве, как будто я сама этим не занималась даже в браке. Давайте будем реалистами. Такой выбор возможен. Это хороший выбор. Здоровый, радостный, веселый, волнительный, интересный, жесткий, трудный выбор.

И посмотрите, что мы имеем. Мне довелось стать матерью. Моим детям довелось иметь мать. Ту, которая точно хочет ею быть. Мать, у которой есть работа. Мать, которая любит свою работу, гордится своей работой и тем, что она дает ей и всем остальным. Нам довелось стать семьей. Семьей, в которой все мы выбрали друг друга. Наша семья – не случайность. Мы не расстаемся, мы все время вместе.

Мы построили цельную жизнь – обыкновенную жизнь. Мы ужинаем вместе и по отдельности, готовим дома или заказываем что-то по интернету. Ходим в аквапарки и в Legoland[179] (последний, правда, уже переросли). Празднуем дни рождения и ночуем у друзей. Пухлые ножки, теперь уже оставшиеся в прошлом, передаваемая от старшего к младшему одежда, рюкзаки, выпускные в детском саду и куча рисунков и хорошо написанных сочинений на стенах и окнах кухни. Подтверждения всех наших достижений на стенах. Их школьные проекты рядом с моими фотографиями из журналов. Мы довольны тем, что имеем.

В детстве я думала, что буду жить в Голливуде, в доме с большой винтовой лестницей, как в фильме с Фредом Астером и Джинджер Роджерс. Теперь я и правда живу в доме с большой винтовой лестницей, как в фильме с Фредом Астером и Джинджер Роджерс, и считаю, что это замечательно. Чего я никак не ожидала, так это заполучить в довесок к дому замечательного соседа.

Впервые я встретила Тони Дюкетта[180] в Рождество. Случилось это двадцать пять лет назад, в единственное Рождество, проведенное мной не в Пенсильвании с семьей. Я собиралась в поездку вместе с лучшей подругой, но когда подошли выходные, почувствовала, что у меня совершенно нет сил, – я так быстро стала знаменитой, и эта внезапная слава выматывала. Пришлось приврать, что, возможно, все-таки поеду, но на самом деле просто осталась одна дома в Лос-Анджелесе. Я поздно встала, надела чистую пижаму и как раз заваривала чай, когда кто-то позвонил в дверь. Большие черные ворота из кованого железа распахнулись, явив Тони, которому в то время было хорошо за семьдесят. Он стоял – даже скорее позировал – посреди моего двора в костюме тирольца. У него была шапочка с изысканным пером, ледерхозе[181], зеленая куртка и трость. Выглядел он потрясающе.

«Счастливого Рождества!» – закричал он. Я была поражена. Он вошел и огляделся. Начал с винтовой лестницы в холле, дошел до середины и сказал: «Спасибо, что вернули в киноиндустрию шик. Я дружил с Мэри Пикфорд»[182]. Когда-то ей принадлежала земля, на которой теперь стоял мой дом, а Тони был с ней знаком. Меня он просто очаровал. Он создавал декорации для фильмов «Три мушкетера», «Король и я»[183] и для многих кинокартин о моде. Он славился своими декорациями и ювелирными изделиями.

Дом мой был огромным и пустым. Я только и делала, что работала и пыталась закончить строительство, поскольку купила его недостроенным. Я снималась без остановки и переходила от фильма к фильму. В один прекрасный день я вернулась домой, а Тони перебазировал множество фрагментов декораций и мебели из фильма «Король и я» в мою огромную гостиную. Да, все эти гигантские золотые скульптуры оказались в моем доме. А этот шикарный диван! Сказать, что я была в шоке, – ничего не сказать. Я еще не знала, как хочу обставить свой дом, но декорации со съемок «Король и я»? Это было, пожалуй, слишком. Они, конечно, были просто волшебными… но в моем доме?!

Стоит ли говорить, что я безумно влюбилась в Тони, обожавшего курить травку и устраивать вечеринки для любителей марихуаны на своем замечательнейшем заднем дворе, который был виден с моего балкона. У него был сад, с любовью созданный из куч какой-то ерунды, которую садовники Беверли-Хиллз[184] годами выкидывали на помойку. На самом деле весь его особняк был забит хламом и напоминал королевство великолепия и гламура. В его доме мы снимали сериал «Рэтчед» (там жила моя героиня). Просто потрясающе было собираться на работу и идти в соседний дом, к Тони, на съемки. Хотя он давно умер, я знаю, что он был там. Несомненно. Притаился среди маков.

Помню, когда мне было десять лет, я относила праздничный обед Бетти Возар. У нее было восемь или девять детей. Они жили в четырех домах от нас, то есть где-то в двух милях, все в той же сельской местности Пенсильвании. Она носила светлые домашние платья и передник и была очень похожа на Анну Маньяни[185]. В доме у нее все было разбросано – на лестнице, на столе, на полу, повсюду с гиканьем бегали дети, как кучка безумцев. Мне они казались такими счастливыми. Бетти всегда стояла в кухне или возле кухонного стола и читала. Пока готовила.

Я хотела такую же семью, чтобы в доме было шумно. Хотела дом, полный любви. Я познала дикую любовь, только глядя на собственных детей. Разумеется, я любила и прежде – глубоко, страстно, но любовь к своему ребенку совершенно особенна, по крайней мере для меня. У меня на самом деле начинало болеть в груди. Казалось, будто тело не в состоянии выдержать столько любви. Будто я вот-вот взорвусь.

Есть в доме особый дух – корзинка с пушистыми носками, огонь в камине, собака, сопящая на диване. Полная библиотека книг, чтобы читать и смотреть на них. Мы, разумеется, постоянно на кухне. Разве не все туда идут? Раньше я забегала туда только поесть и стоя ела разогретые в микроволновке полуфабрикаты – в перерыве между очень важными встречами.

Я воспитываю мальчишек, будучи матерью-одиночкой, так что, разумеется, случаются и деликатные моменты.

Теперь за ужином мы садимся за стол и по кругу рассказываем о лучшем и худшем событии дня. Так рождается вечерний разговор. Мы много смеемся. Когда Куинну было лет пять, он прямо посреди ужина снял пижамные штаны и продемонстрировал всем нам попу, в очередной раз подтвердив свою репутацию семейного клоуна. А Роан в двенадцать собрал компьютер экраном внутрь. Лэйрд же всегда объясняет всякие тонкие вопросы – он просто милашка, спокойный и добрый.