Автобиография Шэрон Стоун. Красота жизни, прожитой дважды

Когда в 2007 году она получила награду Prix Cinéma Vérité, вручаемую французской кинематографической организацией, которая повышает осведомленность населения о правах человека, меня пригласили выступить на церемонии. Я очень смутилась, это была почетная и волнительная миссия, поскольку мне выпал шанс не только встретиться с Аммой, но, как я надеялась, получить ее знаменитое объятие. Я хотела, чтобы меня так обняли. И меня обняли: ощущение было, будто тебя обнимает облако – теплое облако, которое пахнет добротой и излучает любовь. Она поговорила со мной на своем родном индийском языке[173]. Она верит, что ее долг – приносить утешение страждущим, и этот долг она выполняет с детства. Мы сразу подружились.

Теперь она принадлежит к числу самых дорогих моему сердцу компаньонов. Каждый раз, когда мы оказываемся в одном городе, я иду посидеть с ней, пока она раздает объятия. Ну, сначала я, конечно, тоже получаю объятие. Она шепчет мне на ухо «доченька, доченька, доченька» и обнимает меня, пока я плачу – отчасти даже от радости. И теперь я понимаю, что она излечила меня и позволила стать «доченькой, доченькой, доченькой». Она разрешает сидеть рядом с ней, сколько мне захочется, обсуждая со мной мою жизнь, мои попытки заняться служением другим, мои попытки вырасти над собой, разрешает посмотреть, как она служит другим. Это восхитительно. Это спокойно. Это освобождает.

Амма всегда спрашивает, чем я собираюсь заняться, над чем работаю. Наконец, после пяти лет злости и боли, захвативших меня безо всякой вины и оснований, я ответила: «Я работаю над тем, чтобы простить непростительное».

– А вот это хорошо! – она хлопнула в ладоши и так ослепительно улыбнулась мне, будто я была ее лучшей ученицей. – И как продвигается?

– Ну, с прощением все идет очень хорошо, – честно ответила я. К тому моменту я уже совершенно перестала переживать насчет своего разрушенного брака, тяжести алиментов на ребенка и всего остального. Но я не могла пережить, что у меня навсегда забрали сына.

– Что ж, придется тебе поместить непростительное в клетку, – сказала Амма.

– Вроде тех, что стоят в зоопарке или в цирке? – спросила я.

– Да.

– Ладно, – я постаралась себе это представить. – Готово.

– А теперь никогда не заходи в эту клетку.

– И все?

– Да, – сказала она.

Я просидела там долгое время, наверное час. Мне надо было свыкнуться с этой мыслью.

Я наблюдала, как Амма занимается своими делами, и боже правый, до чего она была хороша.

Она помогла мне понять, что даже у сострадания есть границы. Они не для тех, кто каждый день встает и выбирает путь разлада. К последним, кстати, отношусь и я.

Я поняла, что тоже не заслуживаю сострадания, раз поступаю так же. Я тоже участвовала в этом разладе. Мне понадобилось долгое время, чтобы отпустить прошлое. Чтобы навсегда уйти от клетки и больше к ней не приближаться.

Внутри меня так долго скрывался крокодил – он скалился и ждал повода, чтобы выбраться наружу и кого-нибудь цапнуть.

Ушло столько времени, чтобы добраться до пустоты. Остановиться. Отпустить. Полностью простить себя.

Мне понадобилось долгое время, чтобы отпустить прошлое. Чтобы навсегда уйти от клетки и больше к ней не приближаться.

Я простила ту маленькую девочку, которая не знала, что делать. Того ребенка, которому безумец угрожал смертью. Того ребенка, который так ждал героя, что готов был поверить любому манипулятору и становиться жертвой снова и снова. Девочку, верившую в собственную сказку о том, каким должен быть настоящий герой, из-за чего каждый раз, когда кто-то появлялся на горизонте – кто-то, кто вел себя, выглядел или пах так же, как этот фальшивый образ, она думала, что принц нашел ее и теперь точно спасет.

Я подошла к клетке и открыла ее.

Я открыла дверь в собственную клетку и освободила себя. С болезнью было покончено. Я потребовала, чтобы мне предоставили надлежащую медицинскую помощь, и получила ее. Я стала уважать себя и, вооружившись состраданием к самой себе, добилась уважения окружающих. Я осознала, что моя злость – великолепная штука. Это мощная часть меня, подобная другим ценным ощущениям вроде обоняния, вкуса и осязания. Если правильно воспользоваться этой злостью, контролировать ее, выбрать правильный способ ее использования, она становится ценным активом.

Столько людей говорили мне, что все утрясется, что Роан останется со мной.

Я плакала. Я волновалась. Я не могла сосредоточиться ни на чем, кроме как на том, как вернуть сына домой, в свои объятия. Ничто другое не имело значение. Только как вернуть ребенка. Я каждый раз проигрывала в суде – а потом перестала. Я сильно заболела, мне пришлось перезаложить дом в Лос-Анджелесе, я не могла работать.

Пресвятые угодники, как сказал бы мой папа.

Ладно.

Оказалось, надо просто перестать сопротивляться.

Через несколько месяцев, летом 2013 года, я стояла в кухне, и тут моя помощница Тина принесла письмо. Оно только что пришло. На первых страницах говорилось, что меня номинировали на Премию Саммита мира. Ежегодно лауреаты Нобелевской премии мира прошлых лет вручают эту награду деятелям культуры и индустрии развлечений, которые, по их мнению, внесли наибольший вклад в дело продвижения мира. Я чуть не упала, пока читала это письмо.

К счастью, рядом оказался мистер Роберт, маляр, работавший у меня на тот момент уже тридцать лет и ставший членом семьи. Он сидел за кухонной стойкой и обедал. Он взглянул на меня, улыбнулся и сказал: «Что ж, ты этого заслуживаешь, правда-правда».

Я уже собиралась встать по стойке смирно, но тут Тина заметила: «Думаю, вы не прочли последнюю страницу». Так и есть. А там было сказано, что я выиграла. Я начала задыхаться.

Мистер Роберт рассмеялся: «Вот видишь, как раз об этом я и говорю».

Ради этого мероприятия мы на неделю поехали в Польшу, и я познакомилась с людьми, которые стали мне друзьями на всю жизнь. Это было замечательно. Там собралось великое множество обладателей Нобелевской премии мира прошлых лет. Судя по всему, им пришлось договариваться, кто будет вручать мне награду. Бетти Уильямс решила, что сделать это должна она. Бетти вместе с Мейрид Корриган получила Нобелевскую премию мира в 1976 году за свой вклад в мирное разрешение конфликта в Северной Ирландии. Это произошло после того, как на глазах у Бетти троих детей сестры Мейрид насмерть сбила машина одного из боевиков ИРА[174], смертельно раненного британскими военными. Мейрид и Бетти собрали двести матерей и организовали марш. В следующем марше участвовало десять тысяч матерей, а в следующем – тридцать пять тысяч. Их деятельность остановила междоусобную войну. Когда Бетти поднялась и заговорила со мной, я поняла, что встретила человека, который уже знал меня. Того, кто уже понимал меня. Мы стали семьей.

Она рассказала, как однажды к ней подослали наемного убийцу. Он долго искал ее, а когда наконец нашел, она просто с ним поговорила. Он не только пощадил ее, но и перестал убивать, и до сих пор находится рядом с ней, трудится вместе с ней над общим делом, ради мира. Я спросила, как она этого добилась, и она сказала: «Дорогая, я полюбила его». Эта женщина – моя путеводная звезда. Именно благодаря ей я сумела все преодолеть на своем пути.

Теперь я стараюсь помнить, что нельзя загонять себя так, что потом сложно восстанавливаться. Теория, что «под лежачий камень вода не потечет», предполагает определенные границы, и у тех, кто привык с нереальной силой загонять себя, эти границы совершенно иные. Теперь для меня важно последовательно совершать свой бесконечный путь, руководствуясь верой, целью и жизненной философией.

Когда я вернулась из больницы, то еле ноги волочила. Количество нужных моему мозгу препаратов и последствия инсульта оказали разрушительное воздействие на весь организм.

Моя жизнь рухнула. Мало-помалу я теряла все, что имела. Я уже не могла постоять за себя и сопротивляться тем, кто задался целью сломать меня. Как бы то ни было, они растоптали мое эго, уничтожили мой мир в том виде, в котором я его знала, уничтожили успех, которого я так добивалась, лишили сбережений, которые я зарабатывала, стоя на четырехдюймовых каблуках на бетонном полу по шестнадцать часов в день, а то и больше. Я и без того оказалась на дне, а меня все пинали и пинали.

Самый близкий мне человек – или тот, кого я считала близким, – не проявил преданности, зато со мной была любовь. Любовь моей семьи. Когда стало ясно, что наступает кризис, те, кто по-настоящему любил меня, вернулись в мою жизнь и стояли насмерть. Любовь будто передавалась по сарафанному радио, но главное, это была любовь, которая рождается, когда люди молятся и думают о тебе. Эта любовь была мне знакома, и я глубоко прочувствовала ее, и эта любовь сохранила мне жизнь, когда шанс на выживание составлял один процент.

Его святейшество Далай-лама недавно выступил с лекцией об атомах, протонах, нейтронах и сострадании. По его словам, в атомах содержится целый мир; в атоме нет страха. Осмыслив эту теорию, я рассмеялась – я испытала такое невероятное облегчение, осознав, как лихо я каждый раз пыталась засунуть в свою жизнь ненужный страх, и всю бессмысленность этих попыток. Я попросила у Вселенной прощения за то, что понапрасну тратила ее время, хотя знала, что дарованное мне время уникальное и особенное.

Моя жизнь рухнула. Мало-помалу я теряла все, что имела. Я уже не могла постоять за себя и сопротивляться тем, кто задался целью сломать меня.

Да, я многого лишилась: карьеры, сбережений, права опеки над сыном и права жить с ним, так называемого брака, новых ролей, умения в течение двух минут просмотреть страницу текста и мгновенно воспроизвести свои реплики, а еще лишилась той яркой красоты, которой я, сама того не ведая, обладала.

Но я уже ничего не боялась. И, не ведая страха, смогла принять решение сохранить цельность своей личности. Я все еще могла сделать выбор и сохранить свою душу нетронутой. Я вела борьбу, заранее зная, что могу не выиграть, и вела ее в неблагоприятной обстановке. Я тринадцать лет сражалась за своего сына, ставила его возвращение в свою жизнь превыше всего остального. Это была очень долгая и очень сложная партия в шахматном мире опекунства, и я вела ее, пытаясь дать своему сыну все необходимое для его здоровья и благополучия.

Теперь, когда мой дом и моя семья в порядке, я могу начать заново идти к успеху в остальных сферах жизни, ведь и сердце мое наполнилось покоем и любовью.