Автобиография Шэрон Стоун. Красота жизни, прожитой дважды

Хиллари Клинтон[204] приезжала в Лос-Анджелес поговорить кое с кем из знаменитостей, обсудить, какую помощь мы можем оказать. Все мы сидели на полу чьей-то гостиной – нас, разумеется, заворожила ее речь. Она говорила: «У каждого из вас есть особый талант, талант, которого нет у меня. Вы снимаете фильмы, пишете песни, создаете самые разные произведения искусства, меняя мир, и это очень важно». Я стала ее убежденной последовательницей.

Я написала стихи вместе с парой молодых авторов песен – Марком Фейстом[205] и Дэймоном Шарпом[206], которые затем привлекли к работе отличного композитора: Дениз Рич[207] присоединилась к нам, собрала все воедино и показала, как сделать так, чтобы песня возымела нужный эффект. Столько замечательных артистов сообща работали над этой инициативой – от Джона Ледженда[208] до The Game[209], от Селин Дион[210] до Джосс Стоун[211], от Рубена Стаддарда[212] до Гевина Дегро[213]… Список можно продолжать и продолжать. Эта песня стала заглавной композицией альбома Come Together Now, средства от продажи которого шли на помощь тем, кто выжил после Катрины.

Именно об этом я говорила в свете ситуации в Китае: что можно сделать с последствиями случившегося? Что делать с последствиями наших собственных поступков?

Тем не менее, если кому-то очень нужен скандал, он его обязательно организует. Я чувствовала, что меня использовали. Я была готова принять и приветствовать множество важных людей, людей, которые прибыли, чтобы как-то изменить мир, что и сделала. Я была готова дать пятьдесят интервью, подробно рассказывая о текущем положении дел в статистике ВИЧ/СПИДа, что я и сделала. Это была моя работа. Я не была готова к столкновению с незваным гостем, вооруженным скверными намерениями и видеокамерой, который выпрыгнул из ниоткуда, очевидно, подстерегая меня, и извратил мои слова насчет землетрясения в Китае, превратив их во что-то неуважительное.

Мне уже позвонили из офиса Далай-ламы, спросили, можно ли упомянуть мое имя в рамках оказания гуманитарной помощи пострадавшим от землетрясения на тибетско-китайской границе, поскольку Его Святейшество, понятное дело, не мог позволить упомянуть его без уведомления. Я разрешила. Меня это очень растрогало. Так зачем надо было дискредитировать меня? Даже не буду пытаться объяснить причину, потому что все равно ошибусь.

Синди вернулась, и мы двинулись дальше, к огромной очереди облаченных в смокинги фотографов, которым предстояло сделать снимки для журналов и газет всего мира. Благодаря потрясающему освещению таких событий в прессе эти ребята совершенно изменили представление о ВИЧ/СПИДе.

А потом появилась Мадонна. Такая миниатюрная, что непонятно, откуда в ней такая мощь. А вот я, будучи в два раза крупнее, не могу спеть ни ноты. Мы здорово повеселились тем вечером. Она настоящий профессионал и всегда заставляла людей биться за ее время и внимание – она постоянно так делает. Лично меня вдохновляет ее сила воли, ее преданность делу, ее чувство юмора. В тот год мы вместе заработали еще более восьми миллионов для исследований, проводимых в Китае.

Из Канн – уже самостоятельно – я отправилась в Каролинский институт[214], в Швецию, где мне предстояло проводить исследования вместе с лучшими учеными мира. За одним столом со мной собрались тридцать врачей и исследователей, всем нам выдали по микроскопу, и мы обсуждали эту непростую тему.

Именно тогда ни с того ни с сего мой телефон стал разрываться от новостей и сообщений, что я по неосторожности обидела Китай. Всю страну. Господи Боже, как вообще я могла обидеть целую страну? Мне не нужен был этот конфликт. Я не хотела отвечать и отрываться от процесса работы над лекарством. Пляски в политическом хороводе не входили в число моих интересов. Все мы знаем, что единственный способ выбраться из этого – просто отойти в сторону. Так зачем вообще ввязываться?

Подписывая контракт с Dior, который в свое время спас меня и помог создать семью, я сказала: «Я не перестану быть общественной активисткой, и вас это должно устраивать». Они согласились. Но теперь Dior стал требовать, чтобы я извинилась перед Китаем. Синди без моего разрешения посовещалась с юристами, которые – опять же без моего разрешения – стали выпускать извинения от моего лица, заявления, которые я даже не видела. Все это превратилось прямо-таки в глобальный кризис. Где, разумеется, был в то время Джордж У. Буш? В Китае. А я оказалась простофилей и козлом отпущения. Невежественной знаменитостью, которую использовали, чтобы отвлечь внимание от другой проблемы, вот только что потом? Я вообще когда-нибудь узнаю ответ на этот вопрос? Хоть кто-то узнает?

Если кому-то очень нужен скандал, он его обязательно организует.

Я совершенно не понимала, с чего мне вдруг извиняться, ведь я понятия не имела, за что тут извиняться. Я использовала свое имя, чтобы помочь получить помощь людям из региона, пострадавшего во время землетрясения, но внезапно оказалась идиоткой, которая в нужный момент сказала не то, что надо.

Компания Dior издала заявление на китайском языке, в котором говорилось: «Мы не согласны с ее поспешным и легкомысленным комментарием и глубоко сожалеем о нем. Dior был одним из первых международных брендов на китайском рынке и завоевал любовь и уважение потребителей. Мы ни в коем случае не поддерживаем заявления, которые ранят чувства китайского народа».

Думаю, тут очень важно отметить, что заявление выпустил Dior. Как будто Dior говорил за меня. То есть вот как, по мнению всего мира, надо относиться к женщине – вот такого уважения она заслуживает. Как будто я не могу говорить от своего имени или объяснять свои слова. Как будто мои мысли принадлежат фирме Dior, как будто наши деловые отношения, выстроенные вокруг крема для кожи, перевешивают мои личные мысли и чувства, просто потому что непроверенный и неблагонадежный человек воспользовался ситуацией, чтобы спровоцировать скандал, пока я работала над проблемами ВИЧ/СПИДа.

Меня оскорбило то, как со мной обошлись. Кстати говоря, на этом все порешили, что «справились со мной». Адвоката я уволила, и даже с Синди у нас возникли серьезные разногласия (теперь мы их, конечно, преодолели). На нее оказывали жуткое давление и Dior, и Китай, в то время как она вообще-то пыталась выполнять свою работу для помощи больным ВИЧ/СПИДом. С таким не каждый день сталкиваешься.

Все это не отменяет благодарности, которую я испытала к компании Dior, и того, насколько я выросла, работая на нее. Эти две ситуации сосуществуют. Это и значит быть профессионалом и открыто вести себя по отношению к людям.

Тем не менее, когда меня спрашивают про #MeToo, я вспоминаю именно о таких случаях.

Я думаю, рискнул бы кто-нибудь так же использовать мужчину или нет. Каждое мое намерение, каждый поступок были в интересах Китая. Все мои дела и все мысли были направлены на то, как каждый из нас может стать лучше.

Dior отказались возобновлять мой контракт, чтобы не пришлось меня увольнять – это был бы тот еще спектакль. В Китае я попала в черный список.

Куда же ушли деньги, собранные мной для Китая? Может, спросить об этом Харви Вайнштейна?

Учитывая, что меня никогда не приглашали на собрание правления amfAR и за все годы моей работы на фонд никто не передавал мне никаких записей с этих встреч, довольно трудно проверить, удалось ли средствам, собранным в год моего юбилея, вообще попасть в Китай, особенно после того, как я оказалась в черном списке. Даже будучи лицом amfAR, большую часть информации о состоянии финансов я получала из интернета и от женщины по имени Бенна Серфати, которая работала в фонде и присылала мне одностраничные листовки перед мероприятиями. Больше ничего.

В конечном счете я извинилась перед народом Китая со словами: «Я очень опечалена и глубоко сожалею, что мои неуместные слова и действия во время интервью ранили чувства народа Китая. Я готова принять участие в оказании гуманитарной помощи пострадавшим от землетрясения в Китае и полностью посвятить себя помощи тем, кого затронула эта трагедия».

Останусь ли я для Китая в черном списке? Надеюсь, нет. Мне нравилось бывать там. Я до сих пор храню необработанный алмаз, подаренный мне актером, исполнявшим главную роль в китайской опере, которую я посмотрела и полюбила. Он связывает меня с местным театром. Я думаю о еде, которая мне так нравилась, о невероятно красивой культуре: на одной стороне улицы там можно обнаружить человека в рикше[215], а на другой – сложнейший многоэтажный рекламный щит с электронным табло, какого я никогда не видела прежде. Крайне важно побывать в разных местах, чтобы понять, о чем говоришь. Я скучаю по возможности узнавать новое о Китае и культурном наследии этой страны. Скучаю по возможности отвезти туда своих детей – смышленых и интересующихся миром. Мне кажется, все мы многое теряем, закрыв разум и границы, лишаемся умения понимать друг друга в глобальном масштабе. Мы столькому можем научиться, стольким поделиться друг с другом, когда не находимся в состоянии воображаемого конфликта, порожденного махинациями и страхом.

Мне бы хотелось избавить от боли и агонии всех детей, страдающих от этой жуткой болезни, мне бы хотелось стать лучше и быть полезной. В моем желании не было ничего неуважительного, оно ни в коем случае не пострадало и не изменилось из-за случившегося.