Стихотворения

Пьяницы

И чарка каторжна гуляе по столи. Е. В. Гребенка

Объедки огурцов, хрустевших на зубах,
бокатая бутыль сивухи синеватой
и перегар, каким комод-кабан пропах, –
бой-баба, баба-ночь, гульбою нас посватай!
Услонов-растопыр склещился полукруг,
и около стола, над холщовой простынью,
компания (сам-друг, сам-друг, и вновь сам-друг)
носы и шишки скул затушевала синью.
И подбородки – те, что налиты свинцом
и вздернуты потом (как будто всякий потрох)
так – нитками двумя, с концами, под лицом
заштопанными вкось, где скаты линий бодрых, –
замазала она, все та же стерва-ночь,
все та же сволочь-ночь, квачом своим багровым.
Ах, утлого дьячка успело заволочь
под покуть, – растрясти и заклевать под кровом!
Да гнутся – и майор, и поп, и землемер,
обрюзгший, как гусак под игом геморроя.
Надежен адвокат.
     – Аз, Веди, Твердо, Хер, –
ударился в букварь. – Глиста вы, не герои! –
и, чаркой чокнувшись с бутылью, – попадье:
Ее же, мать моя, приемлют и монаси. –
Дебела попадья.
        – Не сахар ли сие? –
И в сдобный локоть – чмок.
            А поп, как в тине, в рясе.
Торчмя торчит, что сыч.
          Ворочается глаз,
фарфоровый, пустой
         (а веко – сен-бернара):
мерещится попу, что потолок сейчас
с половой плюхнет вниз, сорвавшись с ординара.
Вояка свесил ус, и – капает с него.
…Под Плевною пошли на вылазку османы:
в ущелье – таборов разноголосый вой,
тюрбаны и чалма, и феска – сквозь туманы.
Светает. Бастион… Спросонья… «Ро-та, пли!..»
Обрюзгший землемер – находчивый бурсак:
Цыбулю – пополам, не круто посоли,
не заблудиться б тут да не попасть впросак.
Все собутыльники в размывчивом угаре.
Лишь попадья – в жару: ей впору жеребец.
Брыкаясь, гопака открамсывают хари,
и в зеркальце косом, в куске его – мертвец.
– Эге, да он, кажись, в засиженном стекле
похож на тот рожок, что вылущила полночь…
А муха все шустрей – пред попадьей во мгле –
зеленая снует, расплаживая сволочь.

1911–1915