Миланский вокзал

– Выбрось это из головы. Мне все равно, как ты это сделаешь, но останови гребаное кровотечение! – прорычал Меццанотте, рвавшийся обратно в бой.

Мужчина возился с его бровью, пока ему каким-то образом не удалось остановить кровь.

Теперь бой изменил свой характер: между двумя претендентами установился относительный баланс. Гусман стал более осторожным и держался настороже. Он настойчиво целился в сечку Рикардо не только кулаками, но и головой и локтями, и нанес несколько ударов ниже пояса. Меццанотте выразил протест рефери, который лишь пожал плечами. Не то чтобы это было удивительно: Гусман был боксером клуба, а руководил боем подчиненный Старика. Рикардо бросил взгляд в сторону своего бывшего тренера, который просто опустил взгляд. «Должно быть, у него действительно отчаянное желание отомстить мне, – подумал он, если он ставит на боксера, который, хотя и обещает много, попирает все ценности, которые всегда исповедовал Старик. Но и я тоже подтолкнул его к этому…»

Как бы то ни было, нарастающий гнев Меццанотте на жульничество противника послужил топливом, вывозящим его за пределы усталости и боли. Он возобновил прыжки вокруг Гусмана, так же свободно держась на ногах, как и в начале матча, и легко отражал его случайные атаки. Однако теперь, когда тот оставался плотно закрытым, ему тоже с трудом удавалось находить возможности для своих ударов. До конца боя оставалась еще целая минута, и Рикардо знал, что судьба поединка может измениться в любой момент, если Гусман нанесет один из своих смертоносных хуков, – и тогда для него все будет кончено.

Ему нужно было найти способ изменить ситуацию, но он не понимал, как это сделать, пока кое-что не заметил. Гусман часто повторял одну и ту же комбинацию – серия ударов по корпусу, за которой следовал левый джеб в голову, открывающий путь правому хуку, удару, который у него обладал сокрушительной силой, но не был технически безупречным, слишком широким – и на долю секунды раскрывался. Вот тут Меццанотте, двинувшись вперед, мог бы проскользнуть в эту щель. Однако для этого требовался идеальный момент. Прежде всего нужно было, чтобы Гусман выполнил именно эту комбинацию, а не другую. В противном случае Рикардо мог бы крепко нарваться.

Вскоре ему представилась такая возможность. Он даже не вздрогнул, когда Гусман нанес ему несколько ударов в живот, просто напружинив брюшные мышцы. Затем наклонился, пропуская удар противника над своей головой – и наконец взвился вверх, выбросив апперкот справа; в него он вложил всю силу, на которую только был способен. Его перчатка, как молоток, обрушилась на челюсть соперника, выбив у него изо рта капу.

Теряя сознание, Гусман попятился назад. Он бы упал, если б его не удержали канаты. Это был нокаутирующий удар, и Меццанотте мог бы остановиться, должен был это сделать – но не сделал. В слепой ярости, подпитываемый всем тем гневом, который он накопил не только за этот день, но и за недели и месяцы до этого, Рикардо бил его снова и снова. Он лишь смутно слышал «Неееет!!!», выкрикнутое Стариком во весь голос, когда нанес последний страшный удар в висок Гусмана, после которого тот упал, как изломанная марионетка.

Меццанотте наблюдал за последовавшими за этим безумными сценами, словно очнувшись от долгого сна. Старик и другие бросились в ринг, толпясь вокруг Гусмана, лежавшего без сознания на полу. Возникла большая суматоха; голоса перекрывали друг друга, все куда-то понеслось. Боец не приходил в себя. Кто-то делал ему массаж сердца и искусственное дыхание, пока вызывали «скорую помощь». Только после того, как, к всеобщему облегчению, он снова открыл глаза, подавая признаки жизни, пожилой тренер поднял растерянный и гневный взгляд на Меццанотте.

– Ты и так уже победил; что, тебе нужно было убить его? Убирайся отсюда! Уходи! Ты слышал меня? Ты мне здесь больше не нужен, убирайся!

В этот момент до Рикардо с ужасом дошло, что он натворил. Он тут же пожалел об этом – и отдал бы все, чтобы загладить свою вину, – но было уже слишком поздно.

Каким бы крутым он ни был, Гусман не успел бы восстановиться перед своим турниром в Германии. Но дело было не только в этом – Рикардо знал это так же хорошо, как и Старик. Есть поражения, от которых невозможно оправиться, которые ломают что-то внутри тебя. Карьера Гусмана была закончена. Меццанотте только что разрушил мечты своего бывшего тренера о славе. В очередной раз…

Он поспешно собрал свои вещи и сбежал, преследуемый прерывающимся голосом Старика, проклинающего его. Перед выходом из спортзала обернулся в последний раз. Никогда больше он не переступит порог «Спартака».