Его искали, а он нашелся

Слово "бочка" он произнес с неким придыханием, будто говорит о какой-то священной реликвии, а не про нечто столь обыденное. И еще лицо сделал такое, знаете, одухотворенное, будто раскаявшийся в коррупционерстве чиновник или решивший начать жить праведником придорожный тать. Дурацкое, в общем, лицо.

- Ну что за хрень, Ганс? - У меня даже слова уже кончились. - Я триста раз говорил, что это, бл*дь, не бочка, а колба, просто очень-очень большая, но все равно колба!

- Тин, даж я знаю, шо колбы не бывают размером с две мои головы. - Безапелляционно отметает мои возражения этот необразованный индивид. - Так шо оно - бочка.

Предметом спора был собранный на коленке и выплавленном, с помощью эссенциализма, из ближайшего валуна алхимическом станке состав. Сам состав я творил, используя в качестве реагентов уже готовые зелья, собственную фантазию, немногочисленные подходящие реагенты, которые я на зелья пока не пустил, и, конечно же, такую-то матерь. Заливать это оружие массового поражения пришлось в слепленный из обычных флакончиков контейнер. Напоминал он, между прочим, отнюдь не какую-то там вульгарную бочку... а трехлитровую банку для консервации огурцов, что послужила источником моего вдохновения.

- Во-первых, не в две головы, а максимум в полторы, а то и в одну целую и две десятых головы. - Спокойно возражаю, черпая умиротворение из внутренних резервов. - А во-вторых, это не бочка!!!

- О боги, Тин, да всем насрать! - Вмешивается танцовщица, для которой эта тема успела за последнее время стать триггером и кнопкой берсерка одновременно, ибо споров по такому важному поводу она выслушала в сотни раз больше, чем хотела бы, а хотела бы она не слышать их вообще, ни единого раза.

- Ладно, давай дальше, Ганс. - Успокаиваюсь не из-за признания поражения, а просто потому, что с каждой минутой клочок ока бури уменьшается все сильнее. - А ты, Гестия, доставай эту колбу. Ты же ее не потеряла?

Вместо ответа Гестия молча достала из вверенного ей рюкзака большой стеклянный чернильно-черный цилиндр. Цвет не случайный, так как мне пришлось затемнить стеклышко, чтобы нельзя было наблюдать многомерные завихрения, что творились внутри этой баночки. Прозрачная жидкость, чистая настолько, что сосуд с ней кажется пустым, вызывала, если долго на нее смотреть, головокружение и галлюцинации. Чистейший пространственный хаос, загнанный в бутылку. Буря в стакане во всей красе.

По сути, этот состав - оружие. Даже хороший щит оно может продавить, но, к счастью, оно не сразу вступает в реакцию, давая время на то, чтобы отойти подальше. Ну, заодно и перестраховка на тот случай, если бы Гестия его уронила о пол. Стекло там выдержит арбалетный выстрел, но с нашей-то удачей, стрелять по нему стали бы сразу баллистой.

- Дальше так и дальше. - Покорно соглашается мужчина, продолжая свое объяснение. - Если вывернуть эту дрянь из боч... колбы, да прямиком в сердце этого говна, да еще подтолкнуть его как следует. Твое варево, оно чуток похоже на всю эту херню - тоже, сталбыть, кусок Троп, только сжиженный, шо твоя самогонка. И вот когда они вместе будут бурлить, у меня будет секунда на то, шоб толкнуть в нужную сторону. А оно все толкнется.

- Слишком легко расслышать в этой прочувствованной речи невысказанное "но". - Отмирает Гестия, которой уже надоело быть молчаливым слушателем.

- А как без этого, туманная ты наша. - С легкой иронией соглашается следопыт. - Нагрузка будет такая, что без зелий я не возьмусь за это. Без очень хороших зелий. Самых лучших. И если я не справлюсь в один удар сердца, то вторым меня распи*дует, как того сурка, сожравшего брикет взрывной глины.

- Я хочу знать подоплеку этой фразы. - Говорю даже раньше Тарии, которая собиралась сказать то же самое. - Этой байки ты мне не рассказывал, а то я бы помнил.

Уделяем немного времени описанию очередной оды армейскому долбое*изму, благодаря которому солдаты таки накормили несчастное животное выданным оным солдатам взрывоопасным веществом, отчего беднягу расперло, - от радости, не иначе, - прямо во время парадного построения в честь приезда какой-то столичной шишки. История казалась смешной, да и сам Ганс посмеивался, одновременно заливая в себя крайне токсичный набор усилителей, пока не вспомнил уже не столь смешные детали. Семерых вздернутых парней, из которых хоть сколько-то виновными были лишь двое, долгие дни гауптвахты и прочие прелести службы в средневековой армии.

От количества выпитого Ганс весь аж почернел - маску он снял, так что я легко мог полюбоваться на проступившие сквозь кожу лица темно-синие вены. А еще он начал как-то странно мигать, будто теперь ему приходилось прикладывать усилие, лишь бы не выпасть на Тропу, когда раньше он напрягался для того, чтобы на нее попасть.

- Красавец. - Комментарий Тарии был сопровожден поднятым большим пальцем, жестом не только интернациональным, но и междумировым, тут же отзеркаленным мною и, после паузы, Лосием да Гестией. - Пни эту херню как следует.

Я, тем временем, начал восстанавливать купол цитадели, ведь за время короткого разговора по душам клочок стабильной территории сократился до смешных двух метров. Вот он еще есть, а мы стоим, обнявшись тесной группой, внутри постепенно крепнущего кокона. Вот пол под ногами все сильнее тускнеет, пока не становится абсолютно черным - верх и низ просто перестали существовать, а Тени создали нам новую опору вместо отсутствующей.

А потом случились сразу несколько вещей, слившихся в одно короткое мгновение, в череду смазанных и неотделимых друг от друга событий. Событий, что решили судьбу этого города.

Сдерживающий контур лопнул без любых внешних проявлений, да и в сенсорном восприятии он тоже был неслышным, в отличие от легкоразличимого разрушения Печати. То ли сей момент вообще не мог быть уловлен без сродства с нужным планом, то ли намеренно свернутые чувства пропустили его в потоке захлестнувшего нас хаоса. Единственный способ, которым я смог распознать падение последнего гвоздя, что не давал открыться тому гробу, который собирался накрыть Тавимарк, было ясновидение, но даже в нем я среагировал с запозданием.

А вот Ганс, мигающий все чаще, все быстрее, успел понять ситуацию и начать действовать куда быстрее. Теневой купол даже не шелохнулся, пропуская его фигурку в творящийся снаружи беспредел. Мне даже показалось, что Тени, хоть и хотели его сожрать, как и всегда, были не против понаблюдать за тем, как жалкого человечка перекрутит в мясорубке.

Мигнув в очередной раз, Ганс словно застыл, будто прифотошопленный к видео кусок неподвижного изображения - плоский, нелепый и жалкий на фоне творящегося паноптикума. А потом он налился силой, мощью и какой-то направленностью, чем-то неуловимым, но в то же время очень могучим. Идущий по Следу вложил весь свой резерв в один удар, на секунду став чем-то большим, чем просто человек, пусть даже обладающий высоким уровнем и непростым классом.

А потом он ударил.

На миг, слишком короткий, чтобы его можно было различить обычным восприятием, все пространство, вся эта бешено крутящаяся и уходящая сама в себя спираль безумия, застыло неподвижным изваянием. Миг прошел, и вся эта неестественная мерзость, что-то нематериальное, не имеющее ни физического, ни энергетического проявления, словно натянулось, будто тончайшая ткань. Натянулось и понеслось вниз, к тому месту, куда Ганс вылил мой состав.

Кадры сменялись один другим, а Тени, составляющие мою цитадель, одна за другой просто вырывались из монолитного укрепления. Их не убивало, не рвало на части, а просто уносило куда-то вслед за уносящимся нечто. Будто самый стремный во вселенной слив в наполненной водой ванной, только еще страшнее.

С последним рывком, когда аномалия затянула даже две Старшие Тени, мир снова стал нормальным, и даже эффект от моего зелья пропал. Хотя как раз последнее должно было просуществовать пару часов минимум. Я даже был готов, при необходимости, заливать его тенями, чтобы прекратить действие состава, но не пришлось. Радостная новость, ведь резерв был не то чтобы совсем истощен, нет, но тонкие тела изрядно устали от постоянного перенапряжения.

Кроме радостной новости, однако, была еще одна новость - похуже.

Куда-то запропастился Ганс.

Я, честно говоря, не сразу понял, что именно произошло. Все же я слишком привык к тому, что мне и моим соратникам сопутствует постоянная улыбка Фортуны, привык к тому, что никто из нас не попадал в такой передел, когда никак нельзя было спастись. Даже когда Тария едва не умерла от интоксикации, я четко осознавал, что у меня есть способ ее спасти, и, если я не напортачу, то она не умрет.

А сейчас я просто не предвидел этого исхода - Тропы вообще очень трудно просматривать, даже после моего успешного пророческого транса. А ведь Ганс еще и сам туда шагнул, добровольно. Вот если бы дело шло о внезапном ударе этой силы, то я бы сумел ухватить это событие до того, как оно произойдет. Может быть, не слишком точно, без конкретики, но все же смог бы. Увы, даже легендарный ясновидец не может полностью прозреть все пути, особенно если один из них, самый опасный, настолько закрыт от любого прозрения. Особенно если кто-то выбирает этот путь сам.

И ведь я знал об этом, знал, что это риск, но почему-то не смог заставить себя предположить, что в этот раз кости выпадут не в нашу пользу, что мы проиграем, пусть даже победив то, против чего начинали партию. В голове роились тысячи мыслей, сердце разгонялось чаще, провоцируя резерв восполняться все быстрее, внутренности переходили в теневую форму, а ясновидение разгонялось до совсем уж запредельных даже для меня скоростей, стремясь найти, отыскать моего соратника, моего друга. Отыскать, продавить, прорезать себе путь, разорвать зыбкое небытие Троп и навязать им свою волю - то, что я умел делать, пожалуй, на высочайшем уровне.

Но не находил ничего.

Ганс исчез в самом центре водоворота, нырнув следом за ним, скрывшись, таким образом, еще и от моего взора. Или наоборот? Именно влияние сущности скрыло от меня Ганса, лишив даже малейшей надежды на то, чтобы вытащить его из пасти небытия. Не было желания рыдать или щемящего сердца, но что-то в глубине души словно рычало, рвалось наружу, не желая признавать поражение, не желая терять одного из немногих, для кого я был не еще одной помехой, не угрозой их сытой жизни и не террористом-смертником.

- Как же так-то? - Тария аж посерела вся, и я вижу это, несмотря на то, что не поворачиваюсь к ней лицом.

Ясновидение, словно извиняясь за бессилие, скармливает мне просто гору бесполезной информации, не в силах зацепиться за ту ниточку, что поможет мне пробить хаотический водоворот путей.

- Это... достойный конец. - Лосий, это видно, до конца не может поверить, принять свершившийся факт. - Даже среди самых достойных, этот конец будет достойным.

Гестия молчит. Не из-за того, что ей плевать, хотя характер чудовища и ее собственное равнодушие мешает по-настоящему ощутить чувство потери, а потому, что она не умеет утешать или соболезновать. Бывшая офицер понимает, что любые ее слова покажутся слишком натянутыми, неестественными. Потому она и молчит.