Притворяясь нормальной. История девушки, живущей с шизофренией

Побочным эффектом моего состояния было то, что я утратила интерес к еде или забывала о том, что надо поесть; это привело к потере веса. В конце ноября 2013 года я снова помещалась в топики размера XS и платья нулевого размера. Сама удивилась, как это быстро произошло.

Когда я все же смотрелась в зеркало – чего по большей части избегала, ибо неврологическое нарушение, которое разрывает связи между эмоциональным узнаванием и лицами людей, распространяется и на мое собственное лицо, – я замечала, что мое тело разительно изменилось. Во время одного визита в ванную я приподняла ладонями свой обвисший лифчик. Кости. Когда-нибудь – прах. Я заказала новый лифчик, черный, отделанный персиковым кружевом.

Его доставили. Он почему-то показался мне абсурдным в своей сексуальности. Чашки едва прикрывали грудь. Лямки были сделаны на манер сбруи. Это была я, но это была не я. Я сделала автопортрет на Polaroid из 1970-х. Получившуюся фотографию, на которой я изо всех сил стараюсь придать лицу очаровательное, влекущее выражение, я подарила К.

В этих воспоминаниях в изобилии присутствуют соматические детали: что на мне было надето, как я выглядела. Я говорила себе посредством зеркал, нарядов, полароидов и взвешивания: у тебя есть тело. Это тело живо.

Я потеряла 10 килограммов всего за 2 недели, потому что утратила интерес к еде. Я сама удивилась, как быстро это произошло.

Но чем усерднее я старалась напоминать себе самыми разными способами, что у меня действительно, кажется, было тело, тем большее волнение меня охватывало. Существование в качестве мертвой противоречило так называемым доказательствам существования в качестве живой. Я стала избегать этих доказательств, поскольку они не приносили мне утешения. Напротив, они провоцировали мое безумие.

Зачем все это делать? Почему я вела себя как живая, если верила – на разных уровнях абсолютности, – что мертва? Представление о собственной проклятости ни разу не покинуло меня, когда я страдала бредом Котара, зато уменьшалась степень отчаяния, которое я в связи с этим испытывала. Бо́льшую часть времени я была способна заткнуть это отчаяние достаточно далеко, чтобы продолжать – бесцельно, на мой взгляд, – чистить зубы, иногда мыть голову в раковине и отчитываться о своих симптомах фантому, который утверждал, что он мой врач.

Самоубийство мне на ум не приходило, хотя раньше, во время моих депрессий, я об этом думала. Вероятно, рассматривай я самоубийство как вариант, я не стала бы продолжать выполнять задачи, которые считала бессмысленными, и вместо этого попыталась бы убить себя. Но поскольку я была мертвой женщиной, мое состояние означало, что успешное самоубийство просто обрекло бы меня на тот же самый, а то и на более глубокий, неизмеримо более страшный круг ада.

Вместо того чтобы убить себя, я посмотрела фильм «Приколисты» Адама Сэндлера. Я и не знала, что певец и автор песен Джеймс Тейлор снялся в эпизоде этого фильма. Когда он появился на экране, я подумала: о боже! Не могу поверить, что Джеймс Тейлор все еще жив, а я умерла.

24 ноября 2013 года.

Как ребенок, выпрашивающий сказку на ночь, в 6 утра я вышла из своей студии и забралась в постель к К. И сказала:

– Расскажи мне о том, что реально.

Я расспрашивала его обо всем. Я просила его рассказать мне, кто я, что мне нравится, откуда я родом, чем занимаюсь. Я расспрашивала его о своих родителях. Я спрашивала его, реальны ли они, хоть и живут в другой стране и приезжают повидаться со мной раз в году. Я спрашивала его о президенте и о вице-президенте. Он рассказывал мне о нашем доме. Он рассказывал мне о нашем районе и городе, в котором мы живем. Он объяснял, откуда взялась наша мебель. Говорил, что всю ее я выбрала сама. Рассказал мне о фермерском столе у нас в столовой.

Я слушала, пока он, опираясь на логику, доказывал мне, что я жива.

– Когда люди умирают, – говорил он, – их хоронят, а потом их больше никто не видит. Так случилось в прошлом году с дедушкой. Я больше его не вижу, но тебя я вижу.

Ничто из этого не решило проблему, зато помогло. Успокоило и утешило так же, как сказка на ночь. Я поблагодарила его. Он снова уснул, а я вернулась в студию.

Согласно древнегреческому мифу, Деметра вызывает Персефону из царства мертвых раз в год. Я воображала себя этой бледной дщерью, которая, как мне представлялось, настолько привыкла находиться среди умерших, что не понимает своего перехода в земли живых. Для меня исчезновение бреда Котара происходит без фанфар. Нет такого момента, когда я смотрю по сторонам и осознаю, что меня воскресили, нет никакой радости оттого, что я избавилась от проклятия. Я заболеваю другими, более явно физическими болезнями. Я прохожу неврологические обследования, МРТ и компьютерную томографию, обследуюсь на рак, и мне страшно, но я в достаточной мере осознаю себя, чтобы понимать, что в проклятости нет даже надежды на смерть – одно только продолжение того же самого ужасного страдания. Оно стоит отдельно от утраты, травмы или даже, возможно, скорби; все перечисленные вещи ужасны, и все же они прекрасны для мертвой женщины, которая видит их замечательно человечными – и живыми.

Бред Котара исчезает внезапно. Нет такого момента, когда я чувствую, что меня воскресили. Я просто заболеваю другими, более физическими болезнями.