Русская идея от Николая I до Путина. Книга IV-2000-2016

Предыстория

Начинать, увы, придется издалека. Тридцатилетняя война католиков и протестантов закончилась в середине XVII века скверным компромиссом. Вестфальский договор 1648 года гласил: «Чья власть, того и вера». Не предусматривался в нем, иначе говоря, ни гарант нового миропорядка, ни общепризнанная шкала ценностей. Мир фрагментировался: каждый за себя и никто за всех. Решала сила. Крупнейший современный специалист в области международных отношений Кеннет Волтз определил этот вестфальский мир как «беззаконную анархию». Другой эксперт Роджер Мастерс остроумно назвал свою книгу «Мировая политика как первобытная политическая система».

Впоследствии система эта получила более благозвучные названия: «баланс интересов» и Realpolitik, но первобытная ее суть от этого не изменилась.

Так и формулировал самый влиятельный из ее современных гуру Ганс Моргентау в своем знаменитом труде «Политика наций»: «Государственные деятели мыслят и действуют в терминах интереса, определяемого как сила. И постольку мировая политика есть политика силы». Но ведь это и есть анархия: циник сказал бы: у кого больше железа, тот и прав. В африканском племени Нуэр, сохранившемся благодаря изоляции от мира, говорили туземцы проще и ярче: «Правда — на кончике копья».

Иногда в этот застоявшийся «вестфальский мир» врывались, как метеоры демонстративные «нарушители баланса», которым удавалось на время доминировать в Европе. Либо потому, что были сильнее всех, либо потому, что воображали себя самыми сильными, как тараканище из сказки Чуковского, а остальные не смели это проверить.

Самыми яркими представителями обеих этих разновидностей гегемонии, основанной на силе-реальной и воображаемой — были в XIX веке Наполеон и Николай I. В ту пору, впрочем. великие державы умели еще. объединяясь, общими силами устранять таких гегемонов. Как правило, однако, «нарушать баланс» позволялось. Но лишь договорившись предварительно с другими и пообещав им кусок потенциальной добычи.

На протяжении всего XIX века «нарушали баланс» обычно за счет деградирующей на задворках Европы Оттоманской империи (раздел Африки не в счет, там никто ничего не «нарушал», Африка считалась ничейной). Эта гигантская евразийская и евроафриканская империя (я назвал ее в трилогии «Турецкой Московией» потому, что так могла бы выглядеть и Россия, не разверни ее вовремя лицом к Европе Петр) была самой легкой добычей.

Откусывали от нее кусок за куском, начиная с греков, добившихся в 1820-е при помощи Европы независимости, и французов, откусивших в 1830-е Алжир, и все равно до самой Первой мировой войны хватило.

И все-таки по мере того, как к XX веку раздел Африки подходил к концу и «опоздавшие на сафари» нетерпеливо топали ногами, все явственнее становилось, что великие державы скоро начнут «нарушать баланс» друг за счет друга. В воздухе запахло большой войной. Никакого механизма ее предотвращения в «вестфальский мир» международной анархии, естественно, встроено не было. Самые дальновидные предчувствовали, что несчастье надвигается беспрецедентное. Август Бебель предупреждал в рейхстаге, что мировая война закончится революцией, над ним посмеялись. Совсем молодой еще тогда Уинстон Черчилль пытался объяснить в палате общин, что «войны народов не похожи на войны королей и кончаются тотальным разгромом побежденных», но его не услышали.

И — случилось! И революции случились, и тотальный разгром побежденных. Только вмешательство заокеанской державы спасло Европу от гегемонии Германской империи. Цена ее попытки, однако, оказалась непомерной, катастрофической. Девять миллионов (!) солдат, моряков и летчиков пали на поле боя, втрое больше оставила по себе война молодых калек. Столько несчастных семей и погубленных надежд! Долгосрочными последствиями войны стали распад четырех империй, две грандиозные революции — большевистская в России и национал-социалистическая в Германии, — сделавшие неизбежной Вторую мировую войну, геноцид армян в Турции и вдобавок еще «испанка», эпидемия смертельного гриппа, унесшая столько жизней, что никто их до сих пор не подсчитал…

Но даже эта поистине величайшая геополитическая катастрофа ничему мир не научила. Он по-прежнему оставался «вестфальским» — без гаранта международной безопасности и без общепризнанной шкалы ценностей. Анархическим, другими словами, он оставался. Таким примерно, возвращения к которому деятельно добивается сегодня путинская дипломатия.