История христианской церкви в XIX веке. Том 1. Инославный христианский Запад

Чем глубже он всматривался в дело, тем неоспоримее чудились ему притязания на кафотичность Рима. В то же самое время от его глаз не скрывалось то противоречие, которое высказывали англиканские мыслители при объяснении учения своей церкви. Он видел, что епископы вооружены против него, общественное мнение и зилотствующие осуждают выдвигаемые им принципы. У него невольно являлся вопрос: кто же лучше понимает англиканскую церковь – он ли со своими думами и своим собственным умом, или же остальные ее члены и органы.

В 1843 году Ньюман дает понять, что он не может долее оставаться в англиканстве. Но он все еще медлил своим отречением от нее, и окружавший его мир не знал о нем ничего более, кроме того, что он занят разрешением запутанных и сложных вопросов. Не желая быть прозелитом, Ньюман хотел остаться одиноким, и не спешил поведать назревавшее в нем решение. Он знал, что за его спиной стоят люди нетерпеливые в своих желаниях, также смущенные сомнениями, но уже готовые перейти на другой берег без замедления. Между ними были люди богатого воображения и красноречия, как Фабер, сильного интеллекта и чуткого к богословским проблемам, как Далгэйрн, метафизического направления, но недостаточно богатого знаниями, как Уорд. Ньюман удерживал их в англиканстве, пока оставался сам. Они задавали ему трудные вопросы, указывали на события и факты, противоречившие его представлениям о католицизме, и готовы были перепрыгнуть ту преграду, которая отделяла их от Рима. Тон их речи делался жестче и грубее по отношению к англиканизму и желчь начала выливаться со всей своей силой. «Как я ненавижу этих англикан!», воскликнул один из этого круга людей, все ярче и ярче отделявшихся от общей партии. Но это не был язык самого Ньюмана217.

С самого почти начала движения официальные лица, стоявшие во главе университета, или как их называют – «главы домов», относились враждебно к новому течению богословской мысли Оксфорда. Они не хотели понять высоких целей трактариан, не старались вникнуть в руководившие ими чувства и побуждения, не видели в движении возрождения убеждений старых англокатоликов, а чутьем догадывались лишь об опасности для рутинного протестантизма, и в то же время не желали снизойти до того, чтобы своим руководством оградить горячих людей от впадения в крайность романизма.

Церковные власти – епископы – были безучастными. Они мудро избрали себе выжидательную политику и чувствовали себя в неловком положении. С одной стороны они знали, что никто так не поддерживает их авторитета, никто так не распинается за предоставление им свободы действий, никто так не возвышает их положения в обществе – как трактариане, но с другой стороны искушенные опытом они видели, что вставая на сторону новых вождей, они возбуждали к себе ненависть в старых людях, отталкивали от себя евангѳликалов. Только некоторые из епископов ополчились на трактариан, и, дав волю своим страстям, в разгаре и запальчивости доходили до крайностей, называя, как еп. честерский Самнэр, все движение «работой сатаны».

Весной 1839 года положение Ньюмана в англиканской церкви было на высоте. Ему оказывалось полное доверие и уважение. Но, с этого же момента начинается его окончательный поворот в сторону Рима. В этом году он напечатал в «Брит, критике» свою статью о «состоянии религиозных партий», и эта статья, как он понял впоследствии была «последними словами, которые он говорил как англиканин к англиканам», она была «прощальным адресом» к его друзьям (Apolog. 181, 82). «С конца 1841 года, – пишет он, – я был уже на смертном одре относительно моего общения с англик. Церковью». Но прежде чем окончательно умирать для своей церкви, Ньюман сделал последнее напряжение, собрал все свои силы и решился показать, что «XXXIX членов религии», Книга общ. молитв, книга гомилий – эти символические книги его церкви не только не противоречат, но и могут быть согласованы с определениями Тридентского собора и учением Рима, и лишь отвергают те заблуждения, на которых не настаивает и «романизм» (рим. католицизм).

В субботу утром 27 февраля 1841 года Кампбэль Тэйт, будущий архиепископ кентербюрийский, спокойно сидел в своей комнате в Баллиольском колледже. «Вот, – воскликнул Уорд, вбегая возбужденный в комнату, – здесь есть нечто достойное чтения!», – и с этими словами бросил на стол только что отпечатанную брошюру218. Это был знаменитый 90-й трактат Ньюмана, в котором он доказывал, что 32 член англиканского исповедания осуждает римское учение об очистилище, но не осуждает учения о чистилище вообще, как месте постепенного очищения после смерти, что англик. церковь осуждает «жертвы римских месс», но не отрицает учения о жертве в евхаристии и так далее.

Этот трактат вызвал в университете целую бурю. Он опубликован был 27 февраля, а 8 марта четыре старших тутора адресовались к его издателю с заявлением, что 90-й трактат не согласен с уставами университета. 15-го же марта трактат осужден был и главами университета. Дальнейшая история движения, без сомнения, должна была сделаться непрерывной борьбой двух лагерей. Стремление к Риму одной части трактарианской партии сделалось несомненным. Но оксфордские и церковные власти взглянули на дело односторонне: они пренебрегли моральной силой движения, старавшегося поднять жизнь Оксфорда и защитить церковь от угнетения крайней протестантской партией, и показали неизвинительное невежество в знании авторитетных ортодоксальных богословов, на которых основывались трактариане.

Первое возбуждение, вызванное 90 трактатом скоро улеглось и вещи пошли своим порядком. Летом 1841 года Ньюман жил спокойно в Литтльморе, занимаясь переводом творений Афанасия Александрийского. 29 октября Кебл прочел свою последнюю лекцию в Оксфорде. На его место выдвинута была кандидатура Исаака Вилльямса, которого поддерживал и Пьюзей, но подозрение, накинутое теперь на трактариан, было препятствием, и кандидатура Вилльямса была отвергнута.

Другое событие того же года, неприятно поразившее трактариан, было основание англиканской епископской кафедры в Иерусалиме в союзе с прусской протестантской церковью. Ньюману казалось невозможным, чтобы англик. церковь вошла в союз с протестантством и кальвинизмом Пруссии, и заявил свой открытый протест219. Последний не был принят во внимание, не смотря на поддержку единомышленников Ньюмана, и Ньюман потерял еще более веру в англик. церковь. 24 мая 1843 года Пьюзей проповедовал об евхаристии. Неделю спустя проф. Фауссэт обвинял эту проповедь как еретическую перед вице-канцлером университета Последний, согласно с уставом, собрал тесть профессоров богословия и 2 июня Пьюзей осужден был за проповедование учения противного англиканской церкви и ему запрещено было про поведывать в течение двух лет.

Дело произведено было секретно и Пьюзею отказано было в защите. Осуждение подобного лица произвело переполох не только в Оксфорде, но и за его стенами. Здесь, несомненно, высказалась уже ненависть к трактарианам, которая перешла даже границы всякой справедливости. Для всех избиравшихся в члены того или другого колледжа в Оксфорде начали предлагать самое строгое испытание в тех пунктах 90 трактата, которые казались папским учением, относительно непогрешимости вселенских соборов, чистилища, иконопочитания и обращения в молитвах к святым.

Подобное отношение оксфордских властей к движению не остановило смелости трактариан. Напротив, более крайние из них, еще с большей смелостью продолжали идти вперед по принятому направлению. Если Ньюман в своем 90 трактате старался показать, что между Англией и Римом весьма много общего, то Уорд (Word) пошел далее и утверждал, что здесь нет различия в догматическом учении. Уорд отличался необыкновенными диалектическими способностями. Влияние Ньюмана было неотразимым для него и он сделался его ревностным учеником. Уорд примкнул к движению гораздо позднее своего вождя, и не чувствовал особенно глубокой привязанности к англик. церкви. От Ньюмана он заимствовал основную идею о кафолическом богословии, как глубокой и истинной религиозной философии, удовлетворяющей и ум и сердце. Отсюда же он заимствовал и идею кафолической церкви, с которой англиканская церковь, как изолированная от остального христианства, отличавшаяся в учении от других церквей, допускавшая свободу мнений, носивших подчас характер еретический, не была согласна. Вступая в полемику, при появлении 90 трактата, он утверждал, что англиканские члены были написаны таким образом, что не затрагивали бесспорно кафолического учения, что их составители не хотели нарушать связи с древне-кафолическими отцами церкви, но что по своему характеру они были компромиссом между крайними партиями, и сами в себе, взятые отдельно, были не кафолическими. Он отказывался признать каѳолическим учение членов об оправдании, как основанное чисто на лютеранской теории. По его представлениям религиозное знание основывалось на нравственности, на гармонии веры с сердцем, отсюда лютеранское отделение веры от морали казалось ему хуже атеизма.

Уорд не был одиноким, настаивая на гармонии морали с религиозным знанием. Моральная сторона религии занимала умы трактариан не менее чем другие вопросы. Жизнь первых христиан, аскетизм и подвижничество отцов сделались предметами почитания и подражания. Ничего нет удивительного, что те формы, в которых воплощались подобные же чувства в римском католицизме, обратили особенное на себя внимание трактариан. Из них целибат или безбрачие духовенства, на которое смотрели как на подвиг и самоотвержение духовенства, с целью более преданного служения делу пастырства, особенно возбуждали внимание в Оксфорде. Без сомнения идея о безбрачной жизни сама в себе была одинакова и религиозной и утилитарной и не соединяла с собой непременно представления о самоотвержении, но в Оксфорде она приняла чисто римско-католическую форму, и была одним из тех толчков, которые влекли более крайних к Риму.

В этом направлении работал особенно Оаклэй, священник в Лондоне. Органом подобных идей был «Британский критик», который скоро подвергся осуждению, как проповедовавший «романизм», со стороны даже Пальмера (Воргестерского), и прекратил свое издание. В 1844 году Уорд отпечатал книгу: «Идеал христианской церкви», в которой идеальной церковью признавалась римская, и осуждалась англиканская. В том же году на место вицеканцлера в Оксфорде избран был д-р Симонс, горячий противник движения, и это избрание было новым поражением для партии Пьюзея.

Книга подверглась немедленному осуждению и Уорд лишен был всех университетских степеней. Самые горячие обвинения раздавались по адресу трактариан, подозрения смешивались с ненавистью и клеветы превращались в дешевые и грязные памфлеты.

Удалившись в Литтльмор, Ньюман был молчалив, как статуя. Казалось, он не принимал никакого участия в событиях Оксфорда. Никто однако не сомневался, что его последний шаг уже предрешен, остается лишь вопросом времени. 3-го октября 1845 года Ньюман подал прошение об исключении его из списков Ориэльского колледжа и университета и 8-го числа был принят в римско-католическую церковь. В том же году покинули англиканство Уорд, Фабэр, Оаклэй, Далгэйрн, и многие другие. Но потеряв своего вождя, движение не кончилось и не остановилось. Здесь оставался еще Пьюзей. был верен ему Кебл, не покидал его Пальмер, Моцлэй и другие, не менее выдающиеся люди, чем те, которые поспешили укрыться в р.-католичестве. Их вера в англиканскую церковь оставалась непоколебимой, их надежды на ее улучшение и процветание были не потеряны. Уважение к этим вождям и каѳолическим принципам движения продолжало возбуждать энтузиазм в духовенстве, и оно спешило популизировать идеи церковного движения всеми возможными путями: проповедью, составлением обществ, богослужением. Вместо «Британского критика» возникли английский «Черчмен» (Churchman) и «Гардэн» (Guardian), которые стали служить проводниками каѳолических идеи. Движение перестало быть исключительно научным и распространилось за стены Оксфорда, в Лондоне и провинциях.