Легенда о лиловом драконе

* * *

— Я тебя люблю, — негромко сказала Ариана и, заметив, как Лил вздрогнул, почти спокойно продолжила: — Это единственное, что я могу тебе предложить. Я никогда не стану такой красивой, как Беанна, или такой непосредственной, как Ильга. И даже такой беззаботной, как в детстве, уже не смогу быть. Если тебе достаточно моей любви, я обещаю сделать все, что в моих силах, чтобы тебе не пришлось пожалеть о своем выборе. Если нет…

Если нет, тогда ей, пожалуй, оставалось только утопиться в холодном, уже совсем остывшем море. Но Ариана так устала бояться, что сил уже не было. Они закончились тогда, когда она увидела, как Ильга смотрит на Лила и как крепко сжимает его руку. До сих пор одной Ариане была доступна подобная близость: но что, если лишь по причине отсутствия у нее страха к его дракону? Ариана единственная подружилась с ним в детстве и приняла его сейчас — разве не мог Лил именно поэтому выделить ее среди других девушек? Ариана была достаточно самокритична, чтобы видеть все свои недостатки, а их было совсем даже не мало. Вечно замученная: Лилу из раза в раз приходилось утешать и успокаивать ее; вечно растрепанная: единственный комплимент, который она слышала от него, прозвучал тогда, когда у нее было новое платье и украшенная ведуньей коса; вечно занятая: чем угодно, только не Лилом, и по его взглядам можно было понять, сколь разочарован он таким ее отношением. Вряд ли какая другая девушка доставляла бы столько же проблем, сколько Ариана. Но ни одна из них не сможет полюбить Лила так глубоко и искренне, как любила она. И потому должна была за него бороться, а не придумывать всякие несуществующие препятствия, как пару месяцев назад. Не мучить Лила и не отталкивать его. И не ждать награды за свои чувства, как бы ни хотелось услышать от него столь же убедительный ответ. Потому что Лил и был наградой. И она лучше всех на свете это понимала. Все девять лет их знакомства.

Лил весь ужин тайком поглядывал на Ариану. Перемену в ее настроении он почувствовал сразу, хотя она тщательно старалась ее скрыть. Ариана улыбалась, расспрашивала о путешествии, накрывала на стол, привычно поставив перед Лилом самую большую тарелку, но все это делала словно через силу, будто думала о чем-то своем и пыталась принять решение. Она не зацепилась ни за одну из нестыковок в рассказе Лила, не усадила его, как обычно, за стол, когда он вызвался помогать ей по хозяйству, только как-то слишком правильно, выверенно двигалась, и даже хлеб порезала на идеально ровные по толщине кусочки и кашу набирала в ложку каждый раз аккурат на три четверти. А когда тарелка опустела, Ариана подперла рукой подбородок и совершенно равнодушно сообщила Лилу, что любит его. И принялась следом говорить какие-то несусветные вещи, из которых он понял только, что ей плохо и что он добился таки того, чего так боялся.

Послав беззвучное проклятие в свой адрес, Лил вскочил и опустился перед ней на колени. Поймал взгляд заблестевших от слез глаз и вместо давно вынашиваемых нежных слов вдруг взорвался нелепыми фразами:

— Ойра, Ариана, да я сдохну в тот же день, когда ты во мне разочаруешься! Я существую, только потому что нужен тебе, — и ты единственная, кто в этом сомневается! Прости, я не умею говорить такие вещи, а рядом с тобой вообще забываю последние слова… Но я люблю тебя и ради твоего счастья готов на что угодно! Даже на…

— Ты мое счастье! — пробормотала Ариана и ткнулась мокрыми от слез губами ему в губы. Разве можно было желать большего? И разве имела она право и дальше ревновать, когда такие нежные, такие заботливые поцелуи постепенно окрасились страстью, обожгли жаром и закружили в водовороте сильных чувств? Никогда еще Лил так ее не целовал и так к ней не прикасался, словно пытался на деле доказать сказанное и убедить Ариану в том, что она для него единственная. Как хорошо, что она решилась признаться ему в своей любви, преодолев страх и получив в ответ такие опьяняющие, необходимые, как воздух, свидетельства его чувств.

Лил скользнул руками по ее спине, сжав в объятиях, и вдруг приник губами к шее: горячо и нетерпеливо. Ариана невольно охнула, чувствуя, как по телу прошла сладостная дрожь, обхватила его за голову, не позволяя оторваться, и чуть отклонилась вбок, открывая простор для продолжения ласки.

Лил слишком хорошо знал, что не имеет права этого делать, что нарушает абсолютно все правила, придуманные богами, но невозможно было противиться тому, что он только что услышал от Арианы. Она принадлежала ему, и Лил так нестерпимо хотел ощутить это всем своим существом, что забыл про дракона.

Ее близость сводила с ума, толкая на шальные поступки. А когда пальцы Арианы зарылись ему под волосы, прижимая еще крепче, Лил окончательно потерял рассудок.

Он целовал ее шею, плечи, спускаясь к ложбинке между ключицами и едва не оставляя следов, а потом снова впивался в губы и стискивал руки на ее спине, а Ариана только все тяжелее вздыхала, почти всхлипывала, и разгоралась жарче, словно на одном костре с Лилом, а когда ее руки вдруг дернули застежку его рубахи…

Громкий недовольный плач огласил дом, и Лила с Арианой мигом отнесло друг от друга. На несколько секунд их взгляды еще пересеклись, чтобы вогнать обоих в обжигающую краску, потом Ариана развернулась и бросилась в комнату сестры, а Лил, то сжимаясь от стыда за свою несдержанность, то ощущая невероятное воодушевление от ответных действий Арианы, поспешил ретироваться в собственное убежище. Вряд ли он смог бы сейчас хоть что-то объяснить Ариане. И, пожалуй, это было последним, чего бы она хотела.