Легенда о лиловом драконе

Глава тридцать восьмая: Тайна Беанны

Тила довольно быстро шел на поправку, чего никак не ожидал, несмотря на самые хвалебные отзывы о тубер-грибах. Но вместе с потом из тела уходили жар, кашель, головная боль; и даже руки почти очистились от мерзкой сыпи: еще ночь — и можно будет свалить из этого так называемого госпиталя, чтобы заняться делами. И прежде всего, надо было образумить отца, пока тот не натворил дел.

Около месяца назад градоначальник отправился в традиционное путешествие по близлежащим селениям с целью заключения самых разных соглашений: от торговых до военных, и Тила откровенно опасался, что отец вернется с договоренностью о браке своего сына с дочерью главы какого-нибудь города. В Бедиверстоуне, например, потенциальная невеста уже как раз достигла совершеннолетия и вполне могла претендовать на брак с Тилой. А в Тристан-Уолле и вовсе количество непристроенных девиц переваливало за приличные пределы, однако первыми словами отца по возвращении были раздраженные:

— Эти глупцы, все как один, заявили, что наша семья запятнала себя незаконнорожденным ребенком! И их не волнует, что твоя бывшая невеста отнюдь не является нашей родственницей!

Тила, как мог, утихомирил отца, согласившись с тем, что взбунтовавшиеся градоначальники тупы как пробки и что они сами не знают, что теряют, и что ни один жених в здравом уме не позарится на их дочерей, а сам только незаметно выдохнул от облегчения. Наконец-то эта затянувшаяся катавасия с Беанной начала приносить хоть какие-то плоды. Позора, конечно, было немерено, и только ленивый не буркнул вслед Тиле какого-нибудь проклятия, хотя уж он-то был последним, кого стоило обвинять в несостоявшейся свадьбе. Пусть даже он не исполнил вовремя долг, женившись на Беанне, однако причина отсрочки была более чем серьезная. Волки, задравшие Беанниных родителей, являлись предвестниками большой беды, и только своевременные действия Объединенной армии, куда и отправился Тила, позволили отвести ее. Возвратился он в Армелон, правда, далеко не так скоро, как мог бы, предпочтя после тяжелых боев немного попутешествовать по миру, но это никак не оправдывало изменившую ему невесту. Почему вдруг горожане, а особенно горожанки, обозлились именно на него, Тила понять не мог. Впрочем, это его не особо задевало, потому как осталось лишь тем выкупом, что он готов был заплатить за избавление от Беанны. Отец воспринял их разрыв гораздо болезненнее, даже уговаривал Тилу хорошенько подумать, ссылаясь на долг перед почившим другом, но Тила здраво рассудил, что свою часть долга он выплатил, а брать на себя чужое был не намерен. После чего отец стал мрачнее тучи, но смирился с неизбежным.

Весьма возможно, что из путешествия отряд градоначальника привез не только дурные новости, но и смертельную болезнь, однако сам глава Армелона предпочел найти в этом вину поселившегося поблизости дракона. Тила чуть не расхохотался, когда отец сообщил ему свои выводы. Во-первых, человеческая зараза к этим тварям не приставала, а значит, Лилу пришлось бы сильно потрудиться, чтобы осуществить свой коварный план. А во-вторых, Тила попросту не верил в такую возможность. Рисковать Арианой даже при поголовной ненависти ко всем остальным армелонцам Лил совершенно точно не стал бы. Однако отцу последний довод предъявить было невозможно, а силы первого не хватало для разубеждения в драконьей виновности, и потому Тила выдохнул с облегчением, узнав, что Лил покинул город. Нет, за него Тила не беспокоился: драконом больше, драконом меньше — какая, в сущности, разница? Но некая часть души восставала против несправедливого убийства — быть может, та, что раскрылась девять лет назад, когда Лил спас ему жизнь? Как бы то ни было, известие о драконьем бегстве, полученное от парней Тилиной команды, оказалось как нельзя более кстати. Отец наконец оставил проклятия в адрес своей бывшей жертвы и проявленного в ту пору непростительного мягкосердия и занялся решением значительно более важной проблемы, а именно — необходимостью остановки эпидемии.

Когда до Тилы дошли слухи о причине исчезновения Лила, тубер-грибы оставались для армелонцев последней надеждой и Тила уже имел несчастье ощутить на себе все прелести гулявшей по городу заразы. Отец же, узнав о его болезни, совсем потерял голову. Разослал еще державшихся на ногах людей для встречи Лила, абсолютно уверенный в том, что заветное лекарство от дракона можно получить только силой и именно он, как градоначальник, должен обладать целительными грибами, чтобы потом спасти вверивший ему себя народ. Какая участь в подобной стычке ожидала Лила, градоначальника не интересовало; впрочем, он, несомненно, порадовался бы избавлению и от этой напасти.

Тила же думал иначе. Возможно, во всем была виновата проклятая болезнь, добравшаяся до самых мозгов, но Тила вдруг решил, что не имеет права дать Лилу погибнуть. Особенно если тот действительно ушел за тубер-грибами. Неужели Тила хуже дракона? И плевать, что скажет об этом отец: пусть своими делами занимается. А то после смерти лучшего друга и — почти следом — жены пустил все на самотек. То какому-то торговцу позволил расцарапанной спиной обмануть себя и выставить на посмешище всего города. То разбойников распустил так, что те всякий страх потеряли. Эпидемию вот проворонил, а ведь появлялись тревожные звоночки, и наверняка можно было предотвратить распространение болезни, если вовремя предпринять необходимые меры. И все это незадолго до выборов главы города, на пост которого мог претендовать только безупречный во всех отношениях человек. Семь лет назад, когда выбор народа пал на отца Тилы, даже самый злейший его неприятель не мог сказать дурного слова о новом градоначальнике. А сейчас что? Избранная невестка в опале. Дракон под боком. Мор в городе. Отец себе места не находил, всеми способами пытаясь восстановить репутацию, но только закапывался все глубже, не желая слушать советов и не признавая иного мнения, кроме собственного.

Тиле страсть как не хотелось возвращаться домой к разительно переменившемуся родителю, выслушивать его стенания и проклятия в адрес сложившихся обстоятельств, но сыновний долг требовал иного отношения. И, подумав о нем, Тила решил попросить ухаживающую за ним девчонку сообщить отцу, что с ним все в порядке, пока тот не поднял на уши весь Армелон и не довершил прерванное Тилой дело.

Он долго вспоминал имя сиделки, но так и не смог этого сделать. Пришлось пересилить себя и обратиться за помощью к приткнувшейся у соседней койки Беанне. Несмотря на радость избавления от нежеланной невесты, Тила все еще испытывал довольно сильное уязвление от ее предательства. И все же совесть требовала выполнения принятого решения, а Тила с некоторых пор стал прислушиваться к ее советам.

— Ильга ее зовут, — раздраженно ответила на его вопрос Беанна, даже не повернув головы. — И она от тебя без ума. Так что не теряйся, а то так бобылем и помрешь.

Тила почувствовал раздражение. Мало того что Беанна в своей вечной бесстыдной манере лезла не в свое дело, так еще и намекала на какие-то чувства совершенно посторонней девицы. Нет, он, конечно, заметил несколько необычное поведение той. Эти чуть подрагивающие пальцы, касавшиеся его лба, этот тщательно отводимый взгляд, этот робкий голос, интересующийся здоровьем, — совсем не так вели себя ведуньи. Но мысль о том, что Ильга влюблена в него, даже не приходила Тиле в голову. Они же знать друг друга не знали: Тила, кажется, и не видел ее до вчерашнего дня. Или просто смотреть было не на что? Невысокая, хрупкая, бледненькая; аккуратный носик, розовые губки — ну совсем ничего интересного. Да еще и простая сиделка — и как только ее угораздило увлечься Тилой? Оно, конечно, понятно: Тила с его внешностью и положением в обществе пользовался большой популярностью среди противоположного пола, особенно с тех пор как снова стал свободен. Но надо же как-то сообразно оценивать себя, да и мужа выбирать из соответствующего круга.

Тщательно все обдумав, Тила пришел к выводу, что ему следует открыть Ильге глаза на ее перспективы, дабы не плодить напрасные надежды и дать возможность этой милой, в общем-то, девушке обратить внимание на какого-нибудь другого, более подходящего ей кавалера. Но когда он со всей тактичностью и при этом свойственной ему прямотой попытался объяснить Ильге, что никогда не сможет ответить на ее чувства, та вдруг залилась смехом, да таким, что Тила невольно ощутил себя последним болваном. Энда, и как он мог поверить Беанне и насочинять на пустом месте? Ведь ясно же, что она хотела просто унизить его, отомстив за решение расторгнуть помолвку, а он повелся, как юнец. Обидел ни в чем не повинную девушку и выставил себя на посмешище.

Красный, как вареный рак, и обозленный, будто голодный волк, он выбрался из постели, демонстративно вежливо поблагодарил Ильгу за помощь и твердой походкой покинул госпиталь. И не услышал, как за закрывшейся дверью обидный смех превратился в отчаянные, безнадежные рыдания…