Аистов-цвет
- Автор: Агата Турчинская
- Жанр: Советская проза
- Дата выхода: 1967
Читать книгу "Аистов-цвет"
Петро Даниляк кроме большого узла с пожитками нес еще на руках маленького Ксеня. Нес и забавлял:
— Вон какая красивая травка! — а Ксень все куксился и просился на травку.
Старшие дети бежали с узелками, как щенята, и пыль серыми полосами запеклась на углах губ и глаз. Сначала, как только вышли за город, даже развеселились — потому что бросили дом, а просторы вокруг такие богатые и пригожие, столько везде света, дорог, травы и солнца.
Бежали наперегонки, топая босыми ногами, а Петру Даниляку от этой детской радости делалось не по себе. И чтобы хоть немного развеять тоску, говорил Ксеню:
— Смотри, смотри, как Пазя побежала с узелочком.
— И я хочу! — бормотал мальчик.
— Э-э, да ты же малыш! Был бы побольше, и отцу было бы легче.
Но Ксень плакал. Тогда Петро говорил:
— А Ксень хочет, чтобы у него был садик, молочко? Хочет?
— Хочу! — говорил Ксень. — Дайте молока.
— Э-э, это молоко еще у коровок. А они еще пасутся далеко-далеко! — и показывал рукою вдаль, где были только поле, небо и пыль от дорог.
Зеленела трава сквозь туман. Солнце катилось к земле, как большой огненный шар. И враз будто кто-то столкнул его в пропасть. Только и остались на небе красные дороги, по которым он катился.
Беженцы спешили, чтобы до ночи отойти как можно дальше. А если кто-нибудь оглядывался — видел: на западе клубились пламенеющие тучи.
— Ой, не от солнца те пятна, то война палит села! Или Мервичи или Куликов горит.
Бежали и оглядывались, и у каждого сердце делалось как губка, откуда красными каплями стекала кровавая тоска. Тянула их к покинутым хаткам, к старым мамам и худым дедам, что остались стеречь добро.
Шел Проць с Маринцей, а Проциха с меньшими детьми где-то была впереди. Кто-то смилостивился и взял детей на воз — ноги у них разболелись, никак не могли идти.
Проць с большим узлом на плечах еле волочил ноги и все оглядывался — идет ли Маринця.
— Я же говорил тебе, оставь кота. И тебе легче будет, и кот не будет так мучиться.
Но Маринця ни за что не хотела бросить Гриця. Еле двигала ногами, они набрякли и стали как палки. А в руках крепко держала кота и платочек с землей.
И казалось, что это прижимается к груди их хата, вокруг которой цветет огородная зелень, вьются расшитые травой тропки, светят золотом подсолнухи.
Проць ускорил шаг, он отставал.
— Пойдем быстрее! — сказал Маринце. — Видишь, как далеко отъехали наши. Еще маму потеряем!
И еще прибавил шагу. А когда оглянулся, увидел, что Маринця сидит на дороге.
— Э, да ты хочешь здесь остаться или еще что, а я тут стереги тебя! Вставай, говорю! — но Маринця сидела на месте. Земля будто приросла к ее ногам.
— Вылитая мать. Упрямая, как порося! Что тебе — плохо?
— Ноги болят!
— Ну, детка, с этим ничего не поделаешь. Еще немножко пойдем, да и остановимся где-нибудь в деревне отдохнуть. Встань, я же не могу взять тебя на руки. Видишь, горб себе почти переломил этим узлом.
Но Маринця не сдвинулась с места. Проць сбросил с нее узел, взял себе.
— Ну теперь тебе будет легче. А кота оставь!
Но Маринця все держала его в руках.
— Оставь, говорю. Брось! — И Проць вырвал из ее рук Гриця и швырнул на дорогу.
— Иди впереди меня, чтоб видел тебя, а то еще где-нибудь заблудишься! Видишь, сколько дорог расходится, уже начинаются леса. За тем лесом будем отдыхать. Есть хочешь?
Проць достал из кармана кусок хлеба и дал девочке. На черный сухой хлеб, который худенькая рука тянула ко рту, падали слезы, а ноги, еле передвигаясь, тащились за отцом.
Просторы пахли холодноватым теплом июльского вечера.
Дороги длинными нитями, казалось, тянулись из ног к голове и остро проходили сквозь сердце. По обочинам дорог светло-зеленые березы в белых запасках лопотали листвой, как девчата.
Издалека прядью черно-синих волос выглядывал лес. Фуры беженцев уже укрылись в нем. Впереди Проця плелись несколько пеших с узлами.
Оглянулся. Маринця опять сидела на запорошенной придорожной траве. Зарыдала громко, потом враз примолкла.
Бросился, рванул за руку.
Но девочка не вставала. Подошли еще двое чужих. Наверно, беженцы из какого-нибудь села, но каждый быстро прошел мимо, — достаточно было и своих забот.
— Да посмотрите, люди! — кричал Проць. — Что же мне теперь — бросай на дороге пожитки и бери ее?.. Уперлась и ни за что не хочет идти! Оставлю, ей-богу, оставлю! — рванул за руку и пошел. Думал, что это подействует на девочку, ведь не останется же она ночевать на дороге, когда сзади гонится за ними война.
А во ржи шелестел ветер. Оттуда шел свежий вечерний запах поля. Облетали красные маки, гнулась, будто ко сну, трава. Маринця медленно поднялась и пошла назад по дороге.
— Грицю, Грицю!
Нет, она не может оставить его здесь в поле. Расходились дороги, и по всем ехали фуры с беженцами.
А Проць ушел. А когда оглянулся, девочки не было видно.
Расстилали просторы темно-синие полотна, а за западным краем земли совсем скрылась красная точка. Только гребни туч еще краснели зловеще.
Сбросил узел на дорогу и побежал назад.
— Маринця! Маринця!
Похоже, что забежала в рожь до ветра. Минутку подождал, но девочки не было.
— Маринця! — понес ветер слова в рожь и там замолк. Не вернулся.
— Маринця! — только ночь усмехнулась синеватой мглой. Отчаяние блеснуло в глазах.
Да еще ветер шевелил его запыленные волосы.