Аистов-цвет

— А я что — плохое тебе что-нибудь делаю? Есть жених — так пусть и будет. А мне что? Я только хотел немножко поиграть от радости, что моя мамаша взяла себе такую славную горничную. А ты… — Он, как злой, избалованный ребенок, искривил губы, хмуро посмотрел на Теклю, а потом, когда она пробовала градусником воду, быстро наклонился к ней и поцеловал в щеку: — На тебе за твою злость. Зови сюда своего жениха, пусть убивает меня, если не убил еще ни одного москаля на войне.

Панычу хотелось шутить, а ее сердце от этого его веселья все больше туманилось, будто чуяло что-то недоброе. Она надеялась узнать у паныча, что там слышно о стрелецких сотнях в Карпатах, и еще думала сказать ему, что вот и его папочка прочитал какую-то газету и очень быстро ушел после этого из дому. И такой сердитый, так нервничал. И что бы то могло быть? Не иначе, как что-то недоброе стряслось там, куда подались сечевые стрельцы. Но, видя паныча в таком веселом настроении, сдержалась и молча поскорей вышла из ванной комнаты. Как бы это сделать, чтобы, пока вернутся паны, сбегать хоть на минутку к своим? И несколько рогаликов у нее припрятаны от панских глаз для детей. Обед для панов у нее сейчас будет готов. Паныч, наверно, после ванны захочет отдохнуть. Дать ему поесть и бежать за Дунай! Хоть бы в эту минуту пани не пришла — не пустит. А так — войдет в покои и застанет своего Дозика уже здесь. Пока будет радоваться да любоваться сыном, она уже и сбегает к своим. А там ведь где-то бродит над Дунаем их мать, потеряла, бедная, с горя разум.

Отец должен быть возле детей. Он теперь для них и за мать. А она, Текля, — главный заработок. Разве не ясно для нее — службой надо дорожить. Это она понимает хорошо. Но пусть все громы сейчас упадут на нее, она пойдет за Дунай.

Только бы сейчас не пришла пани Стефа, только бы не пришла.

— Паныч, я вам приготовлю кое-что, перекусите, пока вернутся ваши мамочка с папочкой. А постель вам стелить?

Но паныч ни того, ни другого не хотел. И кричал из ванны, что он хорошо позавтракал в дороге и спать тоже не хочет, ему больше по сердцу были бы другие дела. Но об этом он скажет только ей на ушко. Паныч по-прежнему был настроен шутить.

— Паныч, если вы ничего не хотите, зато я должна выйти на улицу. А вы никуда не ходите, ждите маму, пусть любуется вами. Это хорошо, если есть у человека, чему радоваться. Не всем, не всем сейчас выпадает такая радость.

Слезы сдавливали горло Текли так, будто она знала, о чем услышит там, за Дунаем! Ой! Ой! Что сделала с ее сердцем тревога. Нет, она все-таки сейчас же пойдет.

— Паныч, помните, я на вас оставляю дом.

Завернула в чистый платочек несколько рогаликов для детей и вышла.