К причалу

— Ну что ж. Это единственная партия, чью программу я могу уважать.

Вадим заглянул ему в глаза и вдруг спросил.

— Сергей Кириллович, что вы цените превыше всего?

— Любимую женщину. Ту, которую можно полюбить настолько, чтобы в ней утопить чувство одиночества.

Он закурил и крепко затянулся.

Я знала, что в Шанхае у него жена Ирина.

Портреты Ирины, участницы Международного конкурса красивых женщин, я видела на страницах парижских газет.

После разгрома и потом развала Добровольческой армии на Дальнем Востоке Сергей Кириллович оставил жену у ее родителей в Шанхае, и поехал в Польшу, и там завербовался чернорабочим во Францию. Тут и застрял. Мы знали, что Ирина ждет его. До сих пор еще ждет его. Любит, и ждет вызова, и просится к нему. И еще мы знали, что Сергей Кириллович — не зовет. Любит... и не зовет. Почему?

Я смотрела на Вадима и думала о нашей любви. Вадим взглянул на меня и улыбнулся:

— Что, Мариш, устала?

Он захватил мою руку в свою теплую ладонь, и я видела зеленоватые глаза, и улыбающиеся губы, и золотящиеся под лампой волосы. Он чуть откинулся к спинке кресла и с улыбкой посмотрел мне в глаза.

— Вина, Марина? — спросил Сергей Кириллович.

— Давайте.

Вадим откупорил другую бутылку.

— Отличное вино, Маринка, типа мюскаде, — сказал Вадим, наливая в мой бокал.

Вино было легкое и приятное. Я пила его медленно, чувствуя сквозь усталость, как оно разливается теплом по всему телу.

— Еще? — спросил Сергей Кириллович.

— Нет. Всё. На сегодня — всё.

— Досталось вам сегодня, Марина, — сказал Сергей Кириллович.

— Мне было очень хорошо,

— А теперь — спать. Давно пора.

Он встал.

Вадим пошел в переднюю проводить его. Я распахнула обе створки окна, и меня сразу обдало сырым и промозглым воздухом. По спине пробежал холодок.

Я очень устала, и у меня кружилась голова. Я стояла у окна, глубоко вдыхая насыщенный сыростью воздух, и мне было хорошо.

— Бедный ты мой Мариш! — сказал Вадим, входя в комнаты. — Действительно, досталось тебе сегодня.

Он обнял меня за плечи.

— Вади, но ведь это счастье! Я боюсь. Вдруг это во сне. Проснусь — и вдруг нет ничего. Но ведь это не сон, Вади, не во сне это, да?

— Надеюсь.

— Не говори так. Я боюсь. Вдруг это в самом деле во сне.

— Ты глупенькая, Мариш. Ты просто устала. Пойдем-ка спать. Выспишься, отдохнешь, и завтра тебе перестанет казаться, что это сон. Пойдем. Я люблю тебя.

Он приподнял меня за локти, поцеловал и опустил на пол.

Дождь перестал. Поблескивали мокрые крыши. Зыбился миллионами огней ночной Париж. Тусклая дымка холодного тумана надвигалась на город.