К причалу

Парижские рикши.

*

Месье Бартелеми убежден, что де Голль соберет армию Освобождения. Пусть это будет на территории Англии или в колониях, — всё равно. Одна надежда — генерал де Голль.

По вечерам аптекарь с женой слушают Лондон.

*

Папаша Анри говорит — вся надежда на русских. Только Советский Союз и ударит по-настоящему...

Папаша Анри говорит, что всякий честный француз убежден, что Россия — выжидает...

Все — говорят.

Я — ничего не говорю. Моя жизнь перестала ткать свою нить, и мое существование словно повисло в воздухе.

*

С утра до ночи за окнами топот чугунных солдатских сапог; солдаты небольшими колоннами отбивают шаг в такт песни: «Весь мир в развалинах ляжет, к черту его...»

Консьержка меня уверяет, что по всему Парижу горланит одна и та же кучка фрицев, только гоняют их по разным районам в разное время. «Ему не хватает бошей на все напаханные территории».

*

Сегодня в коридорах метро видела наклейку: «Долой оккупантов!»

*

Снова иду на улицу Гренелль.

Ходить в советское консульство небезопасно. Сыщики наблюдают из окон квартир, расположенных напротив консульской парадной, и регистрируют каждого входящего и выходящего,

Всё-таки я хожу.

Секретарь, который меня всегда принимает, сегодня держался странно — сдержанно, непривычно сухо.

Впрочем, может быть, мне это показалось.

Ночью

Не могу освободиться от какой-то внутренней тревоги.

Стараюсь не думать о консульском секретаре.

*

Утром на стене нашего дома объявление, подписанное комендантом «Большого» Парижа, — аккуратный столбик имен расстрелянных за саботаж.

Люди подходят, читают, снимают шляпы.

*

После работы я прихожу в свою мансарду, и часами лежу с открытыми глазами, и смотрю в скошенное над крышей оконце, и у меня не возникает желания вернуться к чему-то или к кому-то, вновь обрести привычный мир.

Мне пришлют визу...

Я поеду в Россию...

Вадим ждет.

Вадим меня ждет...

Ноябрь

Пришла Мадлен. Повернула в двери ключ и показала листовку: