Ювенилия Дюбуа

Эдипов язык

Действие 1

Тёмный экран. Слышно, как свистит закипающий чайник. Темный экран медленно рассеивается, открывая зрителю (крупным планом) фрагмент чайника. Камера медленно отъезжает. Рука берёт чайник за ручку. Кадр со спины. Главный герой пытается налить кипяток, но поднявшийся пар из-под неплотной крышки обжигает ему руку. Слышно приглушенное: «бля»

Г.Г. берёт рукавичку. На этот раз ему удаётся залить себе чай. Зритель видит кухню общим планом. На столе стоит шахматная доска, партия давно в разгаре [1].

На стуле, с противоположного края, сидит молодой человек (на нём старая одежда, он особо не следит за своим внешним видом). Он напряженно изучает шахматную доску. По правую руку стоит демитас.

Не отрывая взгляда от доски, молодой человек делает глоток и, ставя кружку на место, переводит взгляд на Г.Г., который как раз усаживается на противоположный стул. Г.Г. не смотрит на друга, он изучает доску, снова вливаясь в игру. Тишину раздумий прерывает противник:

«Ты мне вот что скажи: Сартр или Камю?» (короткая пауза) Абсурдность человеческой жизни для мыслящего сознания или борьба до последнего вздоха, несмотря ни на что?»

Г.Г. делает ход королём, уходя из-под удара ладьи [2]. Дует на горячий чай, делает глоток. Взгляд переводит на друга (секундная задержка), затем смотрит в окно, размышляет, и снова уставляется на доску, и только затем отвечает:

«Я удивлён, как ты еще не начал задавать вопросы из разряда: зло или добро? Чёрное или белое?»

Г.Г. кидает секундный взгляд с прищуром на один глаз со скрытой усмешкой. Друг допивает содержимое. Из-под стола достаёт бутылку (выпитого наполовину) пива. Подливает себе, одновременно продолжая разговор.

«Цвет тут не при чем, друг мой, как и добро со злом. Ты и сам прекрасно знаешь, добро и зло зависит от точки смотрящего. Я задал простой вопрос!»

Взглянув бегло на доску, он делает шах второй ладьёй [3]. Г.Г. никак не реагирует на такой выпад, он слишком очевиден. Немного подумав, съедает королём пешку [4].

«Твой вопрос непростой. Лучше на доску смотри, да и пил бы ты поменьше».

Друг раздраженно смотрит на короля и с досадой на потерянную пешку. Затем, поспешив, ставит шах конём [5].

«Не будь моральным уродом, ответь. Я ведь не отстану — это уже дело принципа».

Делает глоток из своей кружки, и уже не думая над игрой, смотрит на Г.Г. выжидающим взглядом.

Г.Г. тоже отпивает из своей кружки. Поймав горящие глаза друга, он делает глоток и, поставив кружку, отвечает, совершая очередной ход королём, пододвигаясь к коню [6].

«Ты не думаешь. А знаешь, что? Хочешь, чтобы я тебе ответил, да? Так я тебе отвечу сейчас».

Друг, удовлетворенный тем, что получит ответ, расслабляется и уводит коня из-под удара [7].

«Я весь во внимании, прошу».

«Я не ответил сразу, потому как в первую секунду засомневался. Но если ты настаиваешь, то мой ответ: Достоевский. У него есть всё то, что есть у твоих Камю и Сартаров. А ещё у Достоевского есть один козырь в рукаве перед читателем вроде меня: он пишет на русском, его мысли не изуродованы переводчиком… А еще он даёт надежду, даруя шанс на исправление».

Г.Г. кидает взгляд на друга, выдерживает снисходительность, а затем, смотря снова на доску, делает шах и мат своей ладьёй [8].

Друг переводит взгляд на доску и долго смотрит на своё поражение. Затем допивает остатки пива из кружки, встаёт с места, захватывая бутылку с остатками. Проходит в коридор (первым планом камера снимает сидящего Г.Г., изучающего доску), начинает обуваться. Поворачивает защёлку двери. Тянется к ручке. На секунду задерживается. Смотрит на затылок Г.Г.

«Дурак ты!»

Через секунду он уже открывает дверь, затем захлопывая за собой. (Всё это снимается одним кадром, Г.Г. на первом плане).

После хлопка появляется название фильма на чёрном экране. На фоне звучит композиция «Fabrizio Paterlini — Veloma».

Действие 2

Композиция продолжается. Идёт раскрытие повседневной жизни Г.Г. без слов. Одна музыка и визуальный ряд. Возможные сцены: просыпается, завтракает, едет в троллейбусе, идёт, сидит на парах, курит, перекидывается с кем-то словами. В таком случае не должно быть слышно разговоров, только еле различимые звуки. Снова едет в троллейбусе, сидит, думает. Ближе к концу он кормит кота, играет в компьютерную игру. Главный посыл — одиночество и смиренность. Нарезка идёт ровно до конца композиции.

Следующая сцена происходит в комнате Г.Г.

Съёмка со спины. Темно. Только настольная лампа освещает стол и лицо героя. Перед ним лежит открытая тетрадка для записей. В руках ручка. В углу на столе лежат стопки книг (Камю, Сартр, Достоевский и т. п.). Хоть он пишет не быстро, но его мысли чёткие и понятные. Он не тратит времени на подбор слов. Его мысли понятны и легки на запись, но с точки зрения смысловой нагрузки — тяжелы и не радужны.

«Дома эти были бетонные, на могилах давно усопших костей прошлого мира, крыс, собак, надежд и корней деревьев. Как и в муравейнике, виднелось много прорытых лазов, откуда заблудившиеся странники выходили не оглядываясь. В поиске мира более цельного, более светлого, в поиске муравейника по душе. В котором стены не сдавливали бы мысли, поступки, сон, чистую похоть силуэта двух тел.

На сером асфальте виднелись (чуть заметные) багровые разводы тех самых странников-мечтателей. Их недовольство. Желающих ровно столько, сколько капель дождя. Мётлы, тряпки, едкие вещества, вода, кислота, годы — не в силах избавиться от подобных разводов. Это багровые знамёна тех душ, что не отыскали путь более самостоятельный, более сложный, не всегда правильный. Проще опрокинуть бокал вина и снизойти по другую сторону изгороди, чем упиваться кровью мученика за грехи даже не своих детей.

Деревья благоухают, перебивая запах страха, и отчасти, запах пустого пространства, которое внушает страх незаконченности пути. Их корни глубоко в земле, их пища уже давно не дождь. Корни отравлены трупным смрадом.

Они жадно поглощают затхлые дары: багровые болью капли и прах столетних странников, в надежде утолить голод, но он не уйдет, как и жажда отчаянного матроса с корабля, потерпевшего крушение в океане.

Земля потихоньку тускнеет, но мимолетный глаз миллионов не замечает этого годами, а порой не замечает и всю жизнь. По надломленному асфальту, не спеша, проходится тот, кто в изгнании у своих. Тот, кто станет больше, чем они все вместе взятые. Друзей ему заменит томик старого издания. Человек, который будучи давно погребенный в деревянную комнату размером с себя, всё ещё говорит и доносит мысли, наводит на дорогу, которой еще нет на карте. Тем лучше. Подобные поросли образуют лес, где можно заблудиться, где можно оставить своё тело, но не след.

На пустыре проще. На нем первый сорняк — ты сам. А относительно пустырю, сорняк приравнивается к чему-то более возвышенному, чем менее».

Дописав, Г.Г. сидит и думает, склонив голову. Глубоко вдыхает ртом и выдыхает носом. (Сцена, где он сидит уставший и думает, по длительности секунд пятнадцать-двадцать). Затем Г.Г. выключает свет. Сцена заканчивается.

Действие 3(1/2)

Улица. День. Где — то кричат дети, а люди спешат по своим делам. Жизнь в городе идет своим чередом. Г.Г. идёт навстречу с девушкой, сейчас он сосредоточен на своих мыслях.

«Что же все-таки такое жизнь? Забавно. Ведь именно жизнь — первое, что получает человек, и впоследствии последнее, что он хочет узнать наверняка. Ведь так просто закрыть глаза на вопросы, ответы на которые лежат не на блюдечке перед носом. Как там, в учебнике по биологии определялось понятие жизни? Активная форма существования материи? А на человеческом языке?

Могу моргать, ем, сплю, размножаюсь, дышу, смеюсь, болею, выздоравливаю, иду, бегу, думаю, критикую, умиляюсь, грущу, работаю, старею. Боюсь? Можно, конечно, взять работы философов, так называемых МЫСЛИТЕЛЕЙ. Они скажут, они ответят, да ещё и распишут всё на сотни страниц. А толку? Читали таких. Понять чужие идеи легко, но почувствовать-то как? Поверить…

Человек обретает свою сущность в процессе существования. «Великая сила жизни делает живое существо неспособным внутренне чуять смерть. Соответствовать нашему истинному предназначению мы сможем, только если будем жить в согласии с замыслом всевышнего». Всё это просто слова. Популярная литература. Реклама и долбёжка.

Я не чувствую ни бога, ни его отсутствие. Я не чувствую превосходства над животными или природой, ни единства с ними. Я не чувствую смерть, ведь не знаю, что это такое по-настоящему.

Лабиринт. Я серая подопытная мышь со сбитым нюхом. Бетонный лабиринт. Я просто серая подопытная мышь. Я лабораторная мышь без права сделать шаг влево, шаг вправо. Я просто мышь, со сбитым нюхом, которая не видит выхода… Следовать своему предназначению. Да, но как узнать это самое предназначение?

Предназначение — то, что мне интересно, но плохо выходит? Или то, что я могу хорошо делать, но от чего меня тошнит? Всё слишком сложно. В неведении жить лучше. Куда сподручнее не знать и не думать. Всё вокруг стало бы светлее и проще. Вот он я, шёл бы сейчас с парой-тройкой друзей. Мы все, о чем-то смеялись бы, шутили, подкалывали друг друга, высмеивая тот или иной случай. Но как я могу веселиться, если мне не весело? Как могу быть с человеком, которого люблю, если знаю, что время убьет в нас все хорошее, что было в сердцах наших и мыслях, когда останется только скука и усталость? И даже не так страшно почувствовать скуку, усталость, злость или досаду за потраченное время. Самое ужасное — понять всё это с осознанием, что такое дерьмо случилось по отношению к человеку, который был для тебя всем. Что единственная причина — время. А кто его придумал? Мы, люди. Придумали цифры, сделали отрезки, что-то высчитывали. Придумали отмерять жизнь этими отрезками. Сами повесили ярлык со сроком годности, распределив всё по полочкам. И живём теперь от звонка до звонка.

Незнание — сила. А я — серая подопытная мышь. Мне остаётся только идти».

Погрузившись в мысли, Г.Г. проходит мимо подъезда, где сидят молодые девушки. Типичная быдловатая молодежь. Они симпатичные, но ведут себя вызывающе. Громко смеются, пьют пиво. Они видят Г.Г. и кричат ему в спину (крупным планом лицо Г.Г., а за его плечом девушки):

«Эй, красавчик, не хочешь угостить двух девушек пивом? Мы не кусаемся, эй!»

Г.Г. не оборачивается.

«Взять, допустим, эти два тела. Неужели им хочется выглядеть так? Жить так? Думать так?

Если это и есть жизнь человека, то я предпочёл бы стать камнем, где-то глубоко на дне, и просто быть. Тишина… Прохлада… Ты существуешь, как некий сегмент чего-то большего. Ты совершенен изначально, вне зависимости от формы или времени. Ты не любишь, не думаешь. В тебе нет сомнений, нет предрассудков. Ты не совершаешь глупостей. Ты не совершаешь героизма. Ты — совершенство. А что человек? Странный продукт неизвестного применения».

Г.Г. доходит до дороги (Карман в 9 кв., где фабрика качества. Там остановка перекрывает обзор слева, где проезжают машины). Останавливается. Достаёт сигарету, закуривает. Стоит вплотную к бордюру, курит, думает, смотрит на машины, которые проносятся перед его носом.