Ювенилия Дюбуа

Чужой доктор

1842 год. На улице стоит тёплая погода, где солнце окрашивает собою каждый уголок пространства.

На главной развилке расположился извозчик, нежно поглаживающий гриву лошади, попутно подкармливая любимицу сахарком. За его спиной пробегают дети, держа в руках сразу по паре леденцов. Дамы в пышных платьях направляются в сторону ателье, прикрываясь от солнца зонтами. На ближайших могучих деревьях весело поют птицы.

Всё в этой картине говорило о том летнем счастье, когда даже смерть на время оставляет самых немощных, чтобы те насладились чудесными мгновениями своих хрупких, но таких прекрасных жизней. Только ближе к холодам госпожа в чёрном платье (с косой наперевес) вернётся из своего отпуска, чтобы вытащить людей из сказки, напомнив им цену счастья. Но, несмотря на временную блажь, у граждан этого романтического города не стало меньше мелких проблем со здоровьем, которые не нужно было решать.

Из парадной приземистого дома, с саквояжем в руках, вынырнул молодой мужчина. На нём сидела свободная (салатового цвета) рубашка с закатанными рукавами по локти. На его ногах красовались чёрные брюки со стрелкой, а стопы увенчивались в (уже видавшие виды, но тщательно ухоженные) туфли. На левом же запястье тикали недорогие, но надёжные часы, ведь время для этого джентльмена играло очень большую роль. С чертами куда всё проще. Миловидное лицо. Под носом аккуратные усики, а на переносице оптические линзы. И звали этого простого, но от этого не менее прекрасного человека — Уильям Хобс.

Каждый второй человек здоровался с ним, обращаясь к нему именно «Мистер Хобс». И на каждое приветствие Уильям приветливо кивал, хоть и смутно припоминал эти постоянно мельтешащие лица. А знают этого молодого мужчину по имени и фамилии, ведь сие джентльмен являлся очень уважаемым и любимым доктором этого уездного городка.

Жил Уильям через три улицы от центра, в северной части. Несмотря на свою молодость, у него уже имелась жена-красавица Алиса, от которой он получил в подарок двоих прекрасных детишек. Кэтрин — старший ребёнок пяти лет, а её младшему братику недавно исполнилось четыре. Это были очень желанные и любимые дети молодой семьи.

Жалование мужа позволяло Алисе не работать, занимаясь детьми и домашним хозяйством. Она посвящала всё время семейному очагу и воспитанию в детях высших чувств на планете Земля, а именно: любви и нравственности. Лишь изредка Алиса расслаблялась, позволяя пропустить через себя несколько телевизионных передач. Данный диковинный прибор действительно включался редко, да и, к слову, имел он свойства более декоративного характера.

Уильям хотел было пойти домой на обед, но на рабочий пейджер пришло оповещение, где писалось, что в соседнем квартале у молодой женщины появились нехарактерные сильные боли «по женской» части.

Мистер Хобс был достаточно сильно предан своему делу. Он честный и нравственный лекарь и данная им когда-то клятва — не пустой звук. Мужчина немедля выдвинулся по указанному адресу, всё также дружелюбно отвечая кивками на приветствующих его людей.

Спустя десять минут он стоял у парадной, звоня по указанному номеру домофона. Звук мелодии прервался на третьем повторении. Тишина с того конца провода открыла ему дверь. «Какое безрассудство, вот так открыть дверь, даже не уточнив, кто, собственно, пришёл» — подумал Уильям. Этаж же пациентки пришлось вычислять самому.

На шестом пролёте третьего этажа обнаружилась распахнутая дверь. Врач аккуратно зашёл, начав вслушиваться в тишину. Его рука закрыла до щелчка входную дверь. Ботинки, как и положено врачу, он снимать не стал.

Одна из дверей квартиры, в отличие от других, была приоткрыта. Из этой щели бил свет, на который Уильям полетел мягкой походкой, словно ночное насекомое. Распахнув с опаской (и со свойственным смущением) дверь, доктор обнаружил весьма неожиданную для себя картину.

На большой и очень роскошной кровати лежала молодая девушка в одних только трусиках. Грудь она держала в ладошках, отрешенно уставившись в потолок. Но как только до её ушей дошел протяжный скрип, её глазки тотчас же уставились на спасителя. В глазах страдалицы не читалось смущения, напротив, взгляд был очень уверенным и требовательным.

«Здравствуйте, мисс… эм…» — Хобс не знал, как зовут пациентку. Он был смущён и старался не смотреть на всякие «прелести».

«Можно просто Матильда. Здрасьте. Вы очень быстро поспели на мою скромную молитву о помощи!»

«Оператор связи нынче очень хорош… за такие-то деньги…» — отозвался врач, старательно изучая комнату.

«Я с вами ещё не имела чести знаться» — продолжила девушка. — «Я недавно сюда переехала. О вас ходила только добрая молва, и вот печальный случай свёл нас».

«Я извиняюсь, но вы вовсе не выглядите при смерти, я бы сказал, наоборот. Здоровье в вас… эм, пылает» — заметил доктор, всё также избегая зрительного контакта.

«Здесь, боюсь, с вами не согласиться. Вы думаете, что я лежу обнажённой от празднества духа? Не знаю, что вы себе надумали, но я приличная девушка!» — обиженно взвизгнула Матильда, нахмуривая свои красивые бровки.

«Ох, что вы! Простите меня за такую бестактность, я бросил подобное не со зла, а так… впрочем, давайте приступим к делу. Какой недуг поразил столь приличную и симпатичную особу?»

«Знаете, доктор, у меня с прошедшего вечера начала сильно болеть грудь. Я думала так, пустяки, но увы. Сегодня стало только хуже. Мои… они так сильно начали болеть, что я не смогла даже надеть на себя любимое французское платье. Знаете, такое с рюшечками на рукавах и… в общем, теперь я боюсь лишний раз пошевелиться» — закончила пациентка, грустно посмотрев на доктора.

«Тогда немедленно приступим! Разрешите». — Уильям аккуратно присел на краю рядом с девушкой. Очень нежно убрав ее руки, лекарь начал изучающе трогать грудь в разных местах. Со стороны казалось, будто он напрягает слух. Периодически доктор спрашивал, болит ли грудь в том или ином месте. Матильда, в большинстве случаев, отвечала утвердительно, но в конце зачем-то добавляла: «Когда трогаете вы, доктор, то мне не так больно».

«Очень странно. Нет никаких предпосылок к тому, чтобы вы ощущали болезненность. Физически с вашей грудью всё в порядке».

«Боже, что же мне тогда делать?!» — Ужаснулась больная, жалостливо смотря на доктора.

«Не волнуйтесь, есть верный способ. Один отвар, зелье, если вам угодно. Я использую его в лечении крайне редко… Только при сложных случаях, секундочку».

Уильям взял в руки свой саквояж, поставив на журнальный столик, и открыл его. Матильде ничего не было видно за широкой спиной доктора, только слышался звук склянок и переливающейся жидкости разной плотности. Пока лекарь возился над зельем, девушка решила немного позаигрывать:

«А вы действительно соблазнительный красавчик, как мне рассказывали».

Уильям нервно закашлялся, ничего иного не придумав, как промычать «благодарю». Снадобье было готово. Уильям поднёс к губам больной маленькую чашечку без ручек: «пейте».

Матильда была девушкой с характером, да в придачу любопытная. Сначала она понюхала зелье, поморщилась, а затем вопросительно уставилась на врача.

«Это вроде хиллинга. Редкий препарат. Работает от любых недугов, в том числе от мало изученных. Не бойтесь. Пейте».

Девушка послушно влила в себя отвар одним залпом. Хобс тут же отстранился, склонившись над своим саквояжем, бережно начав собирать свой инструментарий.

Не прошло и минуты, как девушка завопила: «Боже, доктор, у меня всё прошло! Невозможно!» — Радостно взвизгивала она, не в силах сдержаться.

«Я очень рад». — Улыбнулся лекарь в ответ, уже упакованный и готовый выйти прочь.

«Как мне вас отблагодарить?»

«Достаточно будет хорошего отзыва на сайте и оплаты по чеку, который вам придёт на почту от государственной организации, которая меня, собственно, и наняла».

«Да, конечно, вы просто чудо чудесное. Мы с вами ещё увидимся?»

«Надеюсь, что нет. Заклинаю вас быть вечно здоровой». — Отшутился Уильям, затем быстро ретировавшись из покоев.

Дома доктора ждал остывший, но всё ещё вкусный домашний обед. Поднявшись к себе на этаж и открыв дверь, Уильям услышал радостный гогот детей. В коридор высунулась голова жены, которая держала в руках напененную губку с грязной тарелкой.

«Привет, дорогой. Ты сегодня запоздал».

«Привет, милая. Был срочный вызов, извини. Ты же знаешь, у нас, врачей, всё не по плану» — доктор подошел к жене и крепко поцеловал благоверную.

«Скорее мой руки, я приберегла для тебя запеканку от этих маленьких наглецов». — Бросила Алиса, возвращаясь к мойке. — «Дети, а ну как поздоровайтесь с отцом, чего молчим?»

Тут ребятня сорвалась со своих мест к ногам отца с криками: «Папа, папа!» Они видели его реже, чем свою маму, из-за чего испытывали определённое смущение.

Первым успел добежать Джон. Сынишка крепко обхватил колени отца, смущённо смотря на него снизу вверх. Секундой позже подоспела Кэтрин, повторив процедуру за братиком. Дети крепко держали отца с доброй насмешкой в лице.

Уильям искренне улыбался детям в ответ, похлопывая обоих по головке.

«Ну всё, детвора, я тоже рад вас видеть. Дайте вашему отцу помыть руки и, наконец, отобедать. Папа очень голодный».

Уильям кое-как вырвался из объятий, направившись в ванную. После, не переодеваясь, прошел на кухню, где Алиса успела накрыть стол.

В большую тарелку был налит борщ, а в тарелке поменьше красиво лежала поджаристая запеканка. В довершение картины (на утрамбовку) стоял чай с двумя кубиками сахара.

«Приятного аппетита, милый» — ласково пропела жена, заканчивая мыть посуду и усаживаясь напротив мужа. — «Как твой день? Пациенты не слишком измотали?»

«Благодарю, любовь моя. Да нет, как обычно: одна ампутация пальца с затяжной гангреной, чахоточный мальчонка…» — жуя, рассказывал муж, смотря в тарелку. — «Ах, и да, виновник моего опоздания: молодая девушка с сильнейшими болями в груди без явных на то причин».

«Совсем молоденькая?»

«Да, не больше двадцати, наверное».

«И ты ей помог?»

«Разумеется — это мой долг. Дал ей хиллинг».

«Ты у меня большая умница. Город любит тебя. Наверное, скоро даже повысят жалование, когда из каждого угла тебе начнут возносить похвалу».

«Ха! Ты так ждёшь моего повышения? Я разве мало приношу?»

«Да нет, что ты! Я это так, чтобы больше тебя ценили. Ты ведь у меня самый лучший!»

«Брось. Как проходит давеча твой день?»

«Всё также. Джон начинает чувствовать своё физическое преимущество над сестрой, всё чаще давая ей отпор. Не знаю, как с ним бороться».

«Нужно дочку научить нескольким приёмам, пусть накажет маленького угнетателя… Фух! Ну, вот и всё! Огромное спасибо за чудеснейший обед, невероятно вкусно» — пропел Уильям, целуя жену.

Он хотел было помыть посуду сам, но супруга выхватила из его рук грязные тарелки, пожелав мужу удачно доработать. Доктор вышел на свежий воздух с неизменным саквояжем в правой руке. С новыми силами, кивая всем, кто окликал его, лекарь двинулся выполнять свой святой долг.

Следующая неделя прошла в своём рядовом порядке. Молодой доктор ходил по домам пациентов, виртуозно справляясь со своей работой. Всё больше людей встречало его на улицах с благодарностью в глазах, заискивающе здороваясь. Доктор физически начинал уставать столько раз кивать в ответ.