Ювенилия Дюбуа

Глава вторая

За ширмой беззаботного года осталось много несказанных мелочей и событий, но столь ли велика их роль?

На протяжении редких встреч со своим единственным другом, я исполнял роль слушателя. В отличие от моей, жизнь С. была богата на события.

Каждую субботу он в подробностях рассказывал мне про школу. От неинтересных тем о «скучных уроках», до безумно интригующих рассказов о драках с другими пацанами.

«Причём не понарошку, а в самую что ни есть взаправду» — горделиво подчёркивал приятель.

Больше всего, с особым наслаждением, я слушал редкие истории про конфликты с девочками. Как однажды С. спёр тетрадку у одной отличницы, а та догнала его в коридоре, накинулась сверху, повалив С. на пол рекреации.

Такие мелкие инциденты товарищ всегда пытался проскочить быстрее. Ему явно не было никакого дела до девчонок, наоборот, он ими словно брезговал. Как потом выяснится, подобная черта «неприязни» между полами будет присуща большинству детей. Зато я ужасно завидовал С., который мог вот так запросто соприкоснуться с другим существом, отобрав какую-то там тетрадку. А пока мне оставалось только изредка выуживать подробности подобных столкновений, чтобы после, наедине, пополнять территорию фантазий для будущих сакральных опытов идиом тела.

К работе мама привыкла и, начиная со второй половины года (февраль месяц), перестала названивать на домашний номер каждый час, обойдясь только одним звонком в середине дня.

Сестра исправно училась, после убегая с подружками в неизвестном направлении, иногда заставляя меня врать родителю по телефону, что она пришла и спит. Жизнь шла в новом устоявшемся порядке, где каждый исправно функционировал в своём маленьком мирке.

Из важных (для меня) приобретений стал стационарный компьютер, купленный отцом в кредит. В первую очередь, разумеется, он предназначался для достаточно взрослой сестры, которой ПК стал необходимым средством для полноценной учёбы. Но сидеть перед экраном разрешили и мне, купив пару дисков с развивающими играми.

В конце очередного чудесного лета случилось большое событие, когда родители отпустили меня одного за хлебом в магазин. С задачей я справился отлично, правда, пунцовое лицо сопровождало мою тень на протяжении всей миссии.

Взрослая тётя за кассой, выдав хлеб и сдачу, ещё долго умилялась моей взрослости, но я, как истинный воин, вытерпел эти словесные унижения, после чего радостно побежал домой. Коэффициент доверия вырос, благодаря чему я смог снова (хотя бы на мгновение) почувствовать себя не беспомощным ребёнком, а чем-то большим.

Как видишь, читатель, перечисленные вкратце события хоть и были важны для меня тогдашнего, но для основной ветки повествования они не играют роли. Поэтому предлагаю перенестись на первое число сентября, с чего и должна была начаться вторая глава моей рефлексии.

Заранее пройдя задание от учителя на скорость чтения, выучивший алфавит, начальное письмо и счёт до ста; в белой рубашке и чёрных брюках, я отправился с родителями и сестрой на линейку, зная только то, что определили меня в первый класс под буквой «А».

Позже до ушей начнут доходить легенды о чуть ли не масонском заговоре института образования, где буквы определяли интеллектуальный уровень скомпонованной группы. Дети под началом «А» действительно считали себя умнее. Сама мысль о хоть каком-то превосходстве завораживала маленьких неразвитых попутчиков. Бред, разумеется, но не лишенный забавы.

Утро. Жара ещё не вступила в законную силу. Мама с отцом идут рука об руку. Я шагаю сбоку от мамы, держа со стыдом красивый букет цветов для учительницы. Тогда мне казалось чем-то постыдным проявлять излишнюю картинную заботу в отношении другого человека.

Конфеты, цветы, открытки… Все эти атрибуты имели свою контекстную направленность, ассоциируясь с формой романтизма, а сама форма подразумевала открытость. В этом мире беззащитной розе нельзя без шипов, иначе быть беде.

Сестра шла впереди нас шагов на пять, боясь показаться маленькой девочкой перед лицом случайно встреченных подружек.

С ближайших домов, небольшими паутинками, выползали аналогично наряженные дети со своими взрослыми. Мне думается, было бы очень красиво взглянуть сверху на подобную плеяду. Округляясь к высоте птичьего полёта, мы бы походили на неровные сферы жемчуга, рассыпанного по зелёной траве с дорожками, ассоциируемые с расходящимися ветками толстокорого дерева.

Дорога спокойным шагом заняла не более пяти минут. На полпути ушей коснулась праздничная музыка. С каждым шагом громкость возрастала. Всё гуще становились ряды нас, «жемчугов».

Своими букетами мы образовали целую передвижную клумбу. Я задумался: «Зачем одной женщине столько цветов, лишенных источника питания?» Неужели однодневный прилив радости от изобилия стоит того, чтобы на вторые-третьи сутки начать наблюдать затухание жизни, разворачивающееся у тебя на глазах? Мне стало немного грустно, поэтому внимание быстро переключилось на внешнее окружение.

Будучи ребёнком скромным и одичавшим за последний год, такое скопление тел в одном месте не на шутку испугало. Фигуры всех возрастов раскинулись на выделенном уличном квадрате перед центральным входом в храм знаний.

Моё тревожное состояние начало цепляться за отдельные лица, изучая их на предмет не столько симпатичности, сколько на сравнительный фактор с самим собой. Увидев, наверно, с десяток мальчиков, выглядевших (по моему тогдашнему представлению) не лучше, чем я — немного отпустило.

Не знаю, откуда появилась потребность знать, что есть кто-то, если и не хуже, то хотя бы равный по внешним критериям. Боязнь оказаться «не таким» родилась во мне естественным путём благодаря забытым, но никуда не исчезнувшим фактам. И вот тому доказательство.

Пока мы петляли в поиске сектора, в котором расположились первоклассники группы «А», я заметил несколько ошалелых взглядов старшеклассников на мою искалеченную руку. Не знаю, насколько в тот момент я был объективен, но факт оставался фактом: я так подумал, значит — так оно и есть.

Эти мифические взгляды с помесью лёгкого изумления и непонимания напомнили мне о собственном бремени.

Покрасневший, я крепче прижал левую руку к телу, пряча шишки за выпирающую ширму свободно сидящих брюк. Родители не заметили случившейся перемены. В одиночестве я погрузился в ещё больший дискомфорт.

В гамме общего шума различаю приветливый материнский голос. За ней наступает басовитое приветствие отца. Подняв голову, вижу знакомые черты. Моя первая учительница.

Взволнованно тихо здороваюсь, топорно вручая букет, словно вынужденно возвращаю кому-то долг.

Взрослые смеются.

Девочка, стоящая рядом с Н. (это имя учительницы, которое я запомню не с первого раза) озлобленно ухмыляется моему смущению. Понимаю, что такое нельзя утверждать наверняка, но личное восприятие играет главную роль, в отличие от сокрытой действительности, на которую мало приходится желающих.

Также рядом трётся несколько мальчишек. У одного из них причудливая, в хорошем смысле, внешность. Низкая фигурка, разбавленная чрезмерной бледностью и кукольными деталями лица. Крупные карие глаза, тонкие губы с аналогичным носом, а над всеми этими частями взгромоздились тёмные густые брови.

Парнишка хлопает своими длинными ресницами, особо ни на чём не фокусируясь. Надетая белая рубашка ему немного велика. Прагматичные родители купили её явно на вырост.

Остальные мальчишки на фоне такого «ангелочка» кажутся вполне заурядными. Стоит ли их хоть как-то описывать? Если только топорно.

Коренастый и светлый, взгляд наглый. Второй, слева от коренастого, смуглый, чья потерянная улыбка выглядит ослепительной на контрасте. Группа пацанов, стоящих чуть в стороне, уже успели спеться. Среди удушающей толпы они беззаботно стоят, весело толкая друг друга, и даже «бзыкующие» рядом родители не могут их утихомирить.

Ещё мне кажется немного удивительным отсутствие знакомых лиц с садика. По идее, как мне рассказывала однажды матушка, дети закрепляются за воспитательными учреждениями по месту жительства. Соответственно, из этого следует вывод, что из огромной группы кто-то, да должен был случайным образом оказаться в моём классе. Но реальность, отнюдь, ещё раз доказывает свою непоколебимую позицию непредсказуемости. И эта реальность даже не то, чтобы кидает кубики, она вообще ничего не делает, представляясь как жертвой чего-то иного, чему пока нет названия. Она приобретает статус «случайной реальности». Такая вот ловушка.

Линейка ужасно затянулась. Утро позади.

На моих новеньких «серьёзных» часах стрелки показывают полдень. Такой замечательный подарок сделали родители в честь моего нового этапа в жизни. Причём покупка вышла спонтанной.

Я не принадлежу к клянчащему классу детей, вечно выдавливающих слёзы ради бесполезных побрякушек. Да. Это одна из моих положительных черт, которой я действительно горжусь.

Радуйся тому, что имеешь. Самое ценное у человека — его жизнь, всё остальное — детали. Это более сформированная мысль моей мамы, где я посмел добавить слово «детали». На деле же фраза звучит так: «Жизнь человека бесценна».

Во время шатания по рынку в поисках вещей для школы, я залип у прилавка с игрушками, разглядывая всевозможную военную технику.

В мыслях прикидывались возможные игровые манипуляции. Как вражеский танк (возвышающийся над всеми остальными игрушками на прилавке) медленно давит моих солдатиков. И только один боец, тот самый «не такой, как все» героически прорывается к люку для заброса гранаты.

За спиной почувствовалось спокойное дыхание мамы. Она предложила мне выбрать что-нибудь из ассортимента, как подарок. Приятное предложение, вогнавшее детское лицо в краску.

Я почти готов был тыкнуть указательным пальцем на этот танк, чтобы фантазия приобрела фактический характер, но стоп. Можно ли выбирать в подарок артефакт, больше отождествляющий нынешнюю жизнь?

Статус «первоклашки» повис над головою. Должен ли гордый школьник играть в игрушки? Не будет ли значить такая легкомысленная покупка актом пренебрежения своим будущим ради мимолётного веселья? И действительно ли я хочу именно этого? Больше смахивает на привычку. Именно.

Такая… устоявшаяся. Как губительна она!

Привычки. Они подобны стенам, которые мы возводим собственными руками. Они сравнимы с рыболовными крючками. Ты одновременно и рыбак и рыба. Цепляешь себя за ботинок в надежде улова, но со стороны любой скажет: «Ты крутишься подобно волчку!» Образуется дрожащая буква «О». Умные люди смотрят серьёзно на это, качают головой, а ты, как дурак озираешься на них, смеёшься над их глупым выражением, не замечая глупости собственной.

Мама ждёт ответа. Она ждёт решение своего ребёнка: что же он хочет получить? Я с улыбкой киваю ей. Идея действительно отличная, но брать стоит полезную вещь. Мне нужен символ, соответствующий грядущему новому.

Не проходит четверти часа, как палатка, находящаяся чуть южнее (такой вариант направления я подслушал у продавца рыболовных снастей, который объяснял мужчине, где купить панаму с сеткой) открыла моему детскому взору кучу железяк, так завораживающе переливающихся на солнце. Я подошел к торговой палатке, обнаружив огромное количество наручных часов.