Розы на асфальте

8

Кинг – легенда нашей школы. Войди он сейчас туда, ребята будут на него смотреть как на Иисуса. Только не войдет, не пустят, хоть он и был лучшим защитником в футбольной команде за всю школьную историю. Проблема в том, что он ненавидел тренера. Честно говоря, тренера Стивенса ненавидели все. Мужик был ярым реднеком. Слова «ниггер» от него не слышали, нет. Было другое, вроде флага конфедератов на капоте машины. Историческая память, как он говорил. Память, чтоб им всем сдохнуть!

Как-то раз в прошлом году он велел Кингу помыть перед тренировкой его тачку, а тот заявил: я не раб, чтобы вам прислуживать. Тренер глянул злобно и прошипел: «Кем скажу, тем и будешь, парень!»

И Кинг выбил из него все дерьмо.

Клянусь, я такого в жизни не видел – ни дать ни взять Тайсон на ринге. Короче, Кинга исключили из школы и упекли в колонию для несовершеннолетних. Тренер Стивенс к нам не вернулся, так что мы избавились от этой реднековской рожи, а Кинг навсегда остался в наших глазах героем.

– Кларк до сих пор никого догнать не может? – смеется он и давит на газ.

– Где уж ему. Что стряслось-то? Давненько ты не показывался.

– Ну, ты понимаешь, на улице дел всегда хватает. А сегодня решил вот тебя вытянуть прошвырнуться, как обычно в первый день.

– Прямо сейчас? Знаешь, я б лучше придавил часок-другой у тебя в берлоге. Устал как собака.

– Да ну, шутишь? А как же торговый центр, мы же всегда…

– Веришь, совсем никакой. Надо отдохнуть, а через два часа на работу.

– Работа? Что еще за работа?

– Дре уговорил пойти к мистеру Уайатту, – говорю я. – Буду в лавке помогать и в саду.

– Погоди, это что же выходит, ты променял наш бизнес на гроши от того старого пня? С таким же успехом мог в полицию пойти!

Уайатты были у Кинга последней приемной семьей перед колонией, и он вечно жаловался, что они ему жизни не дают.

Я пожимаю плечами.

– Либо так, либо в «Макдаке» у кассы стоять. Мне теперь надо сына обеспечивать.

В машине становится тихо, только диджей что-то болтает по радио.

– А как дела с торговлей, норм?

– Все окей.

– Никаких проблем с Шоном и бандой?

– Не-а.

Мы снова молчим. Из колонок звучит Мастер Пи, басы бьют по ушам.

– У тебя новые сабвуферы?

– Угу.

– Звук просто зашибись.

– А то.

Как-то сухо он отвечает, и вообще атмосфера в салоне резко изменилась, едва зашла речь о сыне.

– Все окей, браток? – спрашиваю. – Если ты из-за ребенка…

– Да забей ты, Мэв! Сколько раз тебе твердить, что все окей? Будь уверен, я только рад, что больше не приходится менять ему пеленки. – Он смеется. – Че как там ваще Кинг-младший?

– Да ниче так, только выспаться ни разу не дал. Кстати, придумываю ему новое имя.

– С чего вдруг? – оборачивается Кинг.

– Ты еще спрашиваешь? Зачем ему твое имя, если он мой сын?

– Я же твой кореш, почему бы и нет?

– Ладно тебе. Учитывая обстоятельства, это было бы как-то странно. – Кинг молчит, я вздыхаю: – Ты только не подумай, я ничего такого…

– Он теперь твой, Мэв, делай что хочешь, – отмахивается Кинг. Достает пискнувший пейджер и бросает взгляд на экран. – Белоснежка Аарон готов встретиться.

Этот белый торчок учится в католической школе Святой Марии. Кинг познакомился с ним на футбольном матче, и теперь Аарон его постоянный клиент. Если на ком и зарабатывать, толкая наркоту, то на богатых белых детишках.

Но сейчас все мысли мои – о Лизе. Она тоже ходит в школу Святой Марии, и ее легко там отыскать. Только что я скажу? Извини меня? Да тут миллиона извинений не хватит.

Все равно надо пробовать, может, на миллион первый раз сработает. Лиза стоит куда большего.

Католическая школа находится в центре города. Нам навстречу то и дело попадаются компании учеников в форме, разбредающиеся по соседним закусочным. В Святой Марии разрешают уходить на обед. Нас бы ни за что не выпустили – знают, что половина назад не вернется.

Кинг заруливает на школьную парковку и находит место в глубине. Я тоже открываю дверцу.

– Хочу поискать Лизу, – объясняю.

– Да ну, – хмурится он. – У меня нет времени, Мэв.

– Всего десять минут, Кинг. Далеко уходить не буду, обещаю.

Он смотрит через парковку.

– Думаю, и не придется, вон же твоя девчонка.

Я оглядываюсь. Прислонясь к машине, Лиза болтает с белым блондинистым парнем. Тот явно распускает перед ней хвост, а она хихикает.

Ничего себе. Я, значит, страдаю под грустные песни, а она какому-то белому парню улыбается! Решительно шагаю к ним.

– Эй!

Оба поворачиваются.

– Боже мой, – стонет Лиза, – какого черта ты тут делаешь, Мэверик?

То же самое хотелось бы спросить у нее, но тогда меня просто пошлют.

– Нам надо поговорить.

– Нам не о чем говорить! Займись лучше своим сыном.

– Так это что, тот самый придурок, у которого ребенок от другой девчонки? – спрашивает блондин.

Во-первых, кто он такой, чтобы спрашивать? Во-вторых, с какой стати она болтает ему о моих делах? И в‐третьих, он вообще понимает, с кем разговаривает? Я подхожу к нему вплотную.

– Ты кого придурком назвал?

Он сжимает кулаки – никак драться собрался. Сейчас я из него котлету сделаю.

Лиза кладет руку ему на грудь.

– Коннор, все в порядке, я сама разберусь.

Вот так имечко, дурнее не придумаешь. Решила променять меня на белого засранца, да еще по имени Коннор?

– Ну если ты уверена, – говорит Коннор, сверля меня взглядом, затем все же сваливает.

Лиза поворачивается ко мне, в глазах ее горит ненависть.

– Убирайся домой, Мэверик!

– Еще чего! Ты правда крутишь с этим белым? Мы же с тобой совсем недавно были вместе.

– Даже не напоминай. Я хотя бы не спала с ним и не завела от него ребенка… чтобы развеяться!

Крыть мне нечем.

– Прости меня, Лиза! Мне очень жаль.

– Да ты сам жалок, – говорит она. – Жалкое подобие парня. Какой же дурой я была, что в тебя влюбилась.

Голос ее срывается, как будто всхлип рвется изнутри наружу. Больно видеть ее слезы, но еще больнее слышать, что она жалеет о своей любви.

– Прости меня! Мне правда жаль, клянусь Богом! Я сделаю все, чтобы исправить…

– У тебя ребенок от другой девушки! Как ты это собираешься исправлять?

– Я не знаю…

– Уходи, Мэверик.

– Лиза, пожалуйста! Обещаю, я…

– Убирайся!

– Эй! – слышится громкий оклик, и к нам спешит рослый чернокожий тип в форме охранника. – Молодой человек, что вы делаете на территории школы?

Пытаюсь поймать Лизин взгляд: может, в нем промелькнет хоть намек на то, что у нас еще есть шанс. Хоть что-нибудь.

Но она даже не смотрит на меня.

– Ладно, – киваю я больше ей, чем охраннику, – ухожу.

Такое ощущение, что ухожу не от нее, а от нас обоих.