Особняк

Билли достал записную книжку, сел и выпил. Когда барменша сказала ему, что бар закрывается, он поразился размеру чека. Он потянулся за кредиткой – было бы так приятно швырнуть ее на стойку, зная, что ее не вернут с мрачной гримасой смущения, – но потом передумал, положил ее обратно в бумажник и бросил на стойку три двадцатки. Билли на секунду засомневался, стоит ли выходить отсюда: ему казалось, что он снова переместится во времени. Билли задумался о том, что увидит, если обернется и посмотрит на бар. «Петух» был воспоминанием, которое нужно было оставить в прошлом, холодным напоминанием о том, кем он был. Возможно, он открылся сегодня специально для него, напоминая, что от прошлого не убежать.

Билли не знал, чего боится больше: обернуться и заметить, что «Петух» исчез, его окна заколочены досками и он так же пуст, как сегодня днем; или обернуться и увидеть призывно мерцающую вывеску. Он решил не проверять.

Вместо этого Билли медленно пересек пешеходную улицу, не торопясь и позволяя ветру бить в лицо. На улице не было ни души. Он думал, что натолкнется на пьяных студенток, кутающихся в свои откровенные наряды, и парочки, которые ждут не дождутся того, чтобы добраться домой, но были только он и пустая дорога.

Ему не сразу удалось попасть к главному входу в гостиницу, а поднявшись наверх, Билли остановился у двери в их номер и, опершись о стену, снял сперва один сапог, затем другой. В коридоре с темнотой боролись со вкусом: возле каждой двери висел светильник с приглушенным светом, а ключ в замке гремел не хуже духового оркестра. Он тихонько толкнул дверь и оставил ручку поднятой, чтобы доводчик бесшумно захлопнул ее у него за спиной.

Билли замер.

Эмили лежала на боку, повернувшись к нему. Она сбросила одеяло, и оно свисало с края кровати, но простыня все еще покрывала ее извилистыми изгибами реки из хлопка и была подоткнута под мышку, обнажая в тусклом свете, все еще проникающем через окно, ее плечо и одну грудь.

Глаза Эмили были открыты. Она смотрела прямо на него.

Билли глубоко вздохнул и нагнулся, чтобы поставить сапоги. Когда он выпрямился, ее глаза уже были закрыты. Она спала. Это был лишь плод его воображения. Билли сбросил с себя куртку и джинсы, отлил, прополоскал рот бальзамом, смочив им также губы. Забирался в постель он медленно и осторожно, стараясь не касаться Эмили своими холодными ногами. Он уснул практически сразу же.

На следующее утро Билли почувствовал, как зашаталась кровать, когда Эмили вставала. Ей никогда не нужен был будильник, и, похоже, даже разница во времени между Сиэтлом и Кортакой никак на нее не повлияла. Не нужно было распахивать глаза, чтобы понять, что уже около шести утра. Билли подождал, стараясь дышать ровно, когда она входила в ванну и выходила из нее, шуршала тайтсами и рубашкой для бега, завязывала шнурки, застегивала куртку. Затем он почувствовал дуновение ветра, и дверь за ней захлопнулась.

К тому времени как Эмили вернулась, вспотевшая и замерзшая одновременно, с красным от ветра лицом, пряча пальцы в рукавах, Билли уже успел выпить две шипучие таблетки, почистить зубы, прополоскать горло бальзамом для полости рта, сходить в туалет, побриться, принять душ и принести из столовой внизу графин кофе.

– Эй, – сказала она. – Не ожидала, что ты проснешься так рано. Я старалась не шуметь, когда уходила. Я тебя разбудила?

– Не мог уснуть.

Билли сидел за столом, и перед ним снова лежала открытая записная книжка, но он только делал вид, что работает. То, что оживляло числа и буквы прошлой ночью, заставляя их нетерпеливо вибрировать в его мозгу, теперь пропало. Тетрадь была открыта лишь для галочки. Эмили непонятно зачем какое-то время смотрела на него взглядом, от которого ему сделалось неловко, а затем налила себе чашечку кофе.

– Ага. Я слышала, как ты выходил вчера ночью. Работал? – спросила она.

Она этого не сказала, но он понял, что она имела в виду: «Пожалуйста, скажи, что ты работал. Пожалуйста, пожалуйста. Скажи, что так и было».

– Я работал. Не хотел тебя будить. Я спустился и посидел в лобби.

– Хорошо. Если устал, поспи в машине. Времени подремать хватит. Дай мне принять душ, а потом можем спуститься позавтракать.

Билли кивнул и сел обратно за стол, глядя в записную книжку пустым взглядом и слушая, как шумит вода в душе. Внизу, на столе, их уже ждали печенье с корицей и кувшины с апельсиновым соком. Женщина, работавшая в столовой, к счастью, была менее старательной, чем большинство владельцев мини-гостиниц. Они наспех съели завтрак – омлет с беконом для него и овсянка с кленовым сиропом и орешками для нее – и выехали на несколько минут раньше, успев даже по-быстрому выпить кофе.

В машине они некоторое время болтали ни о чем, но Эмили, кажется, почувствовала, что мыслями он далеко отсюда, потому что потом они погрузились в уютное молчание, которое бывает только у двух давно женатых людей. Билли прибавил отопление на пару делений и расслабился, чувствуя, как машина тихо покачивается.

Он прикрыл глаза.

Должно быть, Билли задремал, потому что когда он открыл глаза, то увидел, что окружающий мир изменился.

Справа были фермерские поля, покрытые поземкой. Амбар и главный дом остались нетронутыми; внешние стены зданий сохранили остаточное тепло, и снег сразу таял, но холмистые поля стояли посеребренные. Они проехали мимо стада коров, которые проигнорировали автомобиль с показным равнодушием. Слева находилась густая чаща спелого леса, сосны грациозно облачились в снежные наряды, спрятавшись от дороги и выделяясь на фоне глубоких теней. Холмы перед ними то ныряли, то поднимались, но дорога блестела от влаги, и снег к ней пока что не приставал. Эмили посмотрела на Билли, погладила по бедру и улыбнулась.

– До Уиски Ран осталось всего пять минут. Ты проснулся вовремя. До того как сядет самолет Шона, у нас хватит времени, чтобы выпить кофе или что-нибудь еще, если хочешь. Будет приятно увидеться с ним снова. Наверное.

Она рассмеялась, но смех прозвучал натянуто.

Билли протер рот тыльной стороной ладони и выпрямился. Она что, увидит Шона впервые с тех пор, как они вместе уехали из хижины? Как такое возможно? Она не ходила на суд, потому что, по ее словам, не смогла бы этого вынести. Да, она не виделась с ним тогда и не ездила с Билли в Балтимор в сентябре. Как так вышло, что он только сейчас это понял? Неужели он избегал этих мыслей? Неужели Билли просто притворялся, что это для него неважно? Может, наоборот, он с нетерпением ожидал, когда увидит ее лицо после встречи с Шоном? Что он надеялся прочесть по ней или, намного более важно, что он надеялся не увидеть?

Билли вытер рот еще раз. Уголки были сухие и шероховатые, и он потянулся за бутылкой с водой. Она была пустая. Эмили увидела, как он трясет ее.

– Извини, – сказала она. – Кстати, мы почти на месте.

Им понадобилось еще несколько минут, чтобы спуститься с холма и проехать вдоль взлетной полосы. Теперь, когда Билли приехал сюда на машине, а не прилетел на самолете, ощущения у него были совершенно иными. «Может, – подумал Билли, – разница в том, что в прошлый раз он был здесь с Шоном, а сейчас – с Эмили». Находиться рядом с Шоном было все равно что лицезреть, как бог снизошел на землю и говорит: «Я здесь, чтобы увидеть плоды своего величия. Чтобы взглянуть на то, что я создал, а вы трепещите и преклоняйте колена пред моей властью». С Эмили же Билли словно ступил в новый мир и прошел через перегородку, отделяющую старую жизнь от новой. Въезжая в Уиски Ран, они оставляли свое прошлое позади: выпивку, наркотики – все, в чем он ее разочаровал. Эмили хотела уехать подальше от Канзас-Сити – так она и оказалась в Университете Кортаки, но в каком-то смысле, сколько бы километров ни отделяло ее от Канзаса, благодаря ему частичка этого города всегда была с ней. Но не теперь. Не здесь. Билли думал, что Уиски Ран отмоет его дочиста, что проезд через лес к резиденции Шона станет для него своего рода крещением. Он начнет все сначала. Снова. Все будет по-другому.

Городок все еще дезориентировал, создавая впечатление старой игрушки, которую впервые вынули из коробки, но Билли заметил здесь новое здание, которого не помнил: оно стояло в конце взлетной полосы, и это была пекарня. Он хотел поделиться этим наблюдением, но Эмили поставила машину на режим самоуправления. Да и она сама уже предложила заглянуть в кофейню, так что он просто наблюдал за тем, как Эмили разглядывает проплывающие за окном магазины, рестораны и просто здания. Она улыбалась.

– О боже! Раньше это место так угнетало, а теперь его хоть в витрине выставляй, – сказала Эмили. – Мне нравится! Можно легко представить Уиски Ран за стеклом. Сейчас, окутанный снегом, он напоминает фешенебельный магазин, украшенный к Рождеству и пытающийся продать тебе дизайнерскую одежду и ювелирные украшения, а также капельку ностальгии, – когда Эмили произнесла это, они как раз проехали мимо бутика с одеждой и крошечного ювелирного магазина. Она громко расхохоталась. – О боже! И все это лишь для Шона и нескольких его гостей, которые будут приезжать пару раз в год? Это ж какое нужно иметь самомнение, чтобы построить себе целый город.

Машина остановилась у кофейни «Аварийный кофий». Билли догадывался, что это место понравится Эмили, ведь она сама хотела бы открыть подобную кофейню.

– Технически город здесь уже стоял, – сказал Билли. – Он просто забрал его, прошелся по нему бульдозером, перестроил большую часть и выкупил весь бизнес, что сулит ему гигантские убытки… Ну да, согласен. Он богатей, который создает себе определенные удобства.

Эмили задержала руку на двери, покачала головой и посмотрела на него.

– Нет, Билли. Богатей, который создает себе определенные удобства, купил бы себе люксовую машину или летал бы только первым классом. Или он вел бы себя как претенциозный засранец, выбирая вино. Здесь что-то другое. Во всем этом есть что-то…

– Пугающее.

Она замешкалась, а затем открыла дверь.

– Что ж, мы на месте, – сказала она.

Он проследовал за ней в «Аварийный кофий». Они оба воспользовались туалетом и заказали латте, а к тому времени, как снова вышли наружу, увидели след самолета в небе: Шон Игл прибывал в Уиски Ран на десять минут раньше.