Воронье живучее

— Да, одного этого достаточно для персонального дела, — подтвердил Аминджон и, отпуская Бурихона, подчеркнул: — Советую обдумать все услышанное и сделать надлежащие выводы.

Придя в прокуратуру — он и сам не знал, как дошел, — Бурихон схватился за голову. Сомневаться не приходится: его репутация подмочена. Проверка и контроль не сулят ничего хорошего. А сколько еще не высказано Нурбабаевым! Сколько угрожающего в молчании Курбанова! Секретарь райкома тоже не простак: мягко стелет, да жестко спать. Видно, придется расстаться с прокурорским креслом — выставят…

Многое рухнуло в душе у Бурихона. Он потерял самообладание и, как ни убеждал себя, что еще не все потеряно: пока корни в воде, есть надежда на плоды, не мог справиться с растущим чувством страха. Он знал, надо постараться трезво проанализировать создавшуюся ситуацию, предпринять какие-то меры, попытаться выкрутиться… Но мучительнее всего был вопрос: — кто донес? Может, этот проклятый Шерхон? С него станет, он способен на все. Ему нечего терять. Но Шерхона считают пособником бежавшего из тюрьмы завмага. Значит, не он. А кто тогда? Судья? Отношения с ним натянутые, но он мало что знает. Милиция отпадает, там свои люди, тем более что накапали и на Абдусаттора. Значит, взялся начальник НКВД, сам Курбанов, и он уже не отступится, он успел соответственно настроить Рахимова и Нурбабаева, для них заявление на Нуруллобека — клад, как масло к каше. Проклятье! Это конец. Надо бежать. Да, да, бежать!..

Через минуту Бурихон спросил себя: а куда бежать? Разве скроешься от НКВД? — Он понимал, что любой неосторожный шаг лишь ускорит его разоблачение. Следовательно, нельзя поддаваться панике. Нужно как можно скорее связаться и посоветоваться с ака Мулло. Если кто и поможет, то только он. Ака Мулло в курсе всех событий, знает, что к чему, и может найти выход из любого положения, у него влиятельные связи, повсюду есть свои люди, он…

Бурихон не успел додумать до конца, как дверь распахнулась, и в кабинет вошел… ака Мулло. Сам, собственной персоной! У Бурихона даже челюсть отвисла от неожиданности и изумления. Есть древняя притча о человеке, который, измучившись, долго взывал к богу, умолял ниспослать на него свою благодать и помочь в трудностях, однако бог был глух и нем. Тогда человек в сердцах помянул коварного черта, источника всех прегрешений, бед и несчастий, и черт оказался тут как тут и — надо же — помог человеку.

— Чему удивляешься? — услышал Бурихон голос Мулло Хокироха, не забывшего плотно закрыть дверь.

Бурихон протер глаза — не наваждение ли? — и, подумав, что ака Мулло и вправду подобен святым провидцам, торопливо поднялся навстречу.

— Если назову вас вещим, не ошибусь! — с чувством воскликнул он.

— Ты поверил в это только сейчас? — полушутливо-полусерьезно произнес Мулло Хокирох и кивком показал на письменный стол с бумагами, юридическими справочниками и кодексами: — Займи свое место, сядь в кресло, оно украшает тебя!

— Э-э, — вздохнул Бурихон, разом скиснув. — Подгнило кресло, подточили его черви…

— Не говори так, не смей! — сердито перебил Мулло Хокирох и даже топнул ногой. — Упаси боже от дурных мыслей. Все, что ни делается, говорят, — к лучшему. Бог вымочит, бог и высушит. Говори, что случилось. Чего вздыхаешь?! Отчего такой бледный?

Бурихон подробно пересказал разговор, состоявшийся в кабинете первого секретаря райкома. Старик внимательно выслушал его, усмехнулся и махнул рукой:

— Ничего страшного!

— Как «ничего страшного»?

— Так, ерунда! Можешь успокоиться: я затеял все эти дела, ключ от них у меня в руках. Как поверну, так и будет.

Ошеломленный Бурихон уставился на старика тупым, ничего не смыслящим взором, по-детски разинув рот.

— Нас никто не слышит? — спросил Мулло Хокирох.

Дважды повторив вопрос и услышав наконец-то утвердительный ответ, сказал:

— Наш секретарь райкома — тертый и мятый, его голыми руками не возьмешь. Умным оказался, дьявол, и прозорливым. Они там правильно решили, что завмаг бежал благодаря Шерхону. Да, да, не таращь глаза! Если бы не Шерхон, он сгнил бы в тюрьме. Ты знаешь, пока не появился Шерхон, я намеревался засудить его, сам предъявил иск и готовился стать главным свидетелем обвинения. Так это называется на твоем юридическом языке? — Старик усмехнулся. — Твой Шерхон заставил меня передумать. Я понял, что этот идиот может пойти на любую подлость. Да, да, начнет, спасая себя, копаться в наших делах и оставит нас с тобой в дураках, а ничего не найдет — прирежет. Поэтому я решил выбрать из двух зол меньшее и велел ребятам устроить завмагу побег.

Бурихон закусил нижнюю губу и не знал, что сказать. Сперва ему стало зябко, потом бросило в жар. Господи, что творит этот старик? Ради своей шкуры он не останавливается ни перед чем. Когда понадобится, он предаст и его, Бурихона, подставит вместо себя, принесет в жертву своим интересам. Страшный он человек. Боже, до чего страшный!..

— Хватит пускать слюни! — прикрикнул старик. — Я же сказал, что из двух зол выбрал меньшее. Тебя это не касается и никак не заденет. Посадят двух-трех охранников, кого-то из милиционеров прогонят с работы или влепят выговор, тебе-то что? Только, раз по-глупому соврал, предупреди домашних, что и они не видели Шерхона, даже не слышали о его приезде. Они сумеют сыграть. Стойте на своем — и делу конец. Никого не бойся. Сохраняй достоинство. Не забывай: ты прокурор, подчиняешься только закону. Запомни, заявление про интернат — это тоже моих рук дело. Да, да, не падай в обморок — моих! Я организовал жалобу на Нуруллобека…

— Не только на Нуруллобека! — крикнул срывающимся голосом Бурихон. — И на меня, и на Хайдара, на всех наших друзей настрочили!

— Ай-яй-яй! — покачал головой Мулло Хокирох. — Поспокойнее нельзя? За кого ты меня принимаешь?

— Сами же сказали! Накапали на Нуруллобека и поставили под удар всех нас. Уже знают, что мы незаконно пристроили в интернат своих детей.

— Про это я не писал, — сказал старик, несколько озадаченный этим аргументом. Собрав в горсть бородку, он на минуту призадумался, потом вдруг хихикнул. — Ничего, это даже хорошо, это тоже можно обернуть против Нуруллобека. Разве мне рассказывать тебе, что преступник с радостью признается в малых делах, чтобы скрыть большие? Ну, благородно покаешься, осознаешь вину, тебе поставят на вид, а Нуруллобеку — лишняя статья.

— Да для чего это нужно?! — раздраженно произнес Бурихон.

— Нужно! — резко ответил старик. — Я советую тебе не медлить и возбудить дело против Нуруллобека. Выписывай поскорее ордер на его арест. Он стал вредным и опасным человеком. Если от него вовремя не избавиться, он подведет не только меня, но и тебя и всех остальных.

— Почему?

— Потому что есть Марджона! Как только встревает женщина, друзья становятся врагами. Так было испокон века, это от бога. Самцы некоторых животных дерутся из-за самки насмерть, а люди часто мало чем отличаются от зверей, иногда бывают и хуже.

— А-а-а… — только и выдавил Бурихон.

— Вот тебе копия заявления, а вот копии кое-каких документов, которые помогут уличить Нуруллобека, — протянул старик пачку бумаг. — Подлинники затребуешь сам. Копай глубже, чтобы загремел, как говорится, на всю катушку. Тем более, сам говоришь, что будет контроль НКВД.

— Откуда они у вас? — спросил Бурихон, разглядывая бумаги.

— Тебе не все равно? Ешь виноград и не спрашивай, из какого он сада, — ответил старик пословицей. — Избавишь нас от Нуруллобека и обелишь себя перед своим райкомом. Но вот третье, что поставил тебе в вину Нурбабаев, немного посерьезнее. Когда-нибудь, даю тебе слово, сведем с Нурбабаевым счеты, но пока ты обязан прислушаться к его словам, он прав, не к лицу прокурору пьянствовать. Ты знаешь, я и сам не терплю пьяниц, все надеюсь на твое благоразумие. А ты злоупотребляешь… Не спорь, часто прикладываешься!

— Я не спорю…

— Бросай пить! Это уже не только совет а, если хочешь знать, и приказ. Иначе наши пути разойдутся. Чтобы отныне и капли в рот не брал.

Бурихону нечего было возразить. Старик абсолютно прав: надо кончать, с огнем не играют. Если бы еще знал норму, куда ни шло. А он выпьет одну рюмку и забывает про все на свете, напивается до чертиков. Добром это конечно же не кончится. Нурбабаев и Рахимов предупредили недвусмысленно. В сейфе лежит начатая бутылка коньяка, нужно убрать ее, унести домой. Сам он больше не притронется, пусть стоит на всякий случай…

— Чего задумался? — сказал Мулло Хокирох, напомнив о себе.

— Да так, — промямлил Бурихон и, вздохнув, признался: — Вы правы, проклятая водка действительно может подвести. Больше в рот не возьму ни капельки. С этой минуты.

— Ну и молодец! — Старик усмехнулся. — Хоть и говорят, что смешно верить обещаниям выпивох, но не такой уж ты пропащий, а? Я верю тебе, так как знаю: если захочешь — сделаешь. Будь Бурихоном, которого я люблю, — умным и сильным, деловым, энергичным, преданным друзьям. Думаю, больше мы не будем возвращаться к этому разговору. Постарайся сегодня же провернуть дело Нуруллобека, пусть возьмут болвана под стражу, иначе его отец может помешать — человек он, ты знаешь, заметный. Эти старые коммунисты какие-то одержимые и дотошные. Так что не тяни.

— Хорошо, обязательно! — сказал Бурихон, а сам подумал, что документы, которые он имеет, дают лишь повод открыть дело. Брать под стражу он не имеет права. Кому из следователей поручить? Как сформулировать обвинение? Отец Нуруллобека конечно же вмешается и постарается поднять на ноги всех, потому обоснование должно быть особенно веским. Иначе не оберешься беды…

— Теперь о наших семейных делах, — прервал Мулло Хокирох тревожные думы Бурихона. — Я говорю о свадьбе. По-моему, надо, не дожидаясь возвращения Дадоджона, устроить помолвку. Хоть и у тебя сейчас дел по горло, и я не свободен — до конца уборочной еще далеко, думаю, на богоугодное дело время выкроим. По-моему, помолвку можно устроить на будущей неделе в пятницу, а как вернется Дадоджон, тут же сыграем свадьбу.

— Хорошо, — глухо признес Бурихон.

О чем бы Мулло Хокирох его сейчас ни спросил, иного ответа он бы не услышал. Старик, вероятно, понял это, тут же поднялся и, попрощавшись, направился к выходу…