Ювенилия Дюбуа

— Верно, абсолютно верно. А В-ь наш, горячо любимый, потихоньку чистит и чистит. Иногда становится даже страшно, насколько листы наших предков претерпели улучшений, но что поделать? Ещё немного и детям в школах будут говорить, что первых людей [ЦЕНЗУРА] сам… но куда ему, хе-хе…

— Какой вы категоричный, Антон Арсеньевич.

— Ну а что, хочешь сказать, что ты не согласен со мной?

— Согласен, правда на вашей стороне…

— Вот то-то и оно. Знаешь, Владислав, мне уже много лет, не так долго осталось покупать любовь молоденьких девочек и говорить с тобой, мой любезный друг. Клонироваться, как все эти клоуны, я не собираюсь, поэтому и могу позволить себе хоть иногда с доверенным человеком так поговорить.

— И я за это вам очень признателен.

— Я тоже, дорогой, тоже… — Понтыненко по-приятельски похлопал друга по плечу. — Просто я хочу, чтобы ты понял одну вещь: самое большое счастье для человека, это возможность уйти из жизни с чистой совестью и со всеми сделанными делами. А главное дело у нас какое?

— Вы мне скажите.

— Прожить своё время в УДОВОЛЬСТВИЕ! Понимаешь? А ещё попытаться сделать что-то важное, но опять же, по факту нет ничего важного в мире, кроме самой жизни. И важна она до тех пор, пока существует в теле человека, который думает эту мысль. Всё остальное — шелуха и враки. Мы-то с тобой понимаем, В-ь, все его помощники, все наши органы, одна большая машина. А ещё составляющие: язык, вера, семья, дети, успех, деньги, машины, яхты. Это всё сраная чушь! Порочный круг завязанных людей, продающие счастье другим, чтобы самим купить иное счастье. И так до бесконечности. А по итогу: счастливых не остаётся и вовсе. Ведь откуда взяться счастью, если сам человек не предназначен для него. Наш удел — беспощадное и бессмысленное размножение, а всё остальное — всего лишь спектакль одной ошибки из прошлого, когда обезьяна нечаянно поняла, что с камнем в лапах проще выживать. Сама плоть предназначена для страдания, ведь если это было не так, то страданий просто не было. Всё, что происходит с человеком и нашей Землёй, всё это единственно возможная закономерность движения. Так и должно быть, но это не значит, что я не имею право назвать всё это ДЕРЬМОМ!

— Это вы сильно, нечего возразить.

— Можешь и не пытаться, сынок. Я пришел на твою светскую тусовку не просто так.

— Я догадался.

— Правда?

— Да, вы ведь обычно не ходите на такие мероприятия.

— Ну, тут ты привираешь, но отчасти ты прав. Вообще я действительно пришел, так как хотел развеяться, но ещё я хотел поделиться с тобой одной новостью. Точнее двумя, просто одна вытекает из другой.

— О делах мы могли поговорить и по телефону…

— Нет, не могли! Слушай сейчас внимательно, а когда я закончу, то ты мне ничего не скажешь. Пойдёшь дальше развлекать гостей или что там хозяин вечеринки должен делать? Не важно, придумаешь себе занятие. Телефоны прослушиваются, поэтому скажу я тебе лично на ухо. — Понтыненко вплотную приблизился к лицу продюсера и продолжил. — А теперь слушай внимательно, у нас там наверху свои правила. Мозги каждого «слуги народа» вечно копируют в общую базу, у нас в обязательном порядке берут кровь и прочий биологический мусор. И только для того, чтобы после кончины, полностью восстановить служащего, ведь новенького придётся заново обучать, посвящать в тайны, которые должны знать исключительно единицы. Короче, мы типа бессмертного полка, понял? Я отдал огромную кучу денег и узнал по секрету, что это клонирование действительно так ужасно, как все себе его представляют. Не буду вдаваться в подробности, но я не хочу навечно застрять в этой помойке. Послезавтра я застрелюсь, а перед этим выкраду всю информацию и материалы о себе. Уйду насовсем, и никто мне не помешает, это мое желание. Избавление. Рассказываю тебе, мой друг, только с той целью, чтобы попрощаться. А ещё, чтобы предупредить: ты у них на примете, понял? Просто знай, если ты и дальше будешь так блистательно балансировать контентом для продвижения их бедлама, то можешь в скором времени попасть в список вечно страдающих. Так что подумай хорошо, нужно ли тебе это?

— …

— Удачи, мой друг, и ни о чём не жалей. А мне пора окунуться в удовольствие, ни в чём себе не отказывая.

Антон Арсеньевич подмигнул приятелю, и без дальнейшего трагизма, с улыбкой на лице, отправился отплясывать со своей подругой. За весь оставшийся вечер Крутой больше ни с кем не общался, только иногда вежливо отвечая на вопросы.

Последние гости разъехались полчаса назад. Второй этаж. Кровать. Два одиноких тела сплетены в обоюдном желании. Ольга целует Владиславу шею. Это их первый раз.

Ничего этого не было, если бы Крутой вдруг не предложил ей остаться. Ничего этого не было, если бы он деликатно не налил ей вина. Ничего этого не было, если бы Ольга не захотела, ведь этот мужчина — человек чести. Эти его умные глаза, эта его ненавязчивая манера… просто взяли, да сокрушили барьер.

Теперь она извивается под ним. Ей давно не было так хорошо. Она уже забыла, какого это, быть просто желанной женщиной. Как приятно быть нужным человеком. Снова почувствовать себя красивой, ещё не такой старой брюзгой, а вполне себе притягательной особой. Как приятно забыть на время свои обязанности и одну и ту же житейскую ловушку.

Ольга сверху. Она доминирует. Берёт весь физический труд на себя. Сексуальное равноправие заводит её ещё сильнее, и чем больше она занимается любовью с этим мужчиной, тем чувства плоти обостряются. Незаметно приближается общий оргазм, крики, горячее дыхание. Ватная голова с ватными мыслями нежно опускаются. Сегодня и вправду волшебный вечер.

Владислав нажимает на сенсорную кнопку сбоку дивана. С потолка слышится тихое жужжание. Это заработала встроенная вытяжка. Крутой закуривает, вглядываясь в прорези, затягивающие дым.

— Ты никогда не думала о бессмертии? — Спросил он любовницу.

— Думала. Правда это было так давно, когда ещё само бессмертие было ни к чему.

— А сейчас?

— А сейчас не до этого как-то. Сколько не думай о бессмертии, а всё равно умрёшь неизвестно когда, да ещё и внезапно, но если тебя интересует моё мнение, то я верю в бессмертие нашей энергии.

— Ты про перерождение? Я хотел узнать, ты бы смогла жить в своём теле, со своими воспоминаниями и опытом настолько долго, что это уже называлось бы вечностью?

— Думаю, нет. И хоть на своём смертном одре я бы жаждала исцеления и продолжения, но это была бы просто прихоть организма. Я думаю, каждый человек понимает ловушку такого положения. Рано или поздно одно состояние наскучивает. Радости превращаются в издевательство, а издевательства становятся обыденностью. Человек должен жить ровно столько, сколько ему суждено природой. А потом, это уже не утверждение, а моя надежда, человек отдаст свою энергию планете, которая перераспределит её куда-то ещё. И человек без прошлого опыта будет постигать опыт бескрайний.

— Какая ты умная и прекрасная женщина.

— Да ладно тебе, не первая и не последняя. Мысль-то не новая. Вопрос можно?

— Буду только рад.

— Мне вот интересно, на твоей алькове побывало наверно очень много красивых девушек. Неужели, такая как я, может понравиться тебе?

— Брось, это далеко не так. Я по натуре очень одинокий человек. Не буду от тебя скрывать, здесь бывало не так мало эскортниц, но покупная любовь никогда не может дать таких же ощущений, как любовь с человеком, который совершает постоянный круговорот между «взять» и «отдать». А ты, моя дорогая, прекрасная женщина, очень красивая. Не вздумай со мной спорить. Когда занимаешься любовью с проституткой, то ты только берешь, без какой-либо отдачи. После предоплаты вся химия превращается в обычную похоть, но с тобой я чувствую себя… равнозначно, что ли? Твой оргазм мне был превыше оргазма собственного. Хотелось дать тебе намного больше, а ещё сказать много всего.

— Ладя, твоё тело сказало намного больше. Спасибо тебе. — Ольга нежно поцеловала его в щечку. — Уже поздно, мне пора ехать домой, а то Тимур будет беспокоиться, если он уже не мечется в панике.

— Да брось, он же взрослый парень. Напиши СМС и…

— Он большой ребёнок, и ты знаешь это. Не хватало нам, чтобы у него ещё случился нервный срыв, из-за которого снова перестанет надолго писать.

— Спорить с тобой не буду, но знай, я был бы очень рад, если б ты осталась.

— Я знаю, милый, а теперь будь добр, вызови такси.

Ольга с ловкостью кошки встала с кровати. Быстро оделась. Продюсер, не поднимаясь, заказал машину, только потом неспешно начав одеваться под пристальным взглядом Золотовой.

— А ты сам как считаешь? — Спросила она.

— М?

— По поводу бессмертия. Я так понимаю, тебя беспокоит этот вопрос.

— Да как тебе сказать… я не то, чтобы обеспокоен домыслами. Тут один мой старый приятель приходил.

— Понтыненко?

— Да. Ты его знаешь?

— Ну, он личность известная. Всё-таки в моей молодости он часто мелькал по телику.

— Да, верно. Он поделился со мной одной информацией, сама знаешь, этот слушок об «омоложении» элитной кучки.

— Так. Стоп, Ладя. Не рассказывай мне, лучше спать буду. Ты сам знаешь не понаслышке, что везде уши. Я ничего не слышала.

— Но ведь… — Тут телефон Владислава завибрировал. — Твоя машина пришла.

— Вот и отлично. Спасибо за вечер и вкусное вино, ты просто прелесть. До скорого, можешь не провожать. — Ольга быстро обняла Крутого, раздались клацанья её лакированных туфель. Дверь аккуратно щелкнула, тихий звук мотора спешно отдалялся от дома Владислава, оставляя продюсера со своими мыслями в ночной тишине.

Машина такси остановилась на улице Рязенская. Достаточно старый спальный район. От ближайшего метрополитена Вахтубина до центра можно добраться без пересадки за четверть часа. Новых домов здесь не строят, куда там, и так весь клочок земли заставлен бетонными коробками, чья высота колеблется от десяти до двадцати метров. Следовательно, приезжих здесь мало. Местные жители — коренные доходяги и те, кому досталась квартира от умершего родственника.

Вот и Золотовы получили квартиру по наследству. У Ольгиного покойного мужа Лёши здесь жила когда-то бабушка, которая умерла достаточно молодой. Ей только исполнилось семьдесят.

Лёша был единственным любимым внучком, да в придачу тогда уже как несколько лет на свет появился долгожданный сын, которого назвали Тимуром. Пожилая порядочная женщина, скрывавшая от родных своё серьёзное заболевание, предусмотрительно переписала своё имущество этой семье. А когда Тимуру исполнилось шесть лет, то и сам его отец покинул бренный мир, взвалив все заботы о сыне на хрупкие плечи Оли.

Оля и Тимур жили всегда вдвоём. Отца Тимура она никогда не упоминала, так как Алексей ушел из жизни через [ЦЕНЗУРА]. Редкие люди знали постыдный поступок Олиного мужа, которого она честно и со всей отдачей любила. После него Золотова решила для себя, что больше ни с кем не свяжет себя узами брака, а основной целью её жизни стало воспитание сыночка.

Сейчас Тимуру стукнуло двадцать три годика и, несмотря на весь свой талант и физическое взросление, он до сих пор оставался всё тем же ребёнком, только знающим чуть больше слов.