На предельных скоростях

Глава 32

Ожидание — худшее из всех зол.

Согласна, не самое философское из существующих утверждений, но сейчас оно актуально как никогда.

Ведь уже четвертый день я слоняюсь по дому, словно тень, нетерпеливо отсчитывая минуты. Кто бы знал, как ожидание может съедать изнутри, отравляя все вокруг.

Хожу, будто в тумане, уговаривая себя, что все хорошо, ведь главное, что Раш жив. Но, если честно, это не особо помогает.

Четвертый день, с тех пор как закончилась эта ужасная гонка вслепую, я не нахожу себе места, пребывая в вечном страхе.

— Привет, — шепчет Макс, просовывая голову в приоткрытую дверь комнаты. — Как он, без изменений?

Качаю головой, глядя на лежащего на постели Раша.

Вид у него, конечно, ужасный.

Даже смотреть больно — обилие кровоподтёков и синяков превратило его тело в одну большую рану. Я до сих пор не могу взять себя в руки — слезы наворачиваются каждый раз, стоит только взглянуть.

Кажется все, что я могу теперь делать, это плакать.

Ведь именно этим я и занимаюсь вот уже несколько дней подряд.

Главное, что он жив.

Жив!

Повторяю, как заведенная, пытаясь успокоить себя во время очередного приступа отчаянья. Нет никаких ножевых или огнестрельных ранений, а так же внутренних кровотечений — и это главное. Так, по крайне мере, мне говорит Макс, но, честно признаюсь, от этого не становится легче.

Да, Раша не пытались убить, но били сильно и профессионально, так, чтобы потом еще долго пришлось восстанавливаться. Это была не просто драка, это был способ проучить, показать, что случается с теми, кто идет против сильных мира сего.

Никогда не смогу понять такой жестокости.

Мне было бы намного легче, находись сейчас Раш в больнице, под присмотром врачей, но даже этого нам не позволили, запретив обращаться в клинику, опасаясь огласки. Поэтому я провожу целые сутки у его постели, следя за состоянием, готовясь в любу минуту вызывать службу спасения. Раз в день к нам приходит врач, знакомый Макса, который утверждает, что пациент идет на поправку, и это единственное, что меня успокаивает. Мы с Лерой поочередно исполняем роль медсестры, помогая накладывать повязки и обрабатывать раны.

Но самое ужасное во всей этой ситуации, что за прошедшие четыре дня Раш толком не приходил в себя. Стонал от боли, разговаривал в бреду, когда первое время его била лихорадка, но в сознание не возвращался, и это чертовски тревожит меня.

Я сижу у его постели, ожидая, когда же он очнется и сам скажет, что с ним все хорошо. Посмотрит на меня своими серыми глазами, назовет Конфеткой и вновь отпустит шуточку про возраст. Словами не передать, как же я жду этого момента.

— Иди поешь, я с ним посижу, там Лера обед приготовила, — погрузившись в собственные мысли, я даже не заметила, что Макс продолжает стоять в дверях, взволнованно глядя в мою сторону.

— Не хочу, — качаю головой, чувствуя не только отсутствие аппетита, но и усталости как таковой.

— Ну нельзя же так, Миха! — хмурится, прожигая меня недовольным взглядом, но я не изменю своего решения, и мы оба это знаем, ведь подобные разговоры случаются по несколько раз на дню.

— Могу я спросить? — все же решаюсь окликнуть Макса, когда он уже готов выйти из комнаты, прикрыв за собою дверь.

— Конечно.

— Это правда, что вы с Лерой хотели устроить поломку байка, чтобы Раш не дошел до финиша? — сама не пойму от чего перехожу на шепот, будто страшась задавать подобные вопросы открыто.

— Да, — Макс проводит рукой по лицу, потирая отросшую за столько дней щетину.

— Для чего? Неужели не понимали, что поражение добьет его окончательно?

— Ему бы не дали выиграть. Ты сама видела, что произошло. Вы каким-то чудом докатили до финиша. Лучше уж потерять все, но иметь живого друга, чем выиграть и потратить эти чертовы деньги на похороны.

Так это правда! Все, что говорила Кейт!

Пусть у ребят и были более веские мотивы, но они действительно решились на такой отчаянный шаг, чтобы спасти Раша!

— Как вам это вообще в голову могло прийти?! — шиплю я, изо всех сил стараясь не перейти на крик.

— Мы пытались сделать все, что в наших силах, — Лера появляется около Макса, спеша, видимо, объяснить их мотивы.

— Устраивать такое за спиной Раша…

— Не придумывай себе ужастиков, байк должен был просто заглохнуть, никакой аварии не случилось бы.

— Я считаю, это низко…

— Низко — это когда из твоего друга пытаются сделать козла отпущения, а ты просто сидишь сложа руки! — Макс не выдерживает, переходя на повышенные интонации. — Мы уже однажды чуть не потеряли Раша, поверь, повторять подобное что-то не хочется, а он, будто специально, каждый раз лезет на рожон. Чересчур упрямый, чтобы понять: иногда нужно просто отступить и жить дальше, а не биться головой об стену. Слишком уж серьезным людям он перешел дорогу, поэтому тату-салон было не спасти. Что нам было еще делать? Смотреть, как он убивает себя?!

Головой я понимаю, что Макс прав, но сердце, сердце кричит о предательстве. Наверно, мне просто нужно время чтобы осознать и смириться с их выбором и таким диким, на мой взгляд, способом спасения. Но пока я не готова, поэтому не могу сдержаться, раскрывая карты:

— Кейт приходила ко мне перед гонкой, она знала, что вы что-то задумали, и предлагала объединить усилия…

— Так получается, это ты нас сдала? — парирует Лера, не теряясь ни на секунду.

— Нет. Я сделала то, что не пришло в голову никому из вас. Я нашла третью, не менее сильную, сторону, которая помогла мне. Я пошла к…

— К кому?!

— Ко мне, — раздался хриплый голос позади, и мы все мгновенно оборачиваемся, удивленно уставившись на лежащего на кровати Раша.

— Она пришла ко мне и все честно рассказала, — произносит чуть тише, явно не находя в себе силы много говорить после столь долгого перерыва.

Очнулся!

Мысль, поразившая, как удар молнии, на мгновение лишает дара речи, а в следующую секунду я уже несусь к постели, не веря, что все происходит на самом деле.

Очнулся! Наконец-то!

Первый шок прошел довольно быстро, и вот мы уже суетимся вокруг Раша, подавая ему воду, измеряя температуру и одновременно расспрашивая о самочувствии.

Когда волнение, вперемешку с радостными криками, чуть улеглось, мы вновь возвращаемся к прерванному разговору:

— Ребят, ну и кашу вы заварили, пытаясь меня спасти, вот вам спокойно не живется. Я давно понял, что Чех меня подставил, и эту гонку мне просто так не выиграть.

— Как давно? — недоверчиво спрашивает Лера, сверля Раша своим фирменным рентгеновским взглядом.

— Ну, как сказать… Когда Миха пришла и все мне рассказала, а это уже два дня, так что давно-о.

— Да уж, ты у нас супер-проницательный, — смеются ребята, и даже я не могу сдержать улыбки на волне всеобщего веселья.

— Так это ты устранил неполадки? — спрашивает Макс недоверчиво.

— Угу, мне нужно было рискнуть — все или ничего.

— И у тебя получилось. Это была самая крышесносная гонка вслепую из всех, что я видел. Весь Перекресток гудел еще несколько дней, обсуждая подробности. Но, блин, лучше такого больше не повторять, я чуть не поседел, пока вы гнали по трассе, — признается Макс, и я только сейчас понимаю, как же волновались за нас ребята на протяжении всей гонки.

Повисшая после признания тишина недвусмысленно дает понять, что разговор исчерпан. Это позже мы обговорим и обсудим все произошедшее еще не раз, а сейчас всем нужно время. Прийти в себя, обдумать и переварить случившееся, навалившееся скопом да еще, как это часто бывает, так не вовремя.

Лера уводит Макса обедать, грозя позже прийти с бульоном для больного, и мы, получив пусть небольшую, но передышку, наконец-то, остаемся одни.

Опускаюсь на край кровати, инстинктивно пытаясь быть как можно ближе к Рашу, коснуться его, чтобы еще раз убедиться — это не сон, все происходит на самом деле. Вот он, живой, в сознании, чего же мне еще желать?

Кажется, будто все мечты разом сбылись.

Раш поворачивается, морщась от боли, пытаясь освободить мне как можно больше места рядом с собой. Я знаю, насколько тяжело ему дается каждое движение, знаю все раны и ушибы на теле, буквально чувствуя его боль. Поэтому просто цепляюсь за любимого, словно боюсь, что он вот-вот исчезнет, снова ускользнет, оставив меня совершенно одну. Целую небритую щеку, губы, подбородок, прижимая его голову ближе, страшась обнять по-настоящему и сделать ненароком больно.

Раш с большим трудом поднимает руку, горячая ладонь касается моей щеки, и я вижу, сколько усилий ему приходится приложить, чтобы совершить это простое действие. Знаю, что его ребра туго перемотаны, и каждое движение доставляет нестерпимую боль, ведь у врача было подозрение на трещины в этих самых ребрах. Теперь-то я заставлю Раша дойти до больницы и сделать рентген.

Но даже несмотря на невыносимую боль, он все равно не убирает руку от моего лица, продолжая едва уловимым движением пальцев гладить щеку.

И в этот самый миг становится так тепло и спокойно. После стольких дней ужаса и волнений, мы наконец-то рядом, вместе.

Просто лежим, наслаждаясь молчанием и окружающей нас тишиной.

Лежим и смотрим друг на друга, будто не виделись целую вечность. Чувствую, как по щекам текут слезы, не могу спокойно смотреть на худое, осунувшееся лицо Раша, на ужасные кровоподтеки, что проступили на скуле и челюсти.

Боже, сколько же ему пришлось вытерпеть за последние полтора года?!

Каждый раз, как только он вставал на ноги, его настигал новый удар, еще сильнее прежнего. Но он каждый раз поднимался, и в этот раз поднимется, ведь я буду рядом, а вместе мы справимся.

Глажу его несуразную, бритую макушку, чувствуя, как отрастающие волосы щекочут ладонь. Татуировка эта нелепая, узор, поднимающийся от шеи, вверх. Кто вообще в здравом уме будет «набивать» себе голову?!

Хочется смеяться и плакать одновременно, наверно, это просто сдают нервы, но мне уже все-равно.

— Не реви, отрастут, буду снова у тебя красавчиком, — подкалывает Раш, прижимая меня ближе к себе. — И чего, спрашивается, такую сырость развела?

— Малолетка, что с меня возьмешь, — улыбаюсь сквозь слезы, не в силах промолчать в ответ.

Боже, как же я об этом мечтала!

Какое же это счастье: просто слышать голос, смотреть в любимые глаза.

Как же, оказывается, мне мало нужно в этой жизни.

— Эй, ты поосторожнее, вздумала еще тут мою женщину обзывать, — грозит Раш, а сам улыбается, рассматривая меня так пристально, будто видит впервые.

— Даже так? — удивленно приподнимаю брови, не ожидая подобного ответа на свою реплику.

— Угу.

— Это когда же произошли такие перемены?

— А тогда же, когда ты начала катать как заправский гонщик.

— Так это было обязательным условием, чтобы стать женщиной твоей мечты? Черт, я должна была догадаться, — отшучиваюсь, хоть подсознательно и понимаю, что избежать объяснений не удастся.

— Ничего не хочешь мне рассказать?

— Что именно? — пытаюсь изобразить самое невинное выражение лица, чувствуя, что надвигается буря.

— Михаль!

— Ладно, ладно, расскажу! Во время поездки в Майами Макс действительно сделал мне подарок ко дню рождения. Но это был не тату-мастер, как ты подумал, а учитель.