Русский Мисопогон. Петр I, брадобритие и десять миллионов «московитов»

Действия астраханского воеводы, как известно, привели к самому крупному бунту времен петровского царствования. В ночь на 30 июля 1705 г. стрельцы и солдаты осуществили заранее спланированный захват Астраханского кремля, где располагалась приказная палата и резиденция воеводы, перебив при этом множество «начальных людей», иноземцев и приказных людей[796]. Чудом выживший старший подьячий Астраханской приказной избы Петр Рычков осенью 1706 г. в Преображенском приказе дал одно из самых ярких описаний тех событий. Он мирно спал в своем доме, когда в четвертом часу ночи толпа людей («человек с семьдесят») выломала двери и ворвалась в избу. Подумав, что он подвергся разбойному нападению, Петр Рычков с криками «разбой!» забрался на печь. Оттуда его «стащили за волосы» и повели в кремль. По дороге он слышал, как «били в городовой набат», и видел, как «по улицам бегали астраханские и московские стрельцы и салдаты со всяким ружьем многолюдством и кричали, что стали за веру, за усы, и за бороды, и за немецкое платье». В кремле его посадили под караул в каменную будку, где он и провел остаток тревожной ночи. Наутро его разбудили шестеро неизвестных ему стрельцов и привели в круг. Там собралось стрельцов и солдат «с четыре тысячи человек», которые «стояли с ружьем и кричали, чтоб ево, Петра, изрубить за то, что о бородах и платье целовальникам указы давал». Но, на его счастье, в этот момент в круг привели воеводу Т. И. Ржевского, которого повстанцы обнаружили на воеводском дворе в курятнике. Это спасло жизнь Рычкову. Оживленная толпа стала криком спрашивать воеводу, «для чего он заставливает носить немецкое платье и бороды и усы брить, а по церквам велит обрезывать женску полу руское платье». Воевода отвечал, что «немецкое де платье носить и бороды и усы брить велел он по государеву указу из Земского приказу, а по церквам женску полу рускова платья обрезывать не веливал». Тогда старшины отправили Петра Рычкова в приказную палату и «те грамоты велели ему, Петру, принести в круг»[797]. Петр Рычков принес в круг не присланные в марте грамоты (возможно, он их просто не нашел), а недавно присланный из Приказа земских дел указ от 23 июля 1705 г. о запрещении взимания пошлины с русского платья до тех пор, пока горожане не успеют изготовить платье нового образца. Этот документ окончательно убедил восставших в том, что воевода «бороды брить и платье немецкое носить заставил своим изволением»[798]. Тогда восставшие воеводу Ржевского и некоторых подьячих «побили до смерти». В тот же день мятежники составили послание донским казакам с призывом поддержать восстание: «Ведомо мы вам чиним, что у нас на Астрахани учинилось за веру христианскую и за брадобритие и за немецкое платье и что к церквам Божиим нас и наших жен и детей в руском старом платье не пущали, а которые в церковь Божию войдут, и у тех, у нашего мужского и женского полу, платье обрезывали и от церквей Божиих отлучали»[799]. В качестве подтверждения незаконности действий воеводы Ржевского повстанцы вместе с этим письмом отправили подлинную грамоту Приказа земских дел, полученную в Астрахани 23 июля 1705 г.[800]

Когда Петр I в начале сентября узнал об Астраханском бунте, движение уже охватило все Нижнее Поволжье. Письмо главы Приказа казанского дворца Б. А. Голицына с описанием тревожных событий поначалу даже показалось ему безумным («Князь Борис сумазбродным писмом зело нас в сумненье привел; а что пишет, сам не знает», – писал царь Ф. А. Головину 10 сентября 1705 г.[801]). Но в письме Т. Н. Стрешневу от 12 сентября Петр I (который тогда находился под Митавой) уже сообщал об отправке в Москву из действующей армии фельдмаршала Б. П. Шереметева с конными и пешими полками и просил до его прибытия «всякого ради случая» тайно собрать из приказов все деньги, а также собрать все оружие, вывезти из Москвы с верными людьми и где-нибудь спрятать или закопать[802]. Эти написанные царем 10–12 сентября 1705 г. письма непротиворечиво свидетельствуют о том, что, получив известие об астраханских событиях, Петр не на шутку перепугался того, что вспыхнувший в Нижнем Поволжье пожар может легко распространиться по всей России и очень скоро достигнуть даже Москвы. Отметим, что восставшие действительно намеревались овладеть Царицыном, затем Казанью и, если их поддержит население других регионов, захватить Москву. Установив власть над столицей, астраханцы планировали выяснить у бояр, жив ли государь. Если же выяснится, что указы о брадобритии и ношении немецкого платья в самом деле исходили от царя, то бить ему челом, «чтоб старой вере быть по-прежнему, а немецкого платья бы не носить и бороды и усов не брить». А если Петр I на это не согласится, то «и его, государя, за то убить до смерти, чая, что он, государь, подлинно подменной»[803].

Этот замысел астраханских повстанцев многим современникам не казался фантастическим. Например, прусский посол барон Иоганн Георг фон Кайзерлинг 1 (11) апреля 1705 г. доносил в Берлин, что, если Карл XII начнет наступление на Москву, в государстве вспыхнет серьезное восстание против царя, так как «вся земля склонна к перевороту из‐за своих упраздненных обычаев, обритых бород, запрещенной одежды, конфискованного монастырского имущества, из‐за литургии, измененной в некоторых местах, и новых тяжких налогов, которые изобретают что ни день и названий которых никто раньше и не знал»[804]. События в Астрахани заставили Петра I признать основательность таких опасений и пойти на серьезное смягчение своей политики в данной сфере.