На краю надежды

Глава 20 — Дима

«Минута за минутой тот же вид, те же люди. До тошноты не могу их видеть. Одно спасение — глаза закрою и снова она рядом. Её рука на обнажённом бедре, и я тону в её глазах, обжигаясь о губы. О, эти губы. Глотаю воздух, словно лошадь ртом, стоит только представить, как она касается ими паха. Счастье остаться наедине с ней, или одному. Пусть и в сырой комнатушке с голым матрасом на нарах и обосранным сортиром. Не важно, где, главное с ней. Мила! Детка!»

Запускаю руку в трусы и сжимаю член пальцами.

— А-а, — в голове картинка из комнаты для свиданий.

«Она на мне, подо мной, сбоку, спереди, сзади, покорно лежит, или извивается как гремучая змея, произнося сладостные стоны и вздохи.»

Вытираю влажную руку об штаны с блаженной улыбкой.

— Жеребцов! Подъем! — снова орёт охранник, открывая мою клетку.

Выхожу, как полагается, мордой в стену, руки за спину. Охранник методично защёлкивает браслеты на запястьях. Идём с ним по душному коридору. Лампа жужжит в конце. Чую не к добру.

— Встал! Лицом к стене!

Вводит меня в комнатушку. Там мужчина в строгом костюме шагами пол мерит. Охранник усаживает меня на металлический стул. Мужчина садится напротив, кивает охраннику, и мы остаёмся одни. Между нами лежит папка с документами и конверт. Подписан рукой матери. Мужчина представляется, его зовут Алексей Константинович, он адвокат. Что-то ещё говорит, не слушаю, так как все внимание на этом конверте.

«В свете последних событий чую не хорошие там новости. Ой, не хорошие. Но что именно там? сейчас лопну от любопытства».

— Что здесь? — кладу ладонь на конверт.

— Дмитрий Васильевич, пожалуйста, наберитесь терпения, с содержимым конверта вы ознакомитесь чуть позже, потому что вы сейчас нужны в трезвом уме и рассудке.

«А? чего? в каком смысле? Да, блин, что там? Блин нервы на пределе из-за чёртового конверта. Сам не пойму, чем меня так зацепил этот дурацкий конверт, там же может быть все что угодно.»

— Ладно, хорошо, валяйте — произношу я.

— Во-первых, расскажите в подробностях как всё было.

Я ему рассказываю чистую правду.

— Как давно приобрели нож?

— Несколько месяцев назад для самообороны.

— К уголовной ответственности ранее привлекались?

— Нет, только мелкое хулиганство и штрафы. — отвечаю я, не отрывая взгляда от конверта.

— Где спрятали орудие убийства?

— Под деревом в земле недалеко от трупака.

— Как вы оцениваете свой поступок?

— Плохо, сожалею об этом, мне стыдно и готов понести наказание, если все-таки меня осудят, но надеюсь на удачу.

— Почему вы пошли к Милане?

— Потому что никто из знакомых никогда не был связан с серьёзной уголовщиной. Да, и я ж для всех такой хороший и крутой. Стыдно было перед ними. А Милана она знает, что такое тюрьма. Раньше мы были друзьями, она мне нравилась только как подруга — как человек. Я влюбился в неё после того, как она меня приютила к себе. Я хочу, чтобы вы сняли с неё все обвинения, а я беру всю ответственность на себя. Пожалуйста, сделайте как я прошу.

— Чем вы занимались, пока уклонялись от ответственности?

— Сначала я был у неё. Потом, когда я узнал, что в ее подъезде про меня знают, то я струсил и смылся в деревню свою, где жили покойные бабка и дед. Мы давно там не были с предками, да, и в принципе редко там бывали. Поэтому я решил, что там меня искать не будут и это отличное место. Потом у неё была днюха и я, зная, что рискую, поехал к ней, мне хотелось к ней. В общем, мы с ней начали встречаться и вместе поехали в деревню. Ну а в конце ей на телефон написал сообщение мой друг, что отцу из-за меня стало плохо, и тогда не осталось выбора, как рискнуть и вернуться в город ради предков. Она предложила сама сходить к родителям, узнать, что да как. Когда мы собирались, то мы сильно поссорились, и она уехала одна. Я приехал на утро. Возле ее двери увидел того мудака, который с ней раньше спал. Слово за слово, мы подрались, дальше вы все знаете. И, да, я все понимал, что, укрываясь от зоны, тем самым делая ещё хуже.

— Как вы думаете, вы бы могли избежать случившегося если вернуть время назад?

— Да, я бы мог тогда с тем упырём нормально попробовать поговорить насчёт его девушки, успокоить его по-мужски и спокойно все решить, ну а на крайняк сдаться и потерпеть побои, чем это все, но я струсил. А с другой стороны, не случись этого всего, я бы не полюбил Милану. У меня бы не было смысла жизни. Так что, что не делается — всё к лучшему.

— Ну, что ж я всё понял. У меня вопросов больше нет, у вас есть что-либо добавить? А и кстати, судебное заседание скорей всего будет в следующий четверг.

— Раз допрос окончен, вы получили, что хотели, теперь я могу узнать, что в конверте?

— Ну хорошо.

Алексей вскрывает конверт, запускает внутрь руку и протягивает стопку из фотографий

«Ми-и-и-лана! Милана?»

Представляю какие у меня сейчас глаза.

«Она с этим упырем! Выходит из его машины. Ещё и руку ему свою дала?! Что за на хрен! А это… она в дверном проёме подъезда. Они так близко друг к другу».

До крови вонзаю в ладони ногти.

«Он ещё и лапами своими, пидор, мацает. С-сука. А она! Она же обещала! А-а-а!»

Швыряю снимки в воздух. Ору, как бешеный. Ловлю их и рву в клочья.

— Сдохни, с-сука! Сдохни! Чтоб тебя, с-с-с, — режу руку о край листа.

Капли крови разбиваются о столешницу. Алексей, выпучив глаза, шарит по карман, лезет в сумку. А я смотрю на окровавленную кожу, как кровь растекается по линиям складок.

Смотрю и не верю в эти поганые фото, не верю, что она меня так подло обманула, не верю, что вновь позволил себя обмануть. Твою мать, сука

«Невыносимо больно осознавать, что мать была права, а я не верил ей, не хотел верить, я верил любимой. Что я за дерьмо человек, когда меня второй раз так предают? что я делаю не так? ненавижу это все, меня всего распирает от гнева и боли. Безумно хочется напиться до смерти, обкуриться и разбить все руки в кровь, да что угодно, у меня больше нет сил все это терпеть, не могу не хочу»

«А мать? Мать тоже хороша. Ну как так можно, а? Так низко пасть! Мама, мама! На войне все средства хороши? Да, определённо. Она добилась чего хотела. Ну что довольна?»

Алексей протягивает платок. Отталкиваю его ему назад.

«Само пройдёт! Это ж мелочь по сравнению с тем, что творят со мной эти глупые женщины, главные женщины в моей жизни!»

Вскакиваю со стула и лупой окровавленным кулаком в металлическую дверь. Алексей рвётся меня остановить. Виснет на плечах. Отмахиваюсь от него, как от назойливой мухи. Тот по полу кубарем до противоположной стены. И практически теряет сознание от удара спиной и головой.

В эту самую секунду открывается эта злосчастная дверь. Показывается морда охранника. Мой кулак срывается с цепи и летит тому в нос. Кровь взрывом разлетаются в разные стороны.

«Ох, как же жаль, что у того молниеносная реакция. О, да! Детка, давай! Моя печень и почки так скучали! Да! И мордой моей пол помой!»

Волочат меня по пыльному полу до самой двери в карцер. Швыряет туда как куль с картошкой. Лечу до противоположной стены и мордой врезаюсь в неоштукатуренные кирпичи. Кровь из ссадины на виске заливает глаза. Стираю её рукой.

«Сколько ж кровищи!»

Харкаю под ноги. Пытаюсь встать.

«Ух-е, а треснулся-то я знатно»

Встаю на колени, упираюсь ладонями в пол и только после этого выпрямляюсь и, держась за стену, переставляю ноги в сторону двери. Перед глазами все кружится, плывёт. Хватает сил только, чтоб вмазать кулаком в дверь.

— Суки поганые! Гандоны, совсем решили меня угробить, уроды. Эй, вы слышите меня там? Мне б в больничку! — ору из последних сил.

Дверь открывается и содержимое желудка фонтаном летит на ботинки охранника. Новые матерные слова, о существовании которых я до сего момента и не знал, летят в ответ. Следом вроде ещё что-то твёрже, чем слова. После этого я смутно вижу и слышу. Вроде тащат куда-то. Лампы на потолке светят в глаза. Режут. Больно. Закрываю глаза, открываю и вижу…

«Мила, Милана, Миланочка, любимая девочка, любимая женщина. Как она могла? За что? Почему? Почему она с ним виделась? Зачем? чем они занимались в тот момент? как все было на самом деле? Мне бы было интересно узнать ответы на эти вопросы, или нет, не знаю, не знаю, чего я хочу. Единственное в чём я уверен сейчас, так это то, что я хочу выйти отсюда, повернуть время вспять, чтоб не оставлять ее одну и не чувствовать боль в чёртовом избитом до костей теле. Иногда лучше перенести несколько раз физическую боль чем душевную, от физической боли хоть есть таблетка, отличие от душевной. Боже, почему я безумно сильно люблю эту девушку?»

Ощущаю, как меня уложили на койку. Пахнет спиртом. Металл на запястьях. Опять приковали, но сил сопротивляться нет. Какой-то мужик склонился над самым носом, бухой похоже или укуренный. Вдыхаю и понимаю, как сильно хочу курить. Аж желудок к спине прилип. А мужик как назло все ближе ко мне, тычет фонарём, зажжённым в глаза. Ну и пальцы у него, ледяные и как наждачка.

Слышу голоса. Мужик этот, что с перегаром отвечает им, что сотряс у меня небольшой. Надо отлежаться. Кто-то башку мою бинтует и кровь спиртом смывает.

— Бля, больно же! — еле стону я.

— О! Очухался, — хлопает и злорадствует другой мужик. Судя по голосу крупнее и тяжеловеснее с перегаром, — Тогда поговорим.

Плюхается на койку, так что та жалобно стонет.

— Ну, что буянить изволим? В дурку вещички пакуем? — достаёт бумаги. Пишет что-то.

— Что вообще…

— Не, так-то молодец, конечно. Быстро все смекнул. Только зря пыжишься, милок. Я ж вас насквозь вижу. Ты ж парень-то умный по глазам вижу. Нервы только ни к черту. Так это мы мигом. Ну-ка, — достаёт таблетку из кармана и наливает воды в стакан, — Пей и баиньки.

Плюю её ему в лицо. Тот спокойно утирается.

— Принято, — берет с тумбы шприц и чётким движением втыкает в вену.

Веки мгновенно наливают свинцом и смыкаются. Перед тем, как провалиться в сон слышу его последние слова.

— Спи-усни, мой маленький, — смеётся и хлопает меня по плечу, уходя.

— Спи, милый и любимый, спи, отдыхай тебе нужно поспать, сладкий — как наяву слышу я голос белоснежной принцессы.

«Мне и правда пора лечить голову. Да-да, я обязательно этим займусь.»