На краю надежды

Глава 11 — Мила

«Прошлый вечер был верхом восторга. Впервые за долгое время я получила истинное сладостное удовольствие. Это было прекрасно. Мне не под силу преодолеть желание повторить наше безумие».

Натягиваю серую футболку и направлюсь в ванную.

— Запираться надо, — забавно ворчит он, а я сажусь и справляю утреннюю нужду.

После подхожу к нему, целую его в затылок, обнимаю и трусь об него бёдрами.

— Ты такой горячий. Надо бы тебя охладить, — предлагаю я и стягиваю с него тёмные боксеры, после чего мы вдвоём оказываемся в ванне.

Чувствую его похотливый взгляд на мне, от чего завожусь не на шутку, а следом за ним эрегированный член. Хихикаю от приятных ощущений и ставлю лейку в держатель.

Я намыливаю волосы, грудь, ожидая, когда он грубо возьмёт меня и прижмёт к кафельной плитке.

— О, боже, да! — вырывается из меня, когда он наконец впивается в губы.

«Это так восхитительно, что мы знаем, как доставить друг другу сумасшедший кайф, при этим впервые этим занимаясь. Мне нравиться, что уровень нашей сексуальной раскрепощённой на одном уровне».

Ласкаю его обалденный член. Он поворачивает меня спиной к себе, нагибает и резко входит в меня. Страстный громкий стон рвётся из груди.

«Фейерверк восторга в голове. В моем теле взрыв, взрыв экстатического счастья. Хочу так сходить с ума от безумного удовольствия целую вечность, не отрываясь от него. Его тело как ириска, которая приклеилась к моему, и хрен теперь отклеишь».

Стук и звонок в дверь.

«Какого хрена! Плевать! Молю не останавливливайся»

— Господи, боже! — стонет он и кончает на спину.

«Да, ёпта, кому так не терпится меня вытащить из ванны? Придурки, блин».

— Твою мать! Какие настырные! — ворчит он, прижимает меня к стене и целует.

— Прости, я должна открыть, а то соседей перебудят.

— Постучат и уйдут, — отвечает он и хватает мою грудь.

— Полиция! — слышится приглушенный бас.

«Полиция? Какова? Боже, неужели кому-то не понравились наши стоны, что они решили вызвать полицию социальных нравов по делам зависти? Ладно, черт с ними. Узнаю, в чем дело и вернусь. Думаю, это не займёт больше пяти минут, иначе я их прикончу».

Вылезаю из ванны, надеваю махровый халат на голое тело. Шустро обтираю волосы полотенцем и, посмотрев на обнажённого красавца Диму, выхожу, закрывая дверь.

Открываю дверь, в подъезде собачий холод. Обнимаю себя, пытаясь не трястись от охватившего меня озноба. Но это ерунда по сравнению с тем, что на пороге дома стояли два упитанных мента.

— Добрый день. Я следователь Копылов Сергей Иванович, — говорит он и демонстрирует удостоверение, — я правильно понимаю, что вы Лазарева Милана Константиновна?

— Добрый день, да все верно. А в чем дело? — мой голос, я надеюсь, звучит также спокойно, как этого хочется.

— Мы с Петровым Романом Витальевичем расследуем дело об убийстве во дворе соседнего дома, и пришли взять у вас показания

— А, да, я слышала об этом случае. Но при чем тут я?

— Милана Константиновна, мы сейчас вам покажем фото подозреваемого в совершении этого убийства и советуем вам сейчас быть с нами честной. Лгать правосудию не в вашу пользу. Тем более что вы уже познали жизнь в местах не столь отдалённых. Так что, подумайте хорошо, прежде чем нам соврать.

«Что? В смысле? О чём они? Черт, они это серьёзно? Твою мать, зачем они об этом говорят?»

Меня трясёт от страха. Теряю дар речи. Я не выдержу, если они что-то скажут про тюрьму. Не выдержу этого. Хочется вопить во все горло

Нервно сглатываю, сердце пляшет дикие пляски в груди.

— Хорошо.

Тот второй, которого зовут Роман, открывает белую папку.

— Милана Константиновна, вам знаком этот человек? — говорит он и разворачивает ко мне фото с изображением ….

«Дима? Что все это значит? Ничего не понимаю. Что за бред? Этого не может быть!»

Остолбенело, зависаю над фото с его лицом, ничего не слушая дальше и не замечая ничего вокруг меня. Губы трясутся, глаза по пять копеек. Вот-вот, упаду в обморок.

— Милана Константиновна, вам знаком этот человек? — повторяет мент.

«Набираю воздуха в лёгкие, подключаю язык к мозгу или, наоборот, по хрен, без разницы, что к чему сейчас надо подключить, а хотя нет, как раз-таки и не по хрен. Сейчас тот момент, когда реально надо думать над каждым словом».

— З-з-знаком

«Не может такого быть, чтобы Дима кого-то убил! Да, он не святой и не идеал, но убийство не в его духе. Он может подраться по пустякам, устроить разные розыгрыши. Он может совершить мелкое хулиганство, нагрубить, может быть злым, но, чтобы убийство? Да ни за что. Никогда не поверю в это. Хрень какая-то».

Несмело поднимаю глаза на полицейских. От сладостного приятного настроения ни осталось и следа.

— Как давно вы знакомы с Дмитрием Васильевичем?

— Семь лет, — в моем голосе не единой ноты, вообще ничего.

— Кем он вам приходится?

— Другом.

«Другом, который стал частью жизни. До беспамятства влюбил меня в себя. Доставил нереальный кайф дважды. Другом, которого я люблю».

— Как давно вы видели Дмитрия?

— Не помню.

— Мы никуда не торопимся и можем подождать, когда вы вспомните. Так что, пожалуйста, напрягите по лучше вашу память и дайте нам правильный ответ.

«Да, сука. Вы что издеваетесь надо мной?!»

— Может, неделю назад или больше.

— При каких обстоятельствах вы видели его? Поподробнее, пожалуйста.

— Мы с ним в «пеликане» пересеклись, когда делали покупки. Я была одна, а он с друзьями, вот.

— О чём вы говорили?

— Ни о чем особенном. Просто «привет-как дела? — пока» и всё.

— Он вам что-то говорил про день рождения друга или что этот друг живёт недалеко от вас и от места преступления?

«Черт, какой же сложный вопрос. Что же ответить? что же ответить».

— Нет.

— В течение этой недели вы пересекались с Дмитрием? Он жил у вас?

— Нет, я не видела его больше

— хм, странно… А вот соседи ваши говорят совсем иное.

— чего вы вообще решили, что это он убийца? Я его знаю давно, и уверена, что он не способен на убийство. Да и с чего бы ему кого-то убивать?

— потому что любой человек способен на убийство. Даже самая безобидная пенсионерка, маленький ребёнок, самая красивая и милая девушка, — Сергей Иванович приближается ко мне и, словно собака-ищейка сует нос за моё плечо — Скажу вам по секрету. На месте преступления были найдены отпечатки его пальцев. Вопрос стоит лишь в том, что была ли это самооборона, или все же преднамеренное убийство. Так что, это в его интересах обратиться к нам, а вам говорить правду, — смотрит он в глаза, а кажется будто в самое нутро заглядывает.

— Хорошо, я все поняла. Если, что, то я вам наберу, — закрываю дверь и едва сдерживаюсь, чтоб не залить тут все рвотными массами.

Мчусь на кухню, где меня и выворачивает.

Сползаю тихонько на пол. Трудно дышать, чувствую, что задыхаюсь, руки трясутся, невозможно их остановить, в груди сильнейшая острая боль. Холод внутри сменяется на раскалённую лаву.

«Сука, мудак! Дура, идиотка! Поверила и доверилась ему. Конечно же, все сходится. Не видела очевидного, забивала и пропускала всё мимо ушей. А он! Как он мог! Боже, с кем я связалась? Твою мать! Козел! Урод! Сука! Ненавижу!»

Вдох-выдох, вдох-выдох. По щекам текут слезы, обжигая кожу. Сдираю их ногтями и чеканным шагом направляюсь к двери в ванную комнату.

«Так, спокойствие, только спокойствие. Контролируй себя, Милана. Держи себя в руках. Только ещё одного трупа на руках не хватало».

— Выходи! — а в ответ тишина, — Выходи! — повторяю я и встаю спиной к выключателю, сложив руки на груди.

Дверь открывается, а затем выходит он. Глаза опущены в пол, губы поджаты. Полотенце на бёдрах.

«Вот же гадина! Мистер секс».

Ногти до боли впиваются в предплечья. Хоть так надеюсь вызвать отвращение к нему и злость, что столько времени он врал мне в глаза.

— Ну! Я жду! Начни хоть что-то говорить! — из-за всех сил сдерживаюсь я.

Не могу поднять на него глаза. Стоит только нашим взглядам встретиться и злость, как рукой, снимет.

— Милан…, — еле говорит он, голос хрипит и даже пропадает, — пожалуйста, прости меня.

— Ты… ты…

Меня накрывает осознание, что полицейские правы, что он… в глазах темнеет.

— Мил…, — подхватывает меня под руки Дима и несёт на кровать, усаживает на неё, поддерживая под спину, — Я виноват перед тобой. Я не должен был втягивать тебя в это. Знаю, что не должен был…но… так получилось…. Ты… ты единственная, кто… Мне было так страшно тогда. Я… я… Только ты могла меня понять, помочь мне пережить этот ад. Прошу, прости меня! — виновато говорит он и отворачивается от меня.

Закрывает лицо руками и встаёт с кровати.

— Понять? Помочь? То есть, если я сидела, то…

Дима шмыгает носом. Я поворачиваю голову в его сторону и вижу, что по его щекам текут слезы.

— Все просто, Мил, я трус. Мне стыдно, честно. Я не мог пойти к предкам, потому что не хотел их разочаровывать. Не мог пойти к друзьям, ведь я для них всегда такой крутой, дерзкий и уверенный в себе тип. Но ты… ты знаешь, что такое тюрьма и это правда, как не крути. Но и тут я не смог найти силы, чтобы, признаться. Да, и как сказать той, кто тебе нравится, что ты убил человека, пусть и в пылу защиты собственной шкуры. Да, что там нравится? Я без ума от тебя. Ты шикарная, классная. Мне с тобой так хорошо, спокойно и надёжно. В первый раз, да, я пришёл к тебе, потому что струсил, и нужно было где-то отсидеться. А вчера… Я понимал, что это риск. Я нашёл укромное местечко и все равно поехал к тебе. Я так хотел к тебе. Хотелось, пусть и эти два, три, сколько там осталось дней… Ведь ориентировки уже по городу расклеены. Я хотел провести эти дни с тем, кто мне дорог и нужен.

Дима подходит ко мне, охватывает колени и смотрит в глаза.

— Ты дорога Мне. Пожалуйста, прости меня, если сможешь. А, если нет, то я все пойму, и уйду, чтоб не тянуть тебя обратно в эту грязь. Я уйду и никогда больше тут не появлюсь, честно.

— Ты вообще собирался мне об этом рассказать?

— Честно? Мил, я настолько идиот, что думал, что это само как-то рассосётся. Прости

Вырываюсь из его рук. Встаю и иду к окну.

— Да, не сказал бы ты никогда. Нет, не так. Ты бы просто трахнул меня раз двадцать и смылся. Вы ж все так делаете. А Мила, она добрая, наивная, чуткая девушка, все простит и поймёт, каждого приголубит, — слезы ручьями льются по щекам. Смахиваю их остервенело, а они текут и текут.

— Нет, конечно, нет. Я не…, — Дима обнимает меня со спины и крепко прижимает к груди.

Его тело пылает, сердце стучит.

— Отличный ты план выбрал! — разворачиваюсь к нему лицу и плюю слова ему в лицо. Меня нещадно несёт. Они летят вперёд мыслей, — Соблазнить меня, трахнуть и ничего об этом не рассказать! А уж, когда я б по уши втрескалась в тебя, каждому слову б верила, тогда и рассказал бы, и то может быть! — бью его в грудь, — Мудак, ты, Дим! Ненавижу, сука!

— Да, я последняя сволочь. Но я бы никогда так с тобой не поступил.

— Но поступил же! — ору я и бегу в ванну

— Услышь меня! Я не использовал тебя, не использовал! — догоняет он меня в дверях комнаты, хватает за руку и притягивает к себе, — Я хотел быть с тобой, мне хорошо с тобой! — кричит он так сильно, что вены на его лице отчётливо краснеют.