Индиго

– Пока человек живет и дышит – ему всегда есть что терять, – разводит он руками.

– Философия на троечку, – нервно тряхнув головой, произносит Аннабель. – Я ожидала от тебя больше оригинальности.

– Жизнь полна банальщины и примитивных ценностей.

– Где Мириам, Алан? – Ее голос звенит от напряжения, но в целом она умудряется неплохо держаться. Ни истерик, ни обморока, ни криков о помощи, хотя кричи не кричи – все равно никто не услышит.

Аннабель ждет ответа мучительно долго, боясь поднять взгляд с земли и хотя бы бегло взглянуть на темный силуэт Алана Флеминга. Кажется, что запах сигаретного дыма въелся ей под кожу. Не отдавая отчета своим действиям, Анна выхватывает из пальцев Алана сигарету и глубоко затягивается. Ей удается это на удивление легко. Вязкий туман проникает в хаос мечущихся мыслей, и становится легче… буквально на минуту.

– Мириам начала курить после смерти нашего сына, – с налетом усталости в голосе комментирует Алан. – Потом в доме стал появляться алкоголь. Она мешала его с успокоительными лекарствами, которые выписывали ей врачи…

– Нет ничего удивительного в том, что твоя жена искала альтернативные способы борьбы с горем, – перебив его, сухо замечает Аннабель.

– Горе было общим, Эни. – Тяжелый вздох, щелчок зажигалки, и дымная завеса между ними становится плотнее.

– Я снова задала неправильный вопрос? – игнорируя последнюю реплику, с раздражением уточняет Анна.

– Я даю тебе возможность ответить на него самостоятельно, – бесстрастно отзывается Флеминг. – Ты наверняка уже придумала железобетонную версию. Не так ли? – Иронично ухмыльнувшись, он разворачивается в обратную сторону.

Пару секунд Анна в глубоком недоумении смотрит в удаляющуюся спину, а потом начинает нерешительно двигаться следом.

Они возвращаются?

Без каких-либо ответов и объяснений?

Это какая-то новая пытка или обычное издевательство?

Опыт подсказывает, что требования и ультиматумы в отношении Алана Флеминга бессмысленны. Он одиночка, привыкший за годы затворничества к самостоятельной игре, где правила устанавливает только один человек: он сам. Любой, кто пытается давить на него, автоматически становится противником.

На протяжении последних недель у Анны складывалось обманное впечатление, что они играют в одной команде. Теперь она полностью лишилась иллюзий и розовых очков. Всегда стоит доверять первоначальному мнению о незнакомом человеке, а оно кричало ей о том, что Флеминг опасен и полон мрачных секретов. Письма Мириам – вот что сбивало Анну с самого начала. Слепая всепоглощающая любовь к мужу и его идеализация, закончившаяся путаными обвинениями.

«Мы оба убили друг друга…»

«Он с ними заодно».

Если первую фразу еще можно понять и объяснить, то вторая кажется полным абсурдом.

Мириам боялась, что Алан тоже имел какое-то отношение к секте? Но это же невозможно! Или Мири подразумевала под этими словами что-то другое?

«Хочет, чтобы я ушла, исчезла, оставила его навсегда…»

Ответ пришел сам… «Путники Света» ассоциировались у Мириам со вселенским злом, а Алан, заговорив о разводе, фактически отказался от жены, лишив ее защиты и уверенности. Однако Майлз появился на горизонте еще до того, как Алан заикнулся о разводе.

То, что Мири завела любовника в качестве отвлечения, Аннабель как раз таки могла понять. Не укладывалось в голове другое: почему именно Майлз? Может, он обманул Мириам, рассказав, что ему удалось спастись? Тогда их мог бы объединить общий страх и пережитый тяжелый опыт.

Погрузившись в гнетущие размышления, Аннабель не замечает, как они снова оказались под старым каштаном.

– Зачем мы вернулись? – Озираясь по сторонам, она нервно переминается с ноги на ногу.

– Посмотри сюда. – Подняв телефон выше, Алан направляет свет на вырезанную на сухом стволе надпись, оказавшуюся как раз на уровне глаз Аннабель.

Ее сердце делает резкую болезненную остановку, после чего пускается в стремительный галоп.

«Здесь покоится прах Мириам Бенсон, истинной Дочери Света».

Вместо даты рождения и смерти прямо под надписью выбит год… Тот самый год, когда Аннабель проснулась утром в поле, пережив самый жуткий кошмар в своей жизни.

В горле Анны застревает крик, когда до нее доходит весь чудовищный смысл написанного.

«Я боюсь, что никогда не покидала дом своего отца».