Индиго
- Автор: Алекс Джиллиан
- Жанр: Триллер / Детективы / Любовные детективы
- Дата выхода: 2022
Читать книгу "Индиго"
Глава 24
Аннабель
– Ты мне расскажешь? – Совершенно запутавшись, Анна осторожно отстраняется, силясь рассмотреть выражение лица Флеминга.
Как всегда, невозможно определить, о чем он думает в эту минуту. Темнота его глаз затягивает, парализует и лишает воли. Знакомое ощущение, с которым Аннабель так и не научилась бороться.
Вопрос зависает в воздухе, молчаливая пуаза растягивается на минуты. Длительные, гнетущие, свинцовой тяжестью опускающиеся на плечи. Весь мир Анны сосредотачивается в затягивающей глубине черных зрачков Алана. В какой-то момент он неожиданно моргает и отпускает ее. В прямом и переносном смысле.
Не сказав ни слова, Флеминг ставит Анну на ноги, а потом сам поднимается из кресла, обходит ее справа и, присев на корточки над разбросанными в беспорядке бумагами, начинает неторопливо разбирать их, складывая аккуратными стопками.
– Что ты ищешь? – нетерпеливо окликает его Аннабель. Неопределенно тряхнув головой, он продолжает начатое. – Я снова задала неправильный вопрос? Почему бы тебе не помочь мне, Алан?
– Ты была такой уверенной, когда подошла ко мне на кладбище, Эни, – сухо отзывается Флеминг, не отрываясь от сортировки своих бумажных архивов. – Трясла перед моим носом этими чертовыми письмами и заверяла, что знаешь Мириам гораздо лучше, чем я. Ты была полна решимости разоблачить меня, в качестве козыря сохранив последнее письмо, потому что умудрилась найти в нем доказательство моей вины. Ты выстроила кучу гипотез и предположений и мгновенно отказалась от них, споткнувшись об обоснованные опровержения. Скажи мне, Эни, неужели ты ни разу не задалась вопросом, почему наш счастливый брак внезапно лопнул, как воздушный шарик?
– Быт разрушает многие семьи. Я решила, что ваша не исключение.
– Снова неподтвержденные версии?
– Как выяснилось, Мириам о многом умалчивала в своих письмах, – удрученно признает Анна. – Она считала, что ты ненавидишь ее. Вероятно, у нее были основания так считать.
– Ты сама-то в это веришь, Эни? – бесстрастно отзывается Алан. Его плечи заметно напрягаются, когда он извлекает из вороха бумаг очередной лист.
– Мири писала, что вы посещали семейного психолога, – припоминает Аннабель. – Значит, проблема была! – В голосе девушки появляется непреклонная настойчивость. – Черт, Алан, ты же читал последнее письмо и признал, что его написал психически нездоровый человек.
– А у тебя есть сомнения? – глухо уточняет Флеминг. Аннабель начинает злиться, догадываясь, к чему он пытается подвести.
– Хочешь сказать, что Мириам была шизофреничкой? В этом корень всех зол?
Молчание мужчины только усиливает ее уверенность в озвученном утверждении.
– То, что у ее матери были проблемы с психикой, не дает тебе права…
– У меня есть такое право, Эни, – перебивает девушку Алан. – Но ты ошибаешься, я не считаю, что моя жена унаследовала болезнь матери. Однако она сама была уверена в обратном. Мириам убедила себя в том, что убила нашего ребенка.
Он резко замирает и, обернувшись, протягивает Аннабель лист, который до этого держал в руках.
Растерянно приоткрыв губы, она берет дрожащими пальцами документ. Взгляд впивается в отпечатанные сухие строки. В горле встает ком, беззвучный потрясенный стон срывается с побелевших губ, от затылка к позвоночнику струится леденящий холод. Пошатнувшись, Аннабель отступает назад, неуклюже рухнув в кресло.
– Это свидетельство о смерти. Ему было всего пять месяцев, когда он умер. Сейчас бы Тим уже ходил в школу…
– Тим? – севшим голосом переспрашивает Анна, и грудную клетку прожигает едкая боль. Ее помутневший взгляд застывает на окаменевшем лице с выраженной асимметрией. Флеминг говорил, что микроинсульт, вызвавший паралич лицевых мышц, произошел пять лет назад. Ровно столько прошло с даты, указанной в смятом онемевшими пальцами свидетельстве.
Алан медленно кивает и снова отворачивается от Аннабель, тяжелой походкой перемещается к окну и, рванув на себя раму, прикуривает сигарету. В комнату врывается поток холодного ветра, поднимая в воздух только что сложенные стопки бумаг и с характерным шуршанием разбрасывая их по всему кабинету.
Алан Флеминг
– Помнишь, я недавно рассказывала тебе про лебедей? Они прилетали на пруд за нашим домом, когда я была маленькая.
– Да, вроде ты что-то такое упоминала.
– Они всегда прилетали вместе. Неразлучные и такие красивые…
– Мириам, я в курсе, откуда взялось выражение «лебединая верность».
– Ты как-то скептически это сказал.
– Ну, я немного глубже изучил вопрос.
– И?
– Если один лебедь из пары погибает, второй не падает камнем вниз, чтобы разделить участь первого. Погрустив, он создает новую семью. Да и верность в установившейся паре подлежит сомнению. Ученые-орнитологи недавно выявили, что каждый шестой птенец – плод измены.
– Ты знаешь, что с тобой совершенно невозможно разговаривать?
– Ладно, извини, малыш. Твои лебеди были эталоном крепкого и нерушимого союза.
– Можешь иронизировать сколько хочешь, но так и было. Я дала им имена, а когда они перестали прилетать на наш пруд, сильно тосковала и ждала…
– Ты ждала лебедей? Неужели все было настолько плохо?
– Жизнь на ферме не отличается разнообразием. Не так много событий происходит… А лебеди были свободны, могли улететь когда угодно и вернуться. Честно, я не понимала, зачем они вообще возвращались… На нашу ферму, на наш пруд. Мне бы их крылья… Звучит смешно, но я так им завидовала. А еще я пообещала себе, что однажды назову своих детей как тех лебедей, и они обязательно будут счастливы и свободны.
– Ты серьезно?
– Абсолютно.
– И как будут звать наших детей?
– Тим. Нашего сына будут звать Тим, а если родится девочка, то мы назовем ее Тея.
– Подожди… Ты же не?..
– Целых три теста, Алан, и все положительные. У нас получилось!
Сглотнув горькую вязкую слюну, я стряхиваю пепел и глубоко затягиваюсь. Воспоминания об испытанном счастье причиняют такую же боль, как о том страшном дне, когда мы потеряли его. Но тьма, что нас накрыла в самом конце, не перечеркнет незабываемых счастливых мгновений. Их было много, слишком много, чтобы поверить – так будет всегда. Мы наполнились нашим счастьем до краев, а потом разбились – оба.
– Расскажи мне, – доносится до меня приглушенная просьба Аннабель.
Взъерошив волосы, я тушу сигарету и заставляю себя вернуться на пять лет назад, в день, когда испытал чувство, сильнее которого, как мне тогда казалось, не существует в природе.
– Мириам загорелась желанием стать матерью сразу после получения диплома.
Собственный голос кажется мне чужим и незнакомым. Каждое слово как яд проникает в кровь, причиняя боль, которую не смогли притупить никакие годы.
– Я ее полностью поддерживал, потому что и сам мечтал о большой семье, которой у меня, по сути, не было. Я на тот момент уже неплохо зарабатывал и не беспокоился о финансовой стороне вопроса. Полгода у нас ничего не получалось. Мири злилась, а я призывал ее к терпению и просил не зацикливаться на неудачах. Мы оба много и усердно работали, выбрали новый уединенный дом в пригороде… с бассейном. Она в него просто влюбилась, хотя я изначально не был в восторге, но в конечном итоге сдался. Счастливую новость Мириам сообщила мне в день переезда в новый дом. Нам обоим это совпадение показалось счастливым знаком. Я отменил все экспедиции, сосредоточился на писательской карьере, а Мири приняла решение уйти из офиса и занялась частными заказами, попутно обустраивая уют в доме и готовясь к материнству. Она так волновалась, боялась, что не справится. У нее вдруг сформировался навязчивый страх перед родами, потом появились жалобы на бессонницу, головные боли, беспричинные слезы. С каждым днем Мириам становилась все более тревожной и раздражительной. Ночные кошмары начались тогда же. Она постепенно закрывалась, отдалялась от меня, уходила в себя, грустила или, наоборот, погружалась в бурное веселье. Я не придал большого значения тревожным симптомам, как и наблюдающие мою жену врачи. У беременных часто бывают проблемы со сном, резкие перепады настроения, скачки энергии и полного бессилия. Всему виной гормоны, говорили светила медицины. У меня не было повода сомневаться, к тому же после рождения сына Мириам снова стала похожа на себя. Тим родился в середине февраля…
Не в силах продолжить, я закуриваю очередную сигарету, и тут же в голове звучит голос из прошлого:
«Ты всегда начинаешь курить, когда собираешься соврать, Алан. Тебе нужна эта пауза, чтобы придумать идеальную ложь, но меня не провести».
Мириам была одержима мыслью, что я виртуозный лжец. Она считала, что все писатели – обманщики и вруны. Отчасти Мириам была права, но ошибалась в главном. Ей я не лгал. Не лгал до того самого момента, пока она сама не начала мне врать.
– Я помню все, словно это случилось вчера, – выдавливаю из себя через силу. – Ранее утро, сигаретный дым, мои пальцы, без устали стучащие по клавиатуре, и стремительно рождающиеся строки рукописи. Мириам ворвалась в мой кабинет с дикими криками «Алан, я умираю!». Мы гнали в больницу как безумные, нарушая все правила. Мири загибалась от боли на соседнем сиденье, умоляя меня ехать быстрее. Я паниковал впервые в жизни. Оказывается, роды куда страшнее восхождения на самые неприступные скалы. Нам дьявольски повезло, что мы добрались до больницы живыми. В клинике нас быстро успокоили, заверив, что волноваться не о чем и все идет как надо. Мне выдали халат, бахилы, что-то нацепили на голову и проводили в родовую палату. Мириам уже была там. Увидев меня, она немного и ненадолго притихла и даже попыталась через силу улыбнуться. Сам процесс я не запомнил, жутко перенервничал. От позорного обморока меня спасло чудо. Может быть, я все-таки отключился в какой-то момент, но зато четко запомнил мгновение, когда нашего кричащего сына положили Мириам на грудь. Она больше не рыдала и улыбалась шире и радостнее, чем на нашей свадьбе, и совсем не смотрела на меня. Только на Тима, только на него. А я стоял там, измученный, мокрый от пота, потерянный. Я даже заревновал. Честно, заревновал, а потом ребенка передали мне, и я все понял…
Голос снова предает меня, срываясь. Замолкаю, тяжело сглатывая, и позволяю событиям прошлого утянуть меня назад.
Я помню все, словно это случилось вчера… Сердце будто стало больше, не помещаясь в груди, и незнакомо защипало в носу. Мири плакала от счастья и немножко от облегчения, что все закончилось, а я смотрел на сморщенное красное личико сына и думал, что не видел в мире никого красивее, чем он. «Он такой прекрасный, Алан, – прошептала Мириам. – У него твои глаза и нос, и губы. Его так легко будет любить…» Оторвав взгляд от Тима, я благодарно улыбнулся жене. Бледная и уставшая, с паутинками разорвавшихся сосудов на лице и искусанными в кровь губами. Меня зашатало, сердце грозилось вот-вот пробить грудную клетку, легкие горели от нехватки кислорода. Мириам растерла по щекам счастливые слезы и, кажется, чуть-чуть смутилась, и я подумал, что не видел в мире никого красивее, чем она…