Литературный тур де Франс. Мир книг накануне Французской революции

Дела у Лэра окончательно ухудшились в 1775 году. Один из его векселей был опротестован в июне, а в ноябре STN выписало тратту непосредственно на его имя, поскольку его баланс ушел в минус (речь идет о так называемой traite, также известной как billet à vue – то есть о векселе, который подлежит оплате непосредственно по предъявлении должнику, но может быть на законных основаниях отклонен, поскольку, в отличие от долгового обязательства и обычного векселя, не несет на себе его подписи). Вероятнее всего, платить он отказался (какая-то часть писем за этот период может отсутствовать), и дефицит продолжил расти в 1776 и 1777 годах, когда «Общество» прислало ему еще две тратты, оставшиеся неоплаченными. В июне 1777 года издательство заявило, что терпение у него закончилось. Ему была отправлена балансовая выписка в сопровождении тратты на 873 ливра и угрозы судебного преследования в том случае, если он откажется платить. Лэр попытался парировать удар срочным денежным переводом на 400 ливров, которые STN вычло из его задолженности, продолжая настаивать на полном ее погашении. Он слишком долго испытывал их терпение, написали из «Общества». Никакие векселя, которые так и остаются неоплаченными, больше приниматься не будут, и они готовы подать на него в суд. Лэр ответил в феврале 1778 года длинным перечнем оправданий: условия по кредитам невыносимые, последний урожай был ужасен, а все свои деньги он вынужден пустить на приданое дочери, которая как раз собралась выходить замуж. Вместо того чтобы закрыть баланс, который после пересчета «Общества» составил 486 ливров и 4 су, он прислал три векселя на общую сумму в 300 ливров со сроком погашения в 1779 году.

Но STN не проявило мягкости, ответив на его непрестанные жалобы на скверные урожаи замечанием: в Нёвшателе виноград тоже пострадал, но необходимость платить по долговым обязательствам от погоды никак не зависит. Оно вернуло ему векселя и уполномочило Батийо, парижского коллектора, который специализировался на неоплаченных долгах в области книжной торговли, закрыть баланс или инициировать судебный процесс. В письме от 7 марта 1778 года Лэр просит о снисхождении. Он не собирался обманывать «Общество», у него просто кончились деньги. C неохотой STN продлило все же срок выплаты на два месяца, выписав две тратты, каждая по 243 ливра и 2 су, со сроками погашения в мае и в июне.

Когда настал май, Лэр, как и следовало ожидать, не смог заплатить по первой тратте. Из «Общества» пришло гневное письмо: «Вы поклялись вечно нам досаждать?» Пытаясь оправдаться за отказ от оплаты, он сослался на ошибки в балансовом отчете и на попорченные листы в книгах, которые уже получил. STN отвергло эти аргументы как предлог уклониться от финансовых обязательств. В ответ пришло обиженное письмо. С колоссальным трудом он умудрился заплатить по второй тратте, написал Лэр, но больше он не мог ничего сделать до середины сентября, когда пройдет сбор винограда, к счастью, урожай в этом году обещает быть превосходным. Все еще рассерженное «Общество» отвечает ему, что вскоре в Блуа прибудет разъездной агент, который заставит его за все заплатить.

Именно здесь на сцене появился Фаварже. Первым делом он отправился на poste restante237, чтобы проверить, не пришло ли из «Общества» письмо со свежей информацией по делу о долгах Лэра, но ничего там не обнаружил. Значит, прийти к соглашению не получилось. Однако, застав Лэра в его гостинице, она же школа, она же книжный магазин, Фаварже нашел, чем порадовать своих нанимателей. Урожай у Лэра действительно был великолепный, и он твердо пообещал прислать платеж в ближайшем будущем. Он признает, что заслуженно потерял доверие STN. Кроме того, сам он произвел благоприятное впечатление на Фаварже, который написал, что Лэр «имеет репутацию респектабельного человека, у которого есть средства, однако три или четыре неудачные сделки подряд и такая же череда плохих урожаев лишили его возможности соблюдать обязательства по некоторым из своих операций».

Через несколько дней Лэр прислал в STN вексель на 180 ливров, заявив, что эта сумма полностью покрывает его долг. В «Обществе» вексель приняли, несмотря на то что срок платежа по нему выходил через четыре месяца. Но не прекратили ругать его за отказ выплачивать деньги, которые STN считало остатком долга и после получения которых в издательстве могли бы закрыть его счет. Никакого сочувствия он больше не заслуживал: «Хорошие или скверные урожаи не должны мешать исполнению достигнутых договоренностей».

Больше в Нёвшателе писем от него не получали. Его жена прислала 2 июня 1782 года известие о том, что он недавно скончался. Попыток закрыть счет «Общество» не оставило, но вдова Лэр не знала, что ей делать с этими требованиями. Согласно одному из документов, она была должна 110 ливров и 8 су, согласно другому – 374 ливра и 8 су. В январе 1785 года она признала за собой долг в 352 ливра и 8 су и прислала вексель на 109 ливров в качестве очередного взноса на погашение, попросив STN проявить снисхождение относительно поздней даты платежа: «Я умоляю вас принять во внимание положение вдовы с детьми от двух браков, чей муж не оставил ей ничего, кроме ужасно запутанных дел». Из «Общества» ответили, что примут вексель в качестве окончательного соглашения об оплате, «учитывая те обстоятельства, в которых вы оказались и которые не могут не вызвать сочувствия к вам».

Надежды на внезапное обогащение, чрезмерные заказы, не принятые к оплате векселя, встречные претензии, оправдания, торг, договоренности и в конце концов – вдова, которая принимает предприятие на себя и пытается хоть как-то освободиться от «ужасно запутанных дел», – вся история Лэра, как и многие другие истории, нашедшие отражение в бумагах STN, иллюстрирует тот самый синдром, который Бальзак позже назовет «утраченными иллюзиями».