Триллион долларов. В погоне за мечтой

– Что именно вы имеете в виду?

– На этой планете существует лишь одна реальная власть, – сказал Джон Фонтанелли. – Мне понадобилось много времени, чтобы это понять. Хотя это было так очевидно.

Энергичный на вид мужчина с рыжевато-каштановыми волнистыми волосами подождал, пока фотографы приготовятся снимать, а затем размашистым жестом снял белое покрывало с вывески рядом со входом в здание. И так и стоял, в окружении вспышек, указывая рукой на символ, который он открыл.

Напоминая эмблему ООН, он состоял из пяти стилизованных голов неопределенного пола на фоне карты мира, голов тех же самых цветов, которыми обычно рисуют олимпийские кольца: синего, желтого, черного, зеленого и красного, – и расположенных примерно так же.

Под ним была надпись: «We The People Org. – Headquarters»[97].

У него было такое чувство, будто в груди тлеет пожар, поглощающий его, заставляющий говорить то, что нужно было сказать, прежде чем станет поздно, без отсрочки, без колебаний, без размышлений. Словно дальние отблески света на краю сознания, возникали другие, полные сомнений мысли; он уже не позволял говорить Полу, хотя они заранее распределили роли, и генеральному секретарю: возможно, за его вежливым интересом, в конце концов, только и стоит, что вежливость? Потому что даже генеральный секретарь ООН не может позволить себе сердить самого богатого человека в мире? Но уже в следующий миг эти мысли улетучивались, забывались, словно их и не было никогда.

– Я уже не смогу сосчитать случаи, – говорил он, – когда я обманывал, надувал или по крайней мере успокаивал общественность, поводы, по которым я пытался отвлечь внимание общественности от определенных вещей путем манипуляций средствами массовой информации. Не знаю уже, сколько часов в целом я провел, ломая себе голову, как отнесутся люди к тому, что я собираюсь сделать. Я тратил кучу денег, чтобы вызвать определенные эмоции у людей, которых нужно было привлечь или удержать от чего-то, короче говоря, чтобы повлиять на ход их мышления, их чувства, а тем самым и на их решения. А теперь я спрашиваю вас: для чего же?

Казалось, вопрос повис в воздухе, словно звук, который стихает так медленно, что в какой-то момент вы уже не уверены в том, слышите ли вы его или вам это только кажется. Джон Фонтанелли огляделся по сторонам, всматриваясь в лица молчаливых собеседников. Интересно, как чувствовал себя Джакомо Фонтанелли, рассказывая о своем видении? Мучили ли и его тоже эти моменты малодушия, эти искры жгучего страха, накатывавшие на него, словно волны?

– К чему все эти усилия? – негромко, дрожащим голосом продолжал он. – Я ведь могущественный человек, так говорят. Зачем мне прикладывать такие усилия, чтобы повлиять на людей, обычных людей на улицах, на фабриках и в метро? Мне ведь должно быть все равно, что они думают. Или нет?

Звук его голоса терялся среди голых стен офиса, откуда открывался вид на просто бесконечное море домов, лишь на горизонте исчезавшее в коричневой дымке.

– И подумайте обо всех по-настоящему могущественных людях, великих диктаторах истории – каждый из них был одержим тем, чтобы контролировать и подчинить господствующей идеологии СМИ, чтобы контролировать то, что печатается, показывается, говорится. Зачем? Если он так могущественен, какое ему дело до болтовни? – Джон сложил руки, обхватил указательный палец правой руки левой, почувствовал, как тот пульсирует. – Потому что настоящей властью он не обладал. Потому что и я не обладаю настоящей властью. Это только так кажется.

Теперь наконец, словно выйдя из оцепенения, генеральный секретарь снова закивал – лишь слегка, лишь легкая улыбка показалась на его губах. Нечто похожее на опьянение овладело Джоном при виде того, что происходит: он, сын сапожника из Нью-Джерси, говорит с первым человеком в ООН – и тот внимательно его слушает…

– Есть только один источник истинной власти на земле, – произнес Джон с таким чувством, словно слова его были из стали, – и это сами люди. Народ. И когда я говорю это, то говорю не о чем-то, что «должно быть». Я говорю не о благородной идее или красивой мечте. Я говорю о факте, столь же неизменном, как движение звезд на небе. Человек, который хочет обладать властью, должен заставить других высказаться в его поддержку – это демократия, или заставить их забыть о том, что они обладают властью, заставить их поверить в то, что они бессильны. И это тирания.

Он посмотрел на Пола, который ободряюще кивал ему, потом на Аннана, поглаживающего свою седоватую бороду. Но ему казалось, будто в этот миг он снова сидит в Лейпциге, в Николаикирхе, и на этот раз чувствует то, что был не в силах воспринять тогда.

– Я понял это совсем недавно, – признался он. – В Лейпциге я узнал, что народ может просто встать и сказать: «Довольно». И что потом бывает. Я только удивился. Я сказал себе, что, наверное, это было какое-то особенное событие – нет сомнений, так оно и было, – но я не понял, что здесь проявился основополагающий принцип. – Он поднял руки, словно в знак капитуляции. – Даже в демократических государствах можно заметить это, если присмотреться внимательнее. Играют роль не только выборы, которые проходят каждые несколько лет. Нет, почти каждую неделю бывает так, что какой-нибудь министр или государственный секретарь мимоходом обронит какое-нибудь замечание или выскажет предложение, а потом смотрит на реакцию населения. Если поднимается недовольство, то еще можно все опровергнуть, подчеркнуть, что подразумевалось нечто другое, а все не так поняли. Таким образом народ постоянно участвует в принятии решений – сам того не замечая!

Он указал пальцем на генерального секретаря, почувствовал, как дрожат руки.

– Народы вас не выбирали. Никого из тех, кто сидит здесь, в Ассамблее, не выбирал народ. ООН не имеет демократической основы. И поэтому она слаба.

– Кажется, я начинаю догадываться, что вы задумали, – произнес Аннан.

– Нет, – сказал Джон Фонтанелли. – Это вряд ли.

Четырехэтажное здание было расположено рядом с главной площадью Цюриха, резиденцией всех швейцарских банков и местом крупнейшего денежного оборота в Альпийской республике. Из окна офиса, где работал руководитель организации «Фонд Фонтанелли по вопросам денежного образования» Эрнст Фербер, виднелся чугунный лев и несколько фонарей в форме виноградных гроздьев; слышался звон трамвая.

– Несколько десятилетий тому назад, – говорил своим посетителям неуклюжий мужчина с усиками и пронзительным взглядом васильково-синих глаз, – по всему миру проводились кампании, целью которых было донести до сознания всех людей необходимость основных гигиенических процедур. За ними последовали кампании по обучению каждого неграмотного взрослого. Свою будущую деятельность мы видим в этом ключе.

Один из журналистов поднял карандаш.

– Э… означает ли это, что вы хотите научить считать людей в странах третьего мира?

Фербер взглянул на него. На лбу у него образовалась грозная морщина.

– Если вы напишете это, молодой человек, вас больше никогда не пригласят ни на одну пресс-конференцию. Мы собираемся научить всех людей верному обращению с деньгами. Считать? Это самое малое. Большинство отлично умеют делать это.

– Но ведь и с деньгами обращаться – тоже, – скептически заметил другой репортер.

– Вы так думаете? А почему тогда так много погрязших в долгах хозяйств? Почему так много людей тяжко трудится всю жизнь и все равно умирает бедными? – Фербер покачал головой. – Позднее я познакомлю вас с доктором Фюели, нашим психологом, который придерживается той точки зрения, что у большинства людей больше проблем с деньгами, чем с сексом. Разделять его мнение или нет – этот вопрос я оставляю на ваше усмотрение, но, дамы и господа: обращение с деньгами – не вопрос роскоши. Не то, чем можно заняться на досуге, так, как в отпуске перелистывают путеводитель. Деньги – это элементарно. Никто не может уйти от этой темы, даже монах в монастыре. Денежные проблемы могут разрушить ваш брак или довести до болезни, слишком большие долги могут стать причиной ранней смерти, и то, исполнится ваша мечта или нет, вполне может зависеть от того, умеете ли вы правильно рассчитать расходы на кредит.

Он провел горстку представителей прессы по светлому, кажущемуся свежим и просторным дому, позволил заглянуть в большие и маленькие офисы, где за комфортабельными столами сидели усердные сотрудники.

– Мы владеем собственными телевизионными спутниками, которые могут передавать в любую населенную точку Земли, – пояснил он. – Со следующего месяца наши телецентры будут производить и передавать учебные программы на ста двадцати одном языке. В данный момент мы каждый день учреждаем минимум два института в различных точках мира, которые тут же начинают работу; как правило, с того, что заказывают в типографии учебные материалы и книги.

– Звучит так, как будто вам самим денег вполне хватает, – заметила одна из журналисток.

Фербер солидно кивнул.

– Капитал фонда составляет шестьдесят миллиардов швейцарских франков. С таким капиталом «Фонд Фонтанелли по вопросам денежного образования» становится крупнейшим из когда-либо учрежденных фондов. – Он позволил себе скромную улыбку. – По крайней мере, в данный момент.

– Есть такая пословица: деньги правят миром. Однако, как ни странно, почти никто не думает о том, кто правит деньгами, по каким законам это происходит. Пожалуй, нет более загадочной отрасли, чем финансовая аристократия.

Джон посмотрел на присутствующих, а внутри у него растекалось тяжелое жалкое чувство. Страх. Как будто, произнося эти слова, он вступает на территорию могущественного врага.

Это ведь безумие, правда? Ему принадлежит один из крупнейших банков мира. Он владеет крупнейшим состоянием всех времен. Он и есть враг!

Но такого ощущения не было. На самом деле он не имел к этому отношения. Для директоров его банка он был чужаком, незваным гостем, узурпатором. Даже спустя три года его не принимали и не слушали.

– Финансы рассматривают как нечто вроде водоснабжения. Скучно. В принципе неважно. Они и без того функционируют по неизменным закономерностям, поэтому не стоит тратить время на эти рассуждения, – произнес Джон, и ему показалось, что он говорит о самом себе. Так он чувствовал большую часть своей предыдущей жизни. Деньги или были, или их не было, и если они были, то он их тратил. Даже сберегательный счет был за гранью его восприятия. Что-то для других людей. Как бы там ни было, экономической частью газеты он застилал мусорное ведро. – А ведь не может быть более ошибочного представления. Закономерности не неизменны и уж точно не незначительны.

Он увидел монитор компьютера на письменном столе генерального секретаря, указал на него.

– Финансы – это двигатель нашей цивилизации. Законы этой системы определяют то, как работает все остальное. Тот, кто может установить их, правит миром.

Мужчина, стоящий во главе ООН, поднял брови.

– Прежде я готов был поспорить, что ваше предложение заключается в том, чтобы основать мировое правительство, которому подчинялись бы войска всего мира. И тогда я сказал бы вам, что это невозможно.