Проклятие Ильича

Событие пятнадцатое

Свобода — всего лишь красивое слово, означающее, что терять уже нечего. Дженис Джоплин

— А почему у инквизиции кандалы такие некачественные? — тихо спросила Марьяна Ильинична, глядя на висящий на стене набор.

Тяжёлые металлические браслеты действительно размерами подошли бы скорее коню, чем подростку или девушке. Оттого-то и получилось их стянуть с себя.

— А с чего им годными-то быть? — соблюдая осторожность, едва слышно прошептала в ответ целительница, чтобы звуки отсюда не долетели до второй караульной. — Чего кузнецы намахали — то и есть. Вскорости и таких-то будет днём с огнём не сыскать. По перво́й-то кузнецы, у коих дар есть, кандалы-то и делали. Против своих же. Деньги им, видать, не пахли. А как их самих, голубчиков, стали в оковы засовывать, тут-то и пришло разумение. Да поздно. Больше-то подобных дуростей не делают, а толку? На наш век и тех, что успели выковать, хватит, — проворчала старуха, закусывая кусочком сала.

Дхок по приказу целительницы дежурил наверху, у выхода. Следил осторожно за двумя наружными часовыми через щёлочку. В двери было и смотровое окошко, но показываться в нём — смерти подобно. Так что приходилось изворачиваться.

Тех двоих караульных вот так по-простому лишить сознания не получилось бы. Одарённые. И такие были на службе инквизиции. Их, понятное дело, обычные колдуны ненавидели во сто крат сильнее, чем церковников. Когда к ненависти примешивается ещё и толика зависти, с презрением смешанной, то она куда сильнее становится.

Вот и Левина двух стоящих на внешнем карауле колдунов ненавидела. Сказывались отголоски эмоций Оры. Один из них её и гнал по болотам. А потом и догнал. Дальше в эти воспоминания лезть желания не возникло. И так понятно, что ничего хорошего в них не было.

И ведь очевидно, что как только переловят всех свободных колдунов, тут же примутся за тех, кто ещё вчера службу в инквизиции нёс. Но то дело будущего. А жить и жрать хочется уже сейчас, вот и ловили одни колдуны других.

— Допустим, выберемся мы отсюда. Дальше что? — тихо спросила Марьяна Ильинична, нервно почесывая затылок.

Кожа головы неприятно зудела. Хотелось помыться и постирать одежду — избавиться поскорее от тошнотворного запаха темницы и своего немытого тела.

— Из города ежели выберемся, то лесом пойдём в Танганское княжество, — ответила Дукуна, пожевав морщинистыми губами.

— Там же мор!

— Коли там мор, то везде он скоро разойдётся. А там целители нужны будут как никогда.

— Так наоборот, говорят же, что колдуны в море виноваты!

— Так-то много чевой говорят, — поджала губы целительница. — Но когда людя́м лечение надобно, враз целители из плохих хорошими становятся и даже церковников пользовать начинают. Пересидим там, пока мор. А далее — посмотрим. Как лучшать станет, так и мы с места и снимемся. Мор-то пойдёт теперь по княжествам. А мы следом за ним. Мож, деньжат подкопим да осядем потом в диком месте.

Такая перспектива Марьяну Ильиничну не обрадовала. Она и сам мор видеть не особо желала, а уж тем более — ходить за ним следом. Но и отделяться от целительницы было страшно. Что она вообще в этом мире сделать сможет? Тем более одна? Ох, найти бы Владимира Ильича!

— Ты ляг поспи, — сказала вдруг целительница. — Тебе силы нужны. Ежели отбиваться от инквизиторов будем, то ты жахни да покуражься. Силёнок-то тебе не занимать. Вот и подпали супостатов этих. Не жалко. А пока — спи. Незнамо, когда удастся-то впредь отдохнуть.

Несмотря на правоту сокамерницы, спать Левиной не хотелось. Страшно было то ли не проснуться, то ли проснуться от нападения.

— Перепужала я тебя, — вздохнула старуха и тронула Марьяну за руку. — А ну спи, кому говорят!

Перед глазами вдруг поплыло, и Левина упала головой на сложенные на столе руки. Тело расслабилось, веки смежились, напряжение ушло. Девушка мерно засопела, а старуха лишь хитро улыбнулась и сделала большой глоток воды. Сама Дукуна в сне не особо нуждалась — силы у неё было столько, что спать она могла и раз в неделю. Могла, но старалась всё же так не поступать. Иначе не дожила бы до своих лет.

Обидно, конечно, большую часть жизни старухой проходить. Молодость её настолько давно ушла, что помнилась одним лишь настроением. Любила когда-то… А как его звали? Имя-то уже истёрлось из памяти. Последние десятки лет Дукуна жила одним лишь даром. И чем дальше — тем труднее жила, нет смысла этого отрицать. Уже полтора века мир катился в пропасть, и сколь бы сильной ни была целительница, остановить этого не могла никак.

Когда за ней пришла инквизиция — даже толком сопротивляться не стала. Решила, что пришло её время, кончился отпущенный ей срок. А потом — чудо. Блеющая трясущаяся Ора внезапно на глазах преобразилась в пылающую огнём и жаждой деятельности Марьяну.

Искра изменилась. Потухла и вспыхнула вновь.

О таком Дукуна даже не слышала, но в предназначение верила. И в Господа верила, а что имя его делами грязными выпачкала церковь, то её злило до яростной дрожи.

И если послал Господь эту Марьяну старухе под бок, то сначала надобно разобраться почему, а уж потом помирать. Да и мальчишка… Это ж какой силы его дар, что его, мальца, в застенки упекли в этом возрасте? Незрелый-то дар, как ни крути. А уж если дар незрелый, но проявляется в таком возрасте, то малец — настоящий самородок. Интересная компания подобралась, и старуха улыбалась вполне искренне. Ощутила, наконец, вместо тлена вкус к жизни. И да, цель узрела. Кто их, голубчиков, выведет, если не она?

Дукуна расслабленно откинулась на стену и прикрыла глаза. Нет, не спать. Подремать немного, обдумать шаги дальнейшие. Денег у них было — куры начихали, но на крепкую одежду с чужого плеча хватило бы. Шкуру бы купить, желательно не шибко тяжёлую, да одеяло, чтоб в лесу спать.

А план у старухи был. И мор — на руку. Люди — дурачье, конечно, но целителя в мор не сжигают. Сжигают после.

Значит, и идти надо туда, где она ценнее всего. А там — видно будет. Может, Господь ещё какой знак подаст. Но что помирать ей рано пока, Дукуна вдруг осознала со всей ясностью. И даже словно скинула пару десятков лет. Мелочь, конечно, в сравнении с почти тремя веками, но уж лучше так.

— Сюда идите! — позвал вдруг подросток.

Дукуна толкнула Марьяну и вскочила на ноги. Снаружи за дверью похрапывали оба конвоира. Ночь давно вступила в свои права, и слабого света во второй караульной не хватало, чтобы разглядеть лица. Да и ракурс был неудобный — сквозь маленькое окошко в двери много не насмотришь.

— Коли спят, проходим мимо, никого не трогаем, — едва слышно проговорила Дукуна.

Смазав ключ салом, она очень медленно и осторожно, будто впервые купая младенца, принялась отпирать массивную дверь. Древний замок недовольно заскрипел, но уверенный храп снаружи не прекратился. Бравые стражники спали. Не ожидали прыти от мальчишки, дряхлой старухи и крохотной девицы с глазами зашуганного зверька. Не знали, что глаза эти теперь иначе на мир смотрят, а безобидный ведуний дар сменился разрушительным огненным. Не понимали, какая сила таится в неказистых телах двух целителей.

Когда дверь поддалась, Марьяна Ильинична даже дышать перестала от волнения. Трое узников вышли, бесшумно ступая по грязному камню второй караульной. Стражники, спящие возле двери, носили другие рясы, бордовые и подлиннее. Видимо, рангом были повыше.

Дхок, шедший последним, внезапно притормозил и посмотрел на одного из спящих. И вдруг положил тому руку на лицо, и небольшое помещение озарила ярчайшая вспышка. Не медля ни секунды, старуха кинулась ко второму, что уже успел широко распахнуть глаза, и накрыла того такой же вспышкой.

— Ты чевой творишь? — зашипела на парнишку Дукуна.

— Предатели, — коротко ответил Дхок и ссутулился, явно ожидая взбучки.

Но ругаться целительница не стала. Наоборот, обняла мальчишку за плечи и сказала:

— Коли прикончить кого решил, говори наперёд, а не вот так. Предатели — это не то слово. Сволочи продажные, но сил на них жалко. А коли уж прибивать, то завсегда двоих зараз и единым мигом. Ежели ты хочешь с нами дальше идти — завсегда уговор соблюдай и меня слушай. А коли не согласен — заранее говори.

Старуха споро обыскала два трупа — а в том, что эти двое мертвы, Левина не сомневалась, и на душе у неё стало тяжело и горько — и сняла с них всё ценное, даже пропитанную потом рубашку с того, что похудее был.

— Всё, на выход! — тихо скомандовала целительница и приоткрыла дверь на улицу.

Из темноты пахнуло свежим дерьмом, холодом и чем-то кислым.

От запаха свободы Марьяна Ильинична недовольно поморщилась и скользнула прочь из каземата вслед за старухой и мальчишкой.

Глава 7 Владимир Ильич