Проклятие Ильича

Событие сорок первое

Где умирает надежда, там возникает пустота. Леонардо да Винчи

Дукуна и Рея прибыли на следующий день, когда коробейник был ещё жив. Марьяна Ильинична просидела подле него весь вечер и всю ночь, обтирая прохладной тряпкой и отпаивая отваром. Думается, на том он и продержался так долго. Когда ведьма с ученицей вошли в избу, Левина бросилась к ним.

— Пожалуйста, прошу вас, вылечите его! Это же мой Володенька! Это очень важно!

— Мухоморов, штоль, объелась, пока нас не было? — проворчала Дукуна, стаскивая с себя заснеженный тулуп и веником отряхивая сапоги на меху.

— Нет. Это муж мой, понимаете? Я его узнала!

— Ну раз узнала, — неожиданно смягчилась старая ведьма. — Тогда надо выручать мужика. А то загнётся ещё, хорони его потом в мёрзлой-то земле. Копать умучаешься, пуп надорвёшь.

Старуха сноровисто разделась, ополоснула руки в тазу и умылась с дороги. Рия последовала её примеру, а затем принялась втаскивать в избу купленное на ярмарке. Мешки с зерном и крупами, сушёные фрукты и овощи. Марьяна Ильинична выглянула из окна — а там сани были доверху нагружены мешками с замороженным мясом и тюками сена. Эти самые сани отвязывал от общей упряжки сосед, с которым целительницы и ездили на ярмарку. Он даже денег с них за услугу брать не стал, махнул рукой и сказал, что всё равно собирался.

Такие добрые поступки селян случались всё реже, но душу грели всё сильнее. Мор бушевал по стране, и холод его не сдержал, напротив, вымирали теперь целыми семьями, а слухи о целительнице постепенно просачивались в окрестные поселения, и тропинку к перекособоченному дому беглянок снегом не заметало.

— Чевой туточки у нас? — подошла к мечущемуся в бреду мужчине Дукуна. — Ох, мать, тяжёл… Рия, подсоби. Одна-то я, мож, и не выдюжу.

Марьяне Ильиничне стало по-настоящему страшно. То, что Дукуна может кого-то не вылечить, она представляла с трудом.

За недели жизни рядом со старой ведьмой, Марьяна Ильинична привыкла к тому, что та всё умеет, всё знает, и на всё способна. И теперь тело Левиной покрылось липкой испариной. Ведь разве так может быть? Они с Володей только встретились. Только нашли друг друга… И снова потерять? От этой мысли стало не просто страшно. Жутко.

Когда горячечное мужское тело окутал колдовской свет, она сжала руки в кулаки и мысленно взмолилась. Кому? Левина не знала. В бога она не верила, считала религию кровоточащей язвой на теле общества, вредоносной и незакрывающейся. Ведь доброта, принятие, любовь — они не от бога, от человека. Это Марьяна Ильинична знала по себе. Может, когда-то раньше была нужна религия, выполняла роль законов. А теперь? Теперь нужна наука, взаимоподдержка и трудолюбие. И вера нужна не в высшие силы, а в себя, в близких, в свою родину.

Но сейчас, в этот отчаянный момент, Марьяна взывала к высшей силе. И отрицать её наличие теперь не могла — иначе как бы она оказалась тут, в другом мире, в теле сдавшейся девушки, что погасила свою Искру от безысходности.

И высшая сила Марьяне ответила. Даровала то, что она так отчаянно просила.

Володя пришёл в себя к вечеру. Сел, удивлённо оглядел незнакомую избу и трёх пьющих горячий травяной отвар женщин.

— Володя, это я, Марьяна, — по-русски сказала Левина, села рядом с ним и ласково погладила по тёмным волосам с небольшой проседью.

Он ошеломлённо воззрился на незнакомую девушку и вдруг наклонился к ней и крепко поцеловал. Совсем не так, как раньше, но от того не менее сладко.

— Володя, перестань, неприлично же! — радостно улыбнулась Марьяна, вглядываясь в незнакомые черты.

— Чего? — ошалело спросил мужик на местном наречии.

— Володя, это я, Марьяна, — чуть напряжённо ответила Левина, ища в чужих глазах проблески узнавания.

— Чёт не по-нашенски лопочет, — пробормотал тот и снова хотел было полезть целоваться, но Марьяна Ильинична удивлённо отпрянула и непонимающе уставилась на спасённого ею незнакомца.

— А ты уверена, что это муж-то твой, а? — с любопытством спросила Дукуна.

— Я ничей не муж, — нахмурился коробейник. — Торговец я. Плохо мне стало, я к целительнице шёл. Говаривают люди, что поселилась одна в Багеблуге, стал быть. Вот я и шёл к ней, мор вытравить. Стал быть, не брешут люди-то… Чудеса…

Разочарование оглушило. Перед глазами Левиной поплыли тёмные круги, а руки мелко затряслись, как у больной старухи. Дукуна сочувственно посмотрела на огневичку и подвела итог:

— Обшиблась, стало быть. Бывает. Ты, главно, не кисни, голубушка. Дело-то доброе сделала. Считай, с того света вытащила. А с тебя, мужик, плата в два эмаса.

— А чего так дорого? — возмутился коробейник.

— А ты свою жизнь дешевше ценишь? — ехидно хмыкнула ведьма.

— Деньжищи такие… предупреждать жеж надо… Нет, ну так если разобраться, я-то лечить себя и не просил. А вы… вы на чужом горе наживаетесь! Вот что вы делаете! — голый мужик запрыгал по избе, пытаясь попасть ногой в штанину.

Рия хихикнула. Дукуна сочувственно посмотрела на Левину. А та сидела, невидящим взглядом уставившись в пространство, и внутри у неё дотла выгорала надежда.

— Вот вам! И хватит с вас!

Мужик похватал вещи, со звонким шлепком положил на стол несколько монет, и присовокупил туда шёлковую ленту. Секунду подумал, сунул ленту обратно в карман и сбежал на мороз босой и с непокрытой головой.

— А я всегда говорю, что плату за жизнь надо наперёд брать. Покамест помирают, высоко они свою шкуру ценят. А только перестают помирать — так сразу горазды целителя хоть взашей гнать. Скалдырники поганые, — без особой злости фыркнула старуха. — Не вешай нос, Марьяна, мы припасов купили столько, что зиму точно протянем, не помрём. А коли будут ещё к нам хворые из других деревень ехать, так и на хлебушек хватит. Муки-то я не купила, больно дорого. Но круп в изобилии, мяса сама видала сколько… Небось, чужую скотину закололи, раз по дешёвке отдали. Но мясо хорошее, уж я в этом знаю толк. Ты не кручинься Марьяна, ну обозналась, ну бывает. Жизнь-то на том не кончилась…

Марьяна молча сидела, глядя перед собой, и в груди у неё был один лишь пепел.