Проклятие Ильича

Событие сороковое

При простуде эффективнее пить не молоко с мёдом, а коньяк с медсестрой. Народная мудрость

— Марина? Ты чего тут делаешь?

Левин вышел из… Левин бочком и ползком выгрузился из зелёной Волги и обнаружил сидящую на лавке у его подъезда демонессу Марину.

— Тебя, растудыт твою растак, где носит? — ответила вопросом на вопрос медсестра.

— Извини, любимая, с друзьями в спортзале задержался.

А чего, правда же!

Пацаны Костика не отпускали, тренер Костю не отпускал, потом ужин и его тётя Клава не отпускала. Пока он не взмолился, но и тогда она сунула ему в полотенце завёрнутый пирог и банку сливок трёхлитровую.

Всё, хватит жить, как попало, нужно переезжать в колхоз «Завет Ильича». Это же его колхоз. Он Ильич или не Ильич? Будет ходить по пыльным дорогам в дорогом импортном костюме, переедать каждый день и вскоре войдёт в категорию супертяжей и там всех на соревнованиях просто массой задавит.

— Тебе надо вечером повязку менять. Я тебя уже два часа жду.

— А позвонить?

— У тебя никто трубку не берёт, — зло выдала Марина.

— Да не может быть? Родители в Аргентине, я в колхозе. Странно. Я домовому на вид поставлю. Нефиг отлынивать от работы.

— Я думала, за хлебом там вышел, — надулась дьяволица и встала со скамейки.

Ох, держите меня семеро. Короткая юбка ноги показала целиком. От коренных зубов.

— Кхм.

Левин отвернулся. Лукомор обещал вернуть Марьяну.

Японский городовой! А как он её узнает? И как она его узнает? Она же будет в теле реципиента. Реципиентки. И!!!??? Как узнать? Да и он на Владимира Ильича Левина сейчас не больно похож. А куда в первую очередь пойдёт Марьяна? К их дому. И на стадион. И к их скамейке. Нужно там обязательно оставить для неё знаки. На скамейке, скажем, вырезать ножичком «Марьяна» и рядом… А что — номер телефона? Не пойдёт. «В шесть часов вечера после войны»? И ходить туда каждый день в шесть вечера. Прилично от его теперешнего дома. Ладно. Можно написать конкретно: «Среда в семь вечера». Уже план. И у подъезда то же самое намалевать, только время и день изменить.

— Пошли, Марин. Меня в колхозе вкусняшками завалили. Пирог ещё тёплый и сливками запивать будем. Сметаной сиречь. Пошли, сделаешь перевязку, а то я находился сегодня — еле ноги переставляю.

А потом была пытка. Короткая, но пытка. Марина прошла в открытую им дверь подъезда и умышленно стала подниматься перед ним на второй этаж, виляя всяким выпуклостями. Эх, где мои семнадцать лет? Ага, были в позапрошлом году. Но с дыркой в животе глупости глупить тяжело. И опять же — Лукомор обещал Марьяну. Нет. Это просто пытка — и ничего более. Месть ждуньи.

Всё же так себе из Марины медсестра. Она всё больно делает. Укол сейчас антибиотичный больно поставила — воткнула иголку в зад тощий Костиковый и потом ещё её туда пропихнула. Хоть вой. Хоть волком. Потом больно отдирала присохшую повязку. Потом больно промывала фурацилином. Потом… Потом всё это кончилось, и она привстала со стула, на котором сидела, меняя повязку, и умышленно бюстом Левина по носу припечатала. Не, это уже не больно. Но потом… Не, рано ещё такие упражнения делать. Не было потом.

Ели пирог с рыбой и запивали сливками. Умереть не встать, как вкусно.

— А молоко нельзя есть с селёдкой…

— И? — полусонно икнула Марина.

— А сливки с пирогом рыбным можно?

— Ик.

— Понял, не дурак.

Глава 17 Марьяна Ильинична