Проклятие Ильича

Событие двадцать восьмое

Все, что видим мы, видимость только одна.

Далеко от поверхности моря до дна.

Полагай несущественным явное в мире,

Ибо тайная сущность вещей не видна. Омар Хайям

Пёстрый осенний лес шумел и нашёптывал свои тайны. Воздух был кристально- прозрачным, а холод пробирался под клятый лапсердак, но Марьяна Ильинична радовалась и ему. Дышалось легко. Молодое тело бодро шагало по лесной подстилке. Сразу чувствовалась близость города — ни коряги, ни валежник, ни хворост не мешали. Небось, на несколько километров вокруг горожане всё собрали. Шлось легко. Мешала только корзина с сухарями и сыром, отбивала бок.

Но жаловаться Левина не привыкла. Шла себе спокойно и мечтала. Искупаться. Голова зудела немилосердно, и наконец Марьяна Ильинична решилась:

— Дукуна, а вы могли бы посмотреть, отчего голова у меня так чешется?

— Могла бы, отчего нет? — старуха остановилась и внимательно посмотрела на склоненную к ней макушку. — Дак вши у тебя!

Выдав такое заключение, старуха преспокойненько двинулась дальше в лес в одном ей известном направлении.

— А лечить? — возмутилась Марьяна Ильинична.

— Кого, вшей, штоль? Так они здоровы! Вон как бодро скачут, — ехидно ответила старуха.

Подавив тоску по чугунной сковородке, Левина сердито сказала:

— Это лечится! Называется педикулёз и лечится!

— Ну так лечи, коли знаешь как, сюдыть тебя через тудыть! — обрадовалась старуха и шагу не сбавила.

— Я не знаю как! — недовольно буркнула Марьяна Ильинична.

— Коли не разумеешь, тогдась и меня нечего учить, — ядовито фыркнула старуха.

Через несколько часов беглецы вышли к речке. Шумной, быстрой и неширокой, что бежала среди влажных чёрных камней, журча экологически чистыми водами.

— Переходить будем вброд, — вздохнула старуха. — Заодно и помоемся. А ты, Марьяна, как разденешься и реку перейдёшь — огонь свой выпусти, он вшей-то и повыжигает. Токмо отойди подальше от деревьев и пожитков, чтоб ничего не подпалить. Заодно и нас обогреешь. Уж, чай, с огневичкой под боком зады-то не отморозим.

Бывшие узники принялись раздеваться. Марьяна Ильинична с сомнением посмотрела на дырявый капор. Он выглядел прекрасным убежищем и для вшей, и для блох, и для прочих маленьких средневековых радостей. Можно и без него походить, но это днём, а ночью температура опускалась если не ниже ноля, то близко к нему. Странно, что деревья стояли ещё настолько зелёные. Но это не единственная странность. Как посмотришь — вроде лес как лес. А приглядишься — а он чужой. Непривычный, неродной. Ни берёзки тебе, ни осинки, ни даже заморской апельсинки.

Стащив с себя до отвращения грязную одежду и бельё, Марьяна Ильинична сложила всё аккуратной стопкой, подняла вместе с корзиной над головой и пошла на штурм речки. Только шагнула в студёную воду, как ногу свело от холода. Левина чуть не ухнула в экологически чистые воды вместе со скарбом. Чудом удержалась на другой ноге. А идти-то надо! Кое-как доковыляла до середины да провалилась по грудь. Бурный ледяной поток едва не сбивал с ног, кожа горела, и без того впалый живот вжался в позвоночник. Ещё два шага — и она вышла на другой берег. Стало будто жарко, и при этом мокрое тело щипал холодок.

Обернувшись на спутников, юная пенсионерка вдруг замерла, забыв про холод.

Дхок оказался девочкой. Обычной девочкой, ещё не вступившей в пубертат. Коротко обкорнанные волосы и взгляд исподлобья добавляли образу грубости, а мешковатые лохмотья скрывали тело. Но вот сейчас с мешком над головой через ручей, с трудом противостоя течению, шла обычная девчонка.

— Чего тебе? — буркнула она, заметив ошарашенный взгляд.

— Ты не мальчик! — удивлённо выдохнула Марьяна Ильинична.

— Ну извините теперь! — враждебно откликнулась разоблачённая.

Старуха резво перешла ручей, кинула вещи на валун и вернулась в воду, с уханьем смывая с себя тюремную грязь.

Очнувшись, Марьяна Ильинична кинулась обратно в ледяную воду, несколько раз окунулась с головой, полоща в ручье волосы. Когда мышцы заломило от холода, выбежала из воды, отошла подальше от вещей и кустов и обратилась к плещущемуся внутри неё лавовому озеру. А тому только волю дай — мигом наружу выплеснулось, вскипело в крови и запылало на коже. Левина стояла посреди крошечной полянки у реки и горела. И это было прекрасно.

Спутницы подошли поближе и протянули руки к ревущему пламени. Внезапно оно погасло, и на берегу ручья стало очень тихо.

В груди вдруг возникла такая стылая пустота, словно из Левиной вынули горячую сердцевину. А ещё вдруг накатили воспоминания из той, прошлой, жизни. Володенька, оседающий на скамейку. Его нарочито бравое лицо — не хотел ведь жену пугать. А потом — нелепая смерть, что привела её, Марьяну Ильиничну, сюда. На глаза навернулись непрошеные слёзы.

— Бельё, штоль, прополоскать да просушить потом, — проскрипела Дукуна вопросительно смотря на Марьяну Ильиничну. — По солнцу-то досохнет прямо на нас. До заката ещё долгонько.

Осеннее солнце действительно стояло высоко и грело в меру своих угасающих сил.

— Так и сделаем, — сипло откликнулась Левина, приходя в себя.

И первой вернулась в воду, остервенело полоская платье и бельё. Голую кожу покусывал ветерок, но без него на солнце было даже тепло. А энергичная стирка разогнала кровь по венам. Отжав панталончики и платье, Марьяна передала их старухе, что накинула на плечи купленную утром кофту, а сама вернулась в центр полянки. И снова запылала факелом. От поднесённой к ней одежды повалил густой пар, холодный ветерок сносил его в сторону реки.

Вскоре одежда стала почти сухой, а силы у колдуньи иссякли.

— Вы сказали, что я проклинать умею, — посмотрела она на Дукуну.

— Поклёп навела. Огневичка ты. Но им об энтом знать не обязательно. Постращала чутка, чтоб мыслей дурных в голове не родилось, — махнула рукой старуха, надевая влажноватое бельё. — Теперь перекусим и дальше в путь. Нам бы до вечера дойти до низовья Кали. Там и заночевали бы. А утром искали бы брод.

Поев, напившись воды и набрав её в пустую стеклянную бутыль из мешка Дхок, бывшие узницы инквизиции собрались и двинулись следом за своей предводительницей. Та с любопытством поглядывала на девочку, но вопросы не задавала. А Марьяна Ильинична пыталась наслаждаться ощущением чистоты и молодостью. Но как ни старалась — ни выходило ни чёрта, ни пряника.

Чем дальше они удалялись от города, тем труднее становился путь. Всё чаще приходилось обходить поваленные деревья и густые заросли. Возле некоторых из них, правда, беглянки останавливались и ели спелые налитые соком ягоды. И даже в корзину набирали, про запас. Дукуна ещё и за грибами не ленилась наклоняться — и вскоре пришлось освободить от сухарей один из мешочков, чтобы складывать туда плоды тихой охоты. Дхок шла молча, угрюмо смотрела на лес и с настороженностью — на взрослых спутниц. Но от отряда не отставала, несла заплечный мешок с одеялом и котелком, а старуха приладила на спину изъеденную молью шкуру…

Колдуньи стояли на краю небольшого обрыва, а во влажном овраге перед ними уже таился вечерний сумрак.

— Придётся к тракту выходить, — недовольно проворчала Дукуна, оглядывая завал из бурелома на другой стороне распадка.

— И как вы тут ориентируетесь? — вздохнула Марьяна.

— Дак чевой там, — пожала в ответ плечами старуха. — На чутьё полагаюсь. Оно, голубушка, ещё ни разу не подвело.

К ночи беглянки действительно вышли к тракту. Светлая грунтовая дорога мелькала между стволов поредевшего леса.

— Тут остановимся? — напряжённо спросила Дхок и буквально рухнула на землю, когда старуха кивнула.

У Марьяны Ильиничны и у самой сил давно не осталось. Шла на морально-волевых. Хилое маленькое тело явно не привыкло к длительным нагрузкам и теперь давало о себе знать дрожью в коленях и сведёнными икрами.

Воды было немного, но хватило и напиться, и сделать густой грибной суп. Котелок Марьяна Ильинична разогрела прямо в руках, и по полянке поплыл осенний дух. Туда же набросали сухарей из запасов, кореньев и трав, собранных старухой. Варево получилось отменным — сытным и ароматным.

Осоловев от еды, путницы расстелили шкуру, легли, прижавшись друг к другу потеснее, и накрылись пахнущим пылью одеялом. Вскоре на крошечной поляне недалеко от тракта стало совсем тихо. Ночь затаилась среди тёмных стволов. Осенний лес отдавал тепло ледяному чернильному небу.

Беглянки спали. Спали и не видели, как их медленно окружает стая волков.

Глава 12 Владимир Ильич