Геннадий Селезнёв: о нем и о его времени

Территория истории

Президент Горбачёв, мимоходом упомянутый в разговоре Н. И. Рыжкова с писателями, проводил последний мирный советский вечер в Крыму, на видной всем с шоссе над морем ярко и радостно окрашенной форосской даче, — т. е. в государственной резиденции, в кругу семьи, да к тому же в приступе радикулита, потревоженный несколькими часами ранее нежданными гостями из Москвы О. Д. Баклановым, О. С. Шениным, В. И. Болдиным, В. И. Варенниковым и начальником 9-го управления КГБ СССР Ю. С. Плехановым. Резиденция надежно охранялась и на суше, и с моря.

Вице-президента СССР Г. И. Янаева, того самого соседа Рыжкова по подмосковной даче, бывшего председателя КМО СССР по комсомольской линии, в момент расставания Николая Ивановича с гостями уже не было за зеленым забором: в 20.00 вечером 18.08.1991 он должен был быть в Кремле на совещании с другими «заговорщиками». Ставлю данное слово в безусловные кавычки, потому что собрались эти донельзя возмущенные люди на свою встречу не в землянке, не где-нибудь в «филевской избе», не на тайной квартире, а в кремлевском кабинете руководителя Кабинета министров СССР, и кто именно собрался, строго говоря? Необходимо перечислить, всё не так просто.

На секретном совещании присутствовали все высшие, даже не так — все высочайшие чины (кроме одного только отдыхавшего в Крыму М. С. Горбачёва) тогдашней государственной власти Советского Союза.

Итак, вот они, участники так называемого «заговора»: вице-президент СССР Геннадий Янаев, премьер-министр СССР Валентин Павлов, председатель КГБ СССР Владимир Крючков, министр обороны СССР Дмитрий Язов, глава МВД СССР Борис Пуго и председатель Верховного Совета СССР, всеми уважаемый доктор юридических наук, а также поэт Анатолий Лукьянов (поэтический псевдоним Анатолий Осенев).

Совещание должно было стать, на их взгляд, последним прогоном будущего благородного государственного деяния — акта спасения уникальной страны руководством данной страны. Дело в том, что через день, 20 августа, эта привычная, до боли родная, удобная для жизни страна должна была, «по коварному замыслу» Горбачёва со товарищи, в связи с подписанием нового Союзного договора, погибнуть, превратившись в нечто иное, возможно, даже в некое подобие ЕС. Очень многих тошнило в СССР от подобных «подобий». От этого и дóлжно было спасти державу, опираясь на поддержку широких масс. Так был создан ГКЧП (Государственный комитет по чрезвычайному положению).

И вот тут, увы, невозможно не заметить, насколько велика и абсолютна была неосведомленность верхов о положении дел в стране, о состоянии умов и темпераментов. Какая «поддержка широких масс», на которую возлагалось столько надежд? Неведение гэкачепистов было усугублено, на мой взгляд, еще и невероятной, немыслимой, как видно теперь издалека, слабостью политической разведки КГБ. Похоже, ее, такой разведки, не было вовсе, т. к. членам ГКЧП ни на йоту не была известна реальная политическая обстановка в Стране Советов. И это наши недруги называли «кровавой гэбэ»?!.. О Господи, насколько же свято высокопоставленные «заговорщики» верили в то, что советскому народу надоели эти горбачёвы-ельцины с их предательством идеалов Октября, и в то, что все коммунисты страны и миллионы комсомольцев поддержат справедливые действия ГКЧП!

Так что… В реальности вечером накануне «путча» случилась генеральная репетиция самой крупной пессимистической комедии ХХ века.

Советской публике было суждено близко познакомиться с вице-президентом СССР лишь по телевизору. Так-то слышали. Но хорошенько рассмотрели только назавтра, 19 августа, на телеэкране. Николай Иванович Рыжков как в воду глядел: «Вдруг да он еще покажет себя?»

Наутро телефонные сети страны с рассвета оказались перегружены: жаворонки обзванивали друзей-сов.

— Тань, вы там все спите, что ли? — в телефонной трубке послышался голос журналиста из города Горького, фамилию которого я не помню, приятеля моего мужа — Вадима Рыбенкова.

— Валера, ты с ума сошел, — решительно констатировала я. — Семь утра. Что случилось, что ты так рано звонишь?

— Это вы там все с ума посходили, — возразил он. — У вас в Москве переворот. Горбачёва свергли. Включай телевизор.

Матерь Божия… Что с Горбачёвым?! Не с кем-нибудь — с генсеком, с президентом?! Реально — что?! Я не на шутку встревожилась.

На работу я поехала раньше, чем всегда. Вышла на остановке «Новолесная улица» на Бутырском Валу, привычно перешла железнодорожную ветку между Белорусским и Савеловским вокзалами по переходу, проложенному по земле, поднялась по старой деревянной лестнице на ту сторону… И сразу увидела танк, притаившийся за углом на пыльной траве в самом начале 5-й улицы Ямского Поля. На недоуменные взгляды редких в этом месте прохожих молоденькие танкисты отвечали смущенными полуулыбками. На улице «Правды», 24, в редакции «Комсомолки», было непривычно тихо и как-то скучно. Люди определялись.