Геннадий Селезнёв: о нем и о его времени

Журналисты о главном редакторе

Вспоминает Георгий Владимирович Пряхин, известный писатель, в прошлом собкор, заведующий отделом, член редколлегии, ответственный секретарь и зам. главного редактора «Комсомольской правды», обозреватель Гостелерадио, крупный партийный работник, ныне главный редактор издательства «Художественная литература»:

— Мы с Геннадием Николаевичем сразу сдружились, потому что были ровесниками, я даже постарше его немножко. Селезнёв был первый главный редактор, который пришел в «Комсомольскую правду» молодым человеком, едва ли не в комсомольском возрасте. Я ему многим обязан, в том числе в «Комсомолке». Когда Геннадий пришел, я был ответственным секретарем, но именно при нем стал заместителем главного редактора. И это было непростое решение и продвижение.

— Для кого?

— Для Геннадия. Потому что было много претендентов, представь себе, и было много борьбы. Однажды меня позвали на заседание в ЦК комсомола, уже утверждать должны были. Я приехал. Отсидел. И меня завернули. А утвердили со второго или третьего раза. Это Геннадий пробивал, не хотел сдаваться… Разные партии были в «Комсомольской правде». Разные группировки. И они выходили далеко за пределы «Комсомолки».

— Представители этих «партий» действительно интриговали, как при Ганичеве?

— Несомненно. Но эти группировки при всем при том были уже… доброкачественными. И западники, и славянофилы, и либералы, и консерваторы — все они продолжали присутствовать в «Комсомольской правде». Но когда была какая-то общая беда, эти «партии» объединялись в один кулак. Когда нужно было спасать кого-то, выручать после наездов партийных, комсомольских органов… Либо когда случались большие проблемы со здоровьем у сотрудника или у его родственника — лекарства доставались со всех концов света.

С Геннадием Николаевичем я работал в «Комсомолке» несколько лет, до ухода на телевидение. Бывал у него дома. Семья его интеллигентная и не снобистская. Это люди с реальной рабочей косточкой.

Что касается наших дальнейших отношений, на какое-то время пути наши разошлись. Но когда я работал уже в ЦК партии, был заместителем заведующего отделом, наши пути пересеклись снова.

Перед нами снова Галина Янчук:

— Селезнёв был творческим человеком, хорошо владел словом. Очень тонко чувствовал тексты — вот почему именно при нем появился в печати «Долг» Инны Руденко. Но он практически никогда ничего не редактировал. И это говорит о нем как об умнице. Очень ценил Бочарова, Пескова, Руденко. Корнешов их побаивался. А этот не боялся. Он мог не только поговорить, но и поспорить с ними. Нам повезло, что мы имели счастье работать с ним. Никаких гадостей, злопыхательства, подозрений — никогда ничего. Всегда чистые отношения.

— Интересно, каким Геннадий Николаевич был вне работы?

— Чтобы ответить на этот вопрос, надо было бывать с ним вне работы. Но это случалось редко. На субботнике мы раза два-три были вместе. Поехала как-то «Комсомольская правда» в подшефный совхоз в Дмитровском районе, и Геннадий Николаевич работал на поле наравне со всеми, дергал морковку, таскал свеклу. Он был в первых рядах вместе с Пряхиным, моим тогдашним начальником, ответственным секретарем. Когда страда заканчивалась и уже расстилалась на траве чистейшая белая бумага — «газетный срыв» из типографии, а сверху клеенка, все выставляли из сумок бутылки и закуску, у кого что было, и мы садились обедать, Селезнёва с нами уже не было. Он садился в машину и уезжал в редакцию читать: была суббота, и шел воскресный номер.

Геннадий Николаевич отличался тем, что не любил никого учить и агитировать. Да, он был человек системы, считал, что «так надо». Поручено шефствовать над совхозом — значит, надо помогать людям совхоза. И не нужно даже размышлять на эту тему, спорить. Но никогда в жизни не было такого: «Вот партия сказала…» Корнешов мог это сказать. Селезнёв никогда такого не говорил.

— А другие? Возмущался кто-нибудь, что вот опять на картошку надо ехать, сколько можно?.. Не удивляйся, я ведь только раз успела съездить в совхоз после перевода в Москву.

— Ты что?! Все ездили с удовольствием. Но не потому, что «партия сказала», а потому что всем там было хорошо. Физический труд как отдых. А после работы в поле можно было посидеть на поляне под деревьями, выпить, закусить, попеть песни, подышать воздухом после наших прокуренных кабинетов. Там было весело. Только Руденко не ездила, потому что у нее с ногами были проблемы всю жизнь.

В 1984-м мы провожали Жору Пряхина из «Комсомольской правды» на другую работу. И одновременно было общее собрание, где награждали Алевтину Левину: она получила за свои публикации премию Ленинского комсомола. И мы придумали это отметить, решили, что Алевтина Яковлевна напечет пирожков. Мама ее научила. Особенно той удавались пирожки с капустой.

А где соберемся? Да у меня дома. Я подошла к Пряхину и говорю: «Жора, давай отметим — и совместим — два события: и тебя проводим, и Алю поздравим. Поедем ко мне домой, но не просто посидеть, а у нас сегодня будут пирожки, которые испечет лауреат премии Ленинского комсомола». Жора засмеялся и согласился. Я добавляю: «И Геннадия Николаевича пригласи. Может, он тоже… решится».

Селезнёв неожиданно согласился. И они приехали ко мне.

Мы с Алей успели напечь пирожков. Был прекрасный вечер. Геннадий Николаевич и в компании оказался замечательным, простым человеком, юмористом, шутником. Никакого этого выпендривания, что я начальник, а вы тут все дураки. Он спиртного практически не пил. А всё-таки был веселым. Заводилой компании.