Академик Г.А. Николаев. Среди людей живущий

Николай Павлович Алешин, академик

К заведующему кафедрой «Технология сварки и диагностики», академику РАН Николаю Павловичу Алешину я пришел после ритуала посвящения в студенты и последующего собрания профессоров и преподавателей в Большом зале Дома культуры МГТУ.

Разгоряченный, я вытянулся на стуле в крошечной приемной. Зашел крупный мужчина, знакомый мне в лицо. Мы разговорились, не называя друг друга по имени.

— Вы к Николаю Павловичу?

— Поговорить о Георгии Александровиче.

— Я отвечал за техническое обеспечение создания памятника Георгию Александровичу.

— Того, что скульптор Лев Кербель делал?

— Вы с ним не знакомы? (Отрицательно качаю головой.) Кстати, у него в мастерской стоят два бюста Елисеева. Удивительное портретное сходство, а сверх этого — одухотворенность. Юный, со взглядом, устремленным в небо. А Георгия Александровича Кербель при жизни не видел. Навезли мы ему кучу фотографий: глаза его, уши его, но — и близко не Николаев...

— Символично, что двух ректоров ваял один скульптор. Жесткий администратор вышел в мраморе одухотворенным, а исполненный духа — не похожим на себя...

— Если вы думаете, что Николаев не был жестким человеком, то глубоко ошибаетесь. Я простой доцент, но помню: когда дело касалось существенных интересов коллектива — у-у-у. Железно проводил свою линию, правда, манеры мягкие.

На переднем плане Н.П. Алешин, Г.А. Николаев и президент АН СССР академик А.П. Александров в МВТУ. 1985 г.

Профессор В.И. Стеблов, академик Г.А. Николаев и профессор С. Пивовар на конференции по сварке. Германия, 1983 г.

Академик Н.П. Алешин — преемник Георгия Александровича на посту заведующего кафедрой сварки. 1992 г.

Развить тему мы не успели: Алешин освободился. Мне он был рад. Сел напротив и с удовольствием стал описывать состояние дел на кафедре.

— Самой дорогой наградой за пять лет моего руководства кафедрой было то, что на Ученом совете сказали недавно: на кафедре сохранился николаевский дух.

— По-николаевски доверяете своим заместителям?

— Обязательно. Я в правительственных учреждениях часто бываю, а они внутренними вопросами занимаются. И, представьте, ни одного конфликта!

— Значит, не разбежался народ?

— Ни в коем случае! Всех сохранили и еще набираем.

— А кабинет Георгия Александровича сохранился?

— Его не трогаем, это святое. Хотим там сделать мемориальную комнату.

— Заведующим вы стали еще при Николаеве?

— Да, он просил. И Елисеев меня уговаривал. Я не хотел поначалу — Георгий Александрович был еще в силе. Потом согласился при условии, что Николаев останется научным руководителем кафедры с сохранением кабинета и оклада.

— В последнее время вы много с ним разговаривали?

— Очень. Особенно у меня дома. Там мы все Пасхи отмечали. Георгий Александрович был верующим человеком...

— Мне говорил об этом Алексей Иванович Киселев...

— Вот-вот. У меня дед мог и выпить.

— ?!

— Обычно я говорил: «Мне покрепче, а вам, Георгий Александрович, — кагорчика...» — «Кагорчика, Николай Павлович? — Алешин мастерски копирует деда. — Пожалуй, давайте кагорчика...»

Однажды я повез его к себе на родину, за триста километров, в Рязанскую губернию. Искупал в святом озере. Тут и разговорились мы с ним по вопросам веры. (Я с детства глубоко верующий, не по моде.) В тот вечер Николаев выпил кагорчику и всю жизнь свою рассказал, и как веровать начал.

— В гимназии?

— Раньше. В 1907 году... Ему четыре года было. Дед его по отцовской линии сидел в тюрьме...

— По уголовному делу или политическому?

— По политическому. И в камеру было явление Богородицы, которая сказала, что в семнадцатом году будет большая беда в Москве, а вы спасайтесь. Вот они с мамой и уехали из Москвы! Да...