Вертоград старчества. Оптинский патерик на фоне истории обители

Старец послал телеграмму епископу Калужскому Вениамину: «Граф Толстой скончался сегодня 7 ноября в 6 час. утра… Умер без покаяния. Меня не пригласили». В другой телеграмме он сообщал: «Согласно воле графа тело его будет перевезено завтра в Ясную Поляну и погребено без церковных обрядов в саду».

На станции Астапово было много журналистов, жаждавших новостей… Подошел один к старцу: «Ваше интервью, батюшка!» — «Вот мое интервью, так и напишите: хотя он и Лев был, но не мог разорвать кольца той цепи, которою сковал его сатана»469.

8 ноября отец Варсонофий с отцом Пантелеимоном возвратились в Оптину.

На святках отец Варсонофий, как обычно, собрал своих духовных чад в своем домике в моленной комнате, где было множество икон. Он вспомнил свою поездку, пусть краткую, в мир, — там его наблюдательный взор увидел много такого, что его огорчило. Он, конечно, давно знал, как живет и куда, к сожалению, гнет этот мир, путающийся в сетях лукавого. Но эти новые штрихи резанули его по сердцу. Вот великий христианский праздник… А что делается там? «Что теперь происходит в миру, — говорил старец, — страшно подумать… Объедение, пьянство, разврат. Мы переживаем лютые времена: люди восстают один на другого, часто не щадят ни родства, ни дружбы, восстают против законной власти… Все попрано: вера, добродетели, стыд… Впрочем, не следует приходить от этого в уныние. Бывало и хуже, да прошло… Это время еще не перед антихристом. Разнузданность усилилась после объявления всяких свобод при Императоре Александре Втором… Вот и театр, — он сегодня действует развращающим образом на душу, в нем разыгрываются такие непотребные вещи, как “Анатэма” Андреева… Ужасна будет участь человека, умершего внезапно среди греха… Вот один богач женился на бедной девушке и начал издеваться над ней, а сам предался блудной жизни. Раз в театре пошел в буфет, взял рюмку вина и вдруг упал мертвым… Каково такой душе явиться на суд Божий? Однажды в Вене, в Ринк-театре, вспыхнул пожар, множество людей погибло. Потрясающее впечатление производило зрелище, когда масса черных гробов тянулась по венским улицам в направлении кладбища… Теперь все разрешено, и даже под большие праздники идут театральные представления, — прежде в казенных театрах под праздники не играли»470.

«Когда в сердце закроется клапан для восприятия мирских наслаждений, — продолжал отец Варсонофий, — тогда открывается иной клапан — для восприятия духовных. Но как стяжать это? Прежде всего — миром и любовью к ближним… Терпением… Кто спасется? Претерпевый до конца [Мф.10:22]… И удалением от греховных удовольствий, каковы, например, игра в карты, танцы и так далее… <…> Одна схимница видела сон: ей представились танцующие люди, они были объяты пламенем и окружены канатом, бесы прыгали и злорадствовали о погибели людей… Вот и теперь праздники, но какая разница между тем, как празднуют эти святые дни в миру и как в монастыре. Там — служение врагу, здесь — служение Богу… И все так: там — литература безнравственного содержания, у нас — чтение Псалтири, житий святых… Там — пьяный восторг, здесь — радость и мир о Господе… О чтении, — я не хочу сказать, что чтение произведений наших великих писателей грех, но есть чтение более полезное и назидательное. Возьмите Псалтирь: здесь мы можем почерпнуть все эстетические чистые наслаждения. Книга эта хотя и написана человеком — Царем и пророком Давидом, но по внушению Духа Святаго. Сам пророк Давид говорит: Язык мой — трость книжника скорописца… [Пс.44:2]. Затем, жития святых — чтение, благотворно действующее на душу, особенно когда читаются они на славянском языке. В настоящее время часто славянский язык не понимают, а между тем он гораздо красивее и богаче русского… В миру чтение житий святых, а особенно на славянском языке, совсем оставили, — вы же не следуйте обычаям века сего, занимайтесь этим спасительным чтением. <…>…Читайте Псалтирь ежедневно хотя понемногу, и Господь не оставит вас Своею милостью, будет всегда вашим Помощником и Утешителем»471.

«В тяжелое время мы живем, — говорил старец. — Монашество не отличается прежней строгостью, слабы мы и немощны, а приходится иногда ободрять других. Вот и я нахожусь в таком же состоянии, слабый и немощный, сам требую помощи и утешения, а приходится по долгу моего сана утешать обращающихся ко мне. В Оптину приезжают из мира, который уже не стонет, как прежде, а ревет. Приезжают, ища утешения и успокоения. Хотят помолиться, побыть среди этой мирной обстановки, а то, может быть, и батюшка что скажет на пользу, его послушать… И, с помощью Божией, по вере своей получают искомое и уезжают умиротворенными. Нынче множество голосов раздается против монашества, люди мира сего под влиянием духа зла хотели бы совершенно стереть монастыри с лица земли, но они продолжают существовать под покровом благодати Божией. Труден путь монашеский, но зато он несет с собою такие высокие радости, о которых мирские люди не имеют понятия и ради которых можно позабыть все скорби и тесноту иноческой жизни»472.