Вертоград старчества. Оптинский патерик на фоне истории обители

Глава 16. Великий старец Амвросий (Гренков)

Это было время, когда Господь укреплял в духе сокрушенного недугами старца Амвросия, — духовные силы его так очевидно проявлялись, что мало кто думал о его немощах. Он был в Оптиной светильник, светяй и горяй (ср.: Ин.5:35)… Люди к нему не сразу пошли. Отец Макарий, видя его скрытые от других дары, начал передавать ему некоторых своих духовных чад. Иноки еще мало обращались к отцу Амвросию. Но вот он принял великое наследство от покойных своих наставников, а затем от года к году росли людские потоки, текшие к его скитскому домику.

Он родился 23 ноября 1812 года в селе Липовицы Тамбовской губернии в семье пономаря Михаила Феодоровича Гренкова (мать его звали Марфой Николаевной). Дед его был священником храма и благочинным. Младенца назвали Александром в честь святого благоверного князя Александра Невского. День рождения младенца пришелся на день памяти этого святого князя, защитника нашего Отечества. А шли попразднственные дни Введения во храм Приснодевы Марии, отдание праздника совершено было 25 числа. Богородица как бы встретила пришедшего в мир будущего оптинского монаха-старца, уготовала ему витальницу во Введенской пустыни, убогую, но дорогую для многих и многих тысяч православных людей.

Двенадцати лет он стал учеником первого класса Тамбовского духовного училища, которое окончил первым по успеваемости учеником. В июле 1830 года он был принят в семинарию. И здесь учился хорошо. Один его соученик вспоминал: «Тут, бывало, на последние копейки купишь свечку, твердишь-твердишь заданные уроки, он же (Гренков) и мало занимается, а придет в класс, станет наставнику отвечать — точно как по писаному, лучше всех»272.

В июле 1836 года Александр Гренков окончил курс. За год до этого он перенес тяжелую болезнь. Была минута, когда ему стало так плохо, что он дал обещание Господу идти в монастырь, если встанет от этой болезни здрав. Господь воздвиг его от одра болезни, но в обитель он пришел только через четыре года. Была внутренняя борьба — с самим собой, так как мир оставался для юноши еще очень заманчивым. Полтора года он занимал место домашнего учителя у одного помещика. А 7 марта 1838-го заступил на должность педагога-наставника в первый класс Липецкого духовного училища. Затем стал преподавателем греческого языка в одном из старших классов. В свободное время он, имея общительный характер, любил поговорить и пошутить с товарищами-учителями. Но данный им Господу обет беспокоил его совесть.

«Для облегчения этого мучения, — пишет отец Агапит, биограф старца, — происходившего от упреков совести, для успокоения этого неумолимого судии Александр Михайлович стал прибегать к усердной молитве. В ночное время, когда товарищи его наставники покоились уже на ложах своих, он становился пред иконою Царицы Небесной, именуемой Тамбовской — его родительским благословением, и долго-долго — незримо и неслышимо для людей — молитвенные вопли его сокрушенного сердца возносились к Пречистой и Преблагословенной Утешительнице скорбящих. Но исконный враг рода человеческого не дремал. Молитвенный подвиг Александра Михайловича не мог надолго оставаться незамеченным молодыми его товарищами. И вот, как всегда бывает, под влиянием вражиим, молодежь и вовремя, и не вовремя, и у места, и не у места стала осыпать его разными колкими насмешками»273. Трудно было терпеть, но приходилось.

Он уходил в лес. Позднее старец вспоминал о том, что во время таких одиноких прогулок подходил он к ручью и слушал его журчание. Ему слышалось, что звонкие струи как бы выговаривают, и весьма ясно, слова: «Хвалите Бога!.. Храните Бога!..». «Долго стоял я, — вспоминал старец Амвросий, — слушал этот таинственный голос природы и очень удивлялся сему»274.

В июле 1839 года, когда были летние вакации, Александр Михайлович с одним своим товарищем поехал в село Троекурово к затворнику Илариону, чтобы испросить у него совета и благословения на дальнейшую свою жизнь. Затворник сказал Александру Михайловичу: «Иди в Оптину. Ты там нужен». После этого будущий старец совершил поездку в Троице-Сергиеву Лавру, вернулся в свое училище, но в то время, как начались занятия, он бросил все и уехал в Оптину пустынь, тайно, никому об этом не сказав, кроме одного товарища, которого просил об этом молчать. Так, без паспорта, с одним семинарским аттестатом поспешил он к тихому пристанищу, в богоспасаемую обитель. 8 октября он прибыл туда. Было воскресенье. Шла поздняя обедня. Александр Михайлович поместился в гостинице, а потом пошел к старцу Леониду.

«С истинно христианскою любовию, — пишет отец Агапит, — принял старец Лев нового пришельца, одобряя и благословляя его доброе намерение служить Господу в лике иноков… По его благословению Александр Михайлович отпустил своего кучера в обратный путь и остался навсегда в Оптиной»275.

Дело с Липецким училищем, благодаря заботам старцев Леонида и Макария, уладилось. В марте 1840 года Александр Михайлович был приукажен в качестве послушника и одет в подрясник. В ноябре того же года он был переведен в скит, откуда и ходил к старцу. Послушание же его сначала было на кухне, где он помогал повару276. Через год его постригли в рясофор. Старец Леонид, чувствуя, что его земные дни сочтены, передал Александра отцу Макарию. Как вспоминал впоследствии старец Амвросий: «Покойный старец тогда призвал к себе батюшку отца Макария и говорит ему: “Вот, человек больно ютится к нам, старцам. Я теперь уж очень стал слаб. Так вот я и передаю тебе его из полы в полу, — владей им как знаешь!”»277.

Отец Макарий взял его к себе в келейники. 29 ноября 1842 года согласно разрешению Святейшего Синода Александр был пострижен в мантию и наречен Амвросием, во имя святого Амвросия, епископа Медиоланского (память его 7 декабря). Ему было в это время тридцать лет. 2 февраля 1843 года последовало его рукоположение во иеродиакона, а 9 октября 1845-го — во иеромонаха. «Несмотря на слабость своего здоровья, — писал отец Агапит, — молодой иеромонах Амвросий понуждался, наряду с прочими иеромонахами, хотя, может быть, и не всегда, отправлять в монастыре чреду священнослужения. Но он уже так был слаб, что, как сам после вспоминал, не мог долго держать потир одной рукой. <…>

Вследствие болезненности, отчасти же и по сану, иеромонах Амвросий теперь уже должен был оставить послушание келейника у старца Макария, потому 2 января 1846 года он переведен был в другую келью, которая находится в северо-западной части корпуса, от скитской церкви на север»278.

В августе 1846 года Калужский преосвященный Николай по просьбе отца Макария назначил отца Амвросия ему помощником по духовничеству. В сентябре того же года вследствие сильной простуды (он ездил приглашать в Оптину владыку Илиодора, архиепископа Курского и Белгородского) отец Амвросий заболел и скоро пришел в крайнее изнеможение. С этой поры болезненность не оставляла его, и он в декабре 1847 года дал подписку в том, что желает быть оставленным в обители за штатом. После медицинского освидетельствования отец Амвросий был исключен из штата братии, но оставлен на пропитании и призрении обители.

Отец Амвросий долго не мог встать на ноги и только летом 1848 года впервые вышел из келии на воздух. Он прошелся, опираясь на палку, по дорожке за скитской сажалкой вдоль восточной ограды. Уже здесь он получил монашеский урок, о котором вспоминал потом с благодарностью. Встретил его на дорожке игумен Варлаам и спросил: «Ну что, поправляешься?». Отец Амвросий отвечал: «Да вот, слава милосердому Господу, оставил на покаяние». «Отец игумен остановился и, глядя на меня, — вспоминал старец, — начал говорить смиряющим тоном: “А что ж, ты думаешь, лучше что ли будешь? Нет, не будешь лучше: хуже, хуже будешь”». Рассказывая об этом, старец говорил: «Вот теперь и сам вижу, что стал хуже»279.

«Болезни тяжелее скорбей» — так говорил отец Амвросий. Коснемся здесь еще раз его физического состояния, чтобы хотя отчасти представить себе, что он преодолевал (а его недугов, пожалуй, и на пятерых хватило бы). «С течением времени, — пишет отец Агапит, — здоровье отца Амвросия… несколько поправилось, но совершенно не восстановилось, и разные его недуги более или менее давали себя чувствовать уже во всю последующую его жизнь до самой кончины. То усиливался у него катар желудка и кишок, открывалась рвота, то ощущалась нервная боль, то простуда с лихорадочным ознобом и просто жестокая лихорадка. К тому же еще стали появляться геморроидальные кровоистечения, которые по временам до того измождали страдальца, что он лежал в постели точно мертвый. Несмотря на это, он не только никогда не скорбел о своих болезнях, но даже считал их необходимыми для своего духовного преуспеяния. Веруя вполне и уразумевая собственным опытом, что аще и внешний наш человек тлеет, обаче внутренний обновляется по вся дни (2Кор.4:16), он никогда и не желал себе совершенного оздравления. И другим потому всегда говаривал: “Монаху не следует серьезно лечиться, а только подлечиваться” для того, конечно, чтобы не лежать в постели и не быть в тягость другим. Так и сам он постоянно подлечивался. На столе у него потому всегда стояло много пузырьков с разными лекарствами. Доктор же приглашался только в крайних случаях»280.

Конечно, отец Амвросий скрывал свою духовную жизнь, свои молитвенные и аскетические подвиги. Под руководством старца Макария начал он проходить умную молитву и, лежа в болезни, не только не оставлял ее, но в ней укреплялся более и более. При старце же Макарии, работая с ним над приготовляемыми к изданию рукописями, много читал святоотеческих писаний и у себя в келии, многое проходил делом и запоминал так хорошо, что, когда к нему как к духовнику обращался кто-нибудь из братии, он мог взять книгу и открыть место, где содержался ответ на предложенный вопрос.

В 1852 году, 8 мая, отъезжая в Москву по неотложному делу, старец Макарий собрал скитскую братию к себе на чай и объявил, что в его отсутствие за порядком в скиту будет смотреть иеромонах Пафнутий, а назидание духовное братии поручается отцу Амвросию. Игумен Марк вспоминал, что он ходил к отцу Амвросию для откровения помыслов и всегда заставал его за книгой. Тот же отец Марк вспоминал, что наставления свои старец Амвросий «преподавал не от своего мудрования и рассуждения, хотя и богат был духовным разумом…Предлагал не свои советы, а непременно деятельное учение святых отцов. Для сего, бывало, раскроет книгу того или другого отца, найдет, сообразно с устроением пришедшего брата, главу писания, велит прочитать и затем спросит, как брат понимает ее. Если кто не понимал прочитанного, то старец разъяснял содержание святоотеческого учения весьма толково. И все это делалось с безграничною отеческою любовию и благопожеланием. <…> К согрешающим, но чистосердечно кающимся и исправляющимся он был снисходителен и милостив паче меры»281.

По поручению старца Макария отец Амвросий ходил для беседы с посетителями и на гостиницу. Ему же были поручены для духовного окормления монахини Борисовской пустыни Курской губернии, которые приезжали в Оптину, и отец Амвросий беседовал с ними на гостинице.