Третьи войны пустыни

Глава 41

Лито лежал без тележки на верхнем крытом балконе башни Малой Твердыни, охваченный раздражением, происходившим из-за вызванных необходимостью задержек, отсрочивавших день его свадьбы с Хви Нори. Он пристально поглядел на юго-запад. Г де-то там, за темнеющим горизонтом, Данкан, Сиона и их попутчики уже шесть дней провели в деревне Туоно.

«Все эти задержки — из-за меня,— подумал Лито.— Я сам сменил место проведения свадьбы, заставив бедного Монео переделывать уже все готовое».

А теперь еще, конечно, и это дело с Молки.

Необходимость этого невозможно объяснить Монео, шаги которого слышались сейчас в центральной палате верхних покоев башни. Он переживает, что ему пришлось покинуть свой командный пост, откуда он руководил приготовлениями к празднеству. Монео всегда так беспокоится!

Лито глядел на заходящее солнце — оно плыло низко над горизонтом, подернутое тусклыми оранжевыми тонами недавно прошедшей бури. К югу за Сарьером сгущались дождевые тучи. Перед тем Лито молча смотрел на дождь, и длилось это, казалось, без начала и конца.

На угрюмом сером небе распухали тучи, отчетливо виднелась каждая струя дождя. Лито почувствовал, как окутывают его незваные воспоминания. Это настроение было слишком тяжело стряхнуть с себя и, даже не думая, он пробормотал памятные ему строки древнего стихотворения.

— Ты заговорил, Император? — голос Монео раздался совсем близко от Лито. Всего лишь поведя глазами, Лито увидел преданного мажордома, стоящего во внимательном ожидании.

Лито перевел на галах процитированные им строки:

«Соловей гнездится в сливовом дереве, но что ему делать, когда подует ветер?»

— Я не понимаю.

— Перестань нести банальности, Монео. Меня раздражает, когда ты этим занимаешься.

— Прости, Император.

— Что еще я могу поделать? — Лито пристально вгляделся в удрученное лицо Монео.— Что бы еще ни значило сделанное нами, Монео, мы закладываем основы хорошего.

Монео воззрился на лицо Лито.

Но Император был занят созерцанием пустыни.

Теперь там ветер собирал тучи. Лито представил, что слышит гонимый со свистом по дюнам песок, но это было лишь резонирующее безмолвие верхней палаты башни, тишь, и лишь слабый донельзя посвист ветра проступает за ней.

— Облака,— прошептал он.— Мне бы вновь — чашу лунного света, да древнее море, приливающее к моим ногам, цепляющиеся к меркнущему небу перья облаков, сине-серый плащ, окутывающий плечи и ржущих поблизости лошадей.

Башню окутала тьма, пока он произносил эти слова. Вокруг них сразу автоматически зажегся свет. Лито устремил взгляд туда, где тонкий дынный ломоть первой луны плыл поверх облаков, освещенный оранжевым отсветом планеты, на фоне которого тенью дорисовывалась полная окружность спутника.

— Император, почему мы сюда пришли? — спросил Монео.— Почему Ты мне не скажешь?

— Я хотел насладиться твоим изумлением,— сказал Лито.— Скоро вон там приземлится лайнер Космического Союза. Мои Рыбословши доставят мне Молки.

Монео сделал быстрый вдох и на секунду задержал дыхание, перед тем, как выдохнуть.

— Дядя... Хви? Тот самый Молки?

— Ты удивлен, что никак об этом не был предупрежден,— сказал Лито.

Монео почувствовал, как его пробрало ознобом.

— Когда Ты желаешь сохранить что-то в тайне от...

— Монео? — Лито говорил мягким убеждающим тоном.— Я знаю, что Молки предлагал тебе большие искушения, чем кто-либо...

— Но я никогда...

— Знаю, Монео,— сказал он все тем же мягким тоном.— Возможно, нам надо будет избавиться от Молки. Он представляет для нас опасность.

— Как, я? Ты хочешь, чтобы я...

— Возможно.

Монео сглотнул, затем сказал:

— Преподобная Мать...

— Антеак мертва. Она хорошо мне служила, но она мертва. Произошла яростнейшая битва, когда мои Рыбословши напали на... на то место, где скрывался Молки.

— Без Антеак нам даже лучше,— заметил Монео.

— Я ценю твое недоверие к Бене Джессерит, но я бы предпочел, чтобы Антеак покинула нас иным образом. Она была верна нам, Монео.

— Преподобная Мать была...

— И Бене Тлейлакс, и Космический Союз хотели завладеть секретом Молки,— сказал Лито.— Они засекли выступление моих Рыбословш против икшианцев и опередили их. Антеак... что ж, она смогла лишь ненадолго задержать их, но этого оказалось достаточно. Мои Рыбословши надежно окружили то место.

— Но Молки...

— Когда что-либо исчезает,— сказал Лито,— это бывает не менее красноречиво, чем когда что-либо внезапно появляется. Пустые места всегда заслуживают того, чтобы приглядеться к ним как можно пристальнее.

— Что Император имеет в виду под пустым местом?

— Молки не умер! Разумеется, это бы мне стало известно. Но он исчез. Куда же он делся?

— Исчез от тебя, Император? Икшианцы...

— Они усовершенствовали то устройство, которое я уже давно от них получил. Они совершенствовали его медленно и осмотрительно, пряча одно внутри другого. Но я заметил отбрасываемые тени. Я был удивлен и был доволен.

Монео задумался над этим.

«Приспособление, скрывавшее... ага!» Император упоминал по некоторым случаям об этой штуковине, о способе сокрытия записываемых им мыслей. Монео проговорил:

— Молки везет тебе секрет...

— О да! Но это не настоящий секрет Молки, у него за пазухой есть кое-что другое — он даже не ведает, что я об этом догадываюсь.

— Другое... но, Император, если они сумели скрыть это даже от Тебя...

— Многие сегодня на это способны, Монео. Они разбежались во все стороны, когда на них напали мои Рыбословши. Секрет икшианского устройства разнесется теперь широко и далеко.

Глаза Монео встревоженно округлились.

— Но если кто-нибудь...

— Если они научатся быть умными, то не будут оставлять следов,— сказал Лито.— Расскажи-ка мне, Монео, что докладывает о Данкане Найла? Она не противится докладывать непосредственно тебе?

Монео закашлялся. Он не мог постичь, для чего его Император, заговорив об утаенных следах, без перехода заводит речь о другом.

— Да, конечно,— сказал Лито.— Что я ни прикажу, Найла повинуется. И что она докладывает о Данкане?

— Он не пытался спариться с Сионой, Император.

— Но что он делает с моим марионеточным наибом, Гаруном, и с другими Музейными Свободными?

— Он рассказывает им о прежних обычаях, о войнах против Харконненов, о первых Атридесах здесь, на Арракисе.

— На Дюне!

— На Дюне, да.

— Не существует больше настоящих Свободных, как нет уже и Дюны,— заметил Лито.—- Передал ли ты Найле мое послание?

— Император, зачем Ты так рискуешь?

— Ты передал мое послание?

— Посланница в Туоно отправлена, но еще есть возможность ее перехватить.

— И думать не смей!

— Но ведь...

— Что она должна передать Найле?

— Что... что Твой приказ Найле — продолжать и дальше полностью и без всяких вопросов повиноваться моей дочери, во всем, кроме... Но ведь это опасно!

— Опасно! Она будет мне повиноваться!

— Но Сиона... я боюсь, моя дочь не служит Тебе от чистого сердца. А Найла...

— Найла ни в чем не должна отступать от приказов.

— Император, давай сыграем свадьбу где-нибудь в другом месте.

— Ни за что!

— Император, я знаю, Твое предвидение открыло Тебе...

— Золотая Тропа надежна, Монео. Ты знаешь это не хуже меня.

Монео вздохнул.

— Бесконечность принадлежит Тебе, Император. Я не спрашиваю...— Он осекся — потому, что башню потряс чудовищный сокрушительный гул, становящийся все громче и громче.

Они оба повернулись на звук — снижающийся плюмаж оранжевоголубого света, распространявший водовороты шумовых волн, шел на посадку в пустыне к югу от них, меньше, чем в километре.

— Ага, пожаловал мой гость,— сказал Лито.— Я пошлю тебя вниз на моей тележке, Монео. Возвращайся только с Молки. Скажи навигаторам, этим они заслужат мое прощение. Затем их всех отошли обратно домой.

— Император, но если они обладают секретом...

— Они служат моей цели, Монео. Ты должен делать то же самое. Доставь мне Молки.

Монео послушно направился к тележке, стоявшей в тени дальнего угла верхней палаты. Забравшись на нее, подождал, пока в стене перед ним распахнется зев ночи. В эту ночь выдвинулась посадочная площадка. Тележка с легкостью пушинки устремилась вперед и поплыла к лайнеру Космического Союза, высившемуся словно искаженная уменьшенная копия башни Малой Твердыни.

Лито наблюдал с балкона, чуть приподняв передние сегменты, чтобы обзор был пошире. Его острое зрение различало белое пятнышко Монео, стоявшего на двигавшейся в лунном свете тележке. Длинноногие служители Космического Союза поднялись на тележку по выдвижной лесенке и секунду там постояли, разговаривая с Монео. Когда они удалились, Лито телепатической командой поднял защитный колпак тележки и увидел, как блеснул на нем лунный свет. Лайнер Космического Союза с оглушительным ревом взмыл в воздух, в тот момент, когда Лито впускал тележку в освещенную палату. Песок поскрипывал под ним, когда он подполз к пассажирской панели тележки и приподнял свои верхние сегменты, чтобы рассмотреть

Молки, лежавшего словно во сне, пристегнутого к панели широкими серыми эластичными ремнями. Пепельное лицо, темная седина волос.

«Как же он постарел»,— подумал Лито.

Монео вышел из тележки.

— Он ранен. Они хотели прислать вместе с ним врача...

— Шпиона они хотели прислать.

Лито внимательно осматривал Молки — темная морщинистая кожа, запавшие щеки, острый нос, так контрастирующий с округленным овалом лица. Тяжелые густые брови почти совсем поседели. И это — всего лишь за срок, отпущенный тестостерону.

Глаза Молки открылись. До чего же потрясает, когда видишь зло в таких, как у лани, глазах! Губы Молки тронула кривая усмешка.

— Лито,— голос Молки был лишь чуть громче хриплого шепота. Глаза его задержались на Монео.— Простите меня, что не встаю по такому случаю.

— Тебе больно? — спросил Лито.

— Иногда,— Молки, не поворачивая головы, изучал обстановку.— Где твои гурии?

— Боюсь, я должен отказать тебе в удовольствии увидеть их, Молки.

— Пусть будет так,— просипел Молки.— Я чувствую, что не смогу сейчас их удовлетворить. Те, кого ты послал за мной, не были твоими гуриями, Лито.

— Они были беспрекословны в своем повиновении мне,— сказал Лито.

— Они были кровожадными охотницами!

— Охотницей была Антеак. Мои Рыбословши были всего лишь подчиненными.

Монео переводил взгляд с одного говорящего на другого. В этом разговоре был какой-то тревожащий подтекст. Голос Молки, несмотря на сиплость, звучал почти ернически... Опасный человек!

— Как раз перед твоим прибытием мы с Монео беседовали о Бесконечности,— сказал Лито.

— Бедный Монео,— сказал Молки.

Лито улыбнулся.

— Ты ведь помнишь, Молки? Однажды ты просил меня продемонстрировать тебе Бесконечность.

— Ты сказал, что нет такой Бесконечности, которую можно было бы продемонстрировать,— Молки перевел свой взгляд на Монео.— Лито любит играть в парадоксы. Ему известны все когда-либо открытые уловки языка.

Монео подавил приступ гнева. Он чувствовал себя исключенным из этого разговора, объектом насмешек со стороны двух высших существ — Молки и Императора, — припоминавших совместные радости прошлого, почти как два старых друга.