Чернокнижник и феи

Сейчас перед девушкой стоял крепкий кофе со взбитыми сливками и кусочек бисквитного торта с карамельным сиропом. Медсестры были не столь богаты, как Абени, так что они ограничились булочками и черным кофе, выпив его почти залпом и тут же возвращаясь в госпиталь.

Дверь с тихим звоном колокольчика открылась – на пороге стоял адер Дрейк: усталый, потемневший лицом и как будто постаревший за эти дни. Он подошел к стойке, за которой сейчас работал сам хозяин, попросил хриплым, простывшим голосом кофе и что угодно с карамелью. Кофе ему тут же выдали, черный и горький, а вот карамель он не получил.

– Только-только продали последний кусок бисквита, адер. – виновато сказал хозяин кафе.

– Что ж, – философски принял удар Дрейк, – это мне наказание за грехи.

Он, взяв белоснежную, всего на два глотка чашку с кофе, присел за ближайший стол, боком к Абени. Девушка десертной вилкой отломила кусочек бисквита и замерла. Она могла только носить судна за ранеными, подавать воду, кормить тех, кто сам не мог, обмывать и… Все. А адер Дрейк эфиром спасал человеческие жизни, уже вторые сутки не выходя из операционной…

Абени отложила вилку в сторону, быстро выпила свой кофе и встала, относя тарелку с десертом адеру:

– Не побрезгуйте, адер Дрейк. – она поставила тарелку прямо перед мужчиной.

Он поднял на неё глаза – сейчас алые из-за лопнувших сосудов склер:

– Доброй ночи, Абени. Верно же? – он, как всякий воспитанный мужчина встал, точнее, хотя бы попытался – Абени остановила его, положив свою руку ему на плечо:

– Сидите, прошу вас. И… – она улыбнулась: – все верно, я нерисса Абени Лаура Аранда.

Он потрогал себя за левое запястье:

– И ведь где-то даже записано… Присядете?

Она послушно опустилась на соседний стул:

– Вам говорили, что я… – Абени запнулась, понимая, что, быть может, именно сейчас её просьба об общем эфире нелепа. Зачем адеру лишняя нагрузка, он и так несет на себе непосильную ношу, удерживая в мире чужие души. – …передумала?

– Говорили. Адера Вифания говорила. Я, признаюсь, был немного удивлен: вы выразились совершенно однозначно против, вдобавок сейчас нет никакой необходимости в ритуале, но… – он замолчал, как-то странно рассматривая бисквит.

Абени даже отреклась от него на всякий случай:

– Я не пробовала, честно слово. Просто вилкой чуть-чуть… И, адер Дрейк, что значит ваше «но»?

Он расплылся в теплой, какой-то удивительно родной, мальчишеской улыбке:

– …но сейчас понял, что выбор адеры Вифании был далеко неслучаен. И, если разделите со мной этот кусочек бисквита, то после можно будет снять с вас печать и завершить ритуал. Вы станете зефир…

Он оглядел её смуглую кожу и поправился:

– Эфирницей.

– И что же вас убедило в серьезности моих намерений? – не поняла Абени.

– Вы не поверите, Абени… Карамель. Меня убедила карамель.

***

Брок застыл у открытого окна. В спальне был погашен свет, так что светомаскировочный режим он не нарушал.

Темнота была снаружи и внутри – не в спальне, в сердце Брока. Он не знал, как быть. Понятно было только одно – днем до Клер ему не добраться. Он после такого, что устроил в кондитерской, и на порог бы не пустил. Она будет в своем праве – не принимать его, а то, что она откажется встречаться с ним, это и так ясно. Да и…

Небеса и пекло, он просто обязан попросить прощения у неё! Сейчас, немедля – он знал, как тяжело жить с незаслуженным оскорблением. Он, чтобы никого не тревожить в доме, перебрался через подоконник и отправился в темноту Аквилиты – темнота в его сердце прошла. Он знал, что он хочет сделать. Хорошо, что Одли смог отыскать адрес Клер – это тут совсем недалеко, даже железную дорогу не придется пересекать, просто пройтись к Ривеноук. Знакомый дом – там жила нера Стоун. От собственной глупости орать хотелось – ведь Клер знает о нере Стоун…

Извиняться придется долго, это точно.

Через полчаса он готов был штурмовать гостеприимный дом-пансион неры Аргайл, надеясь, что правильно вычислил расположение окон спальни Малыша, иначе может получиться весьма неловко. И даже эфира нет, чтобы подстраховал.

Брок задумчиво потрогал мощные плети плюща, от цокольного этажа до крыши опутывающие здание. Вроде, с прошлого раза ничего не изменилось. Должны выдержать. Да и кто не рискует, тот не получает потенцит! Брок стиснул зубы и полез на третий этаж, проклиная светомаскировочный режим – с одной стороны, никаких свидетелей его компрометирующего Клер поступка, с другой – стучать в окно придется наугад. И если он неправильно помнил нумерацию апартаментов с прошлого раза, когда так же наведывался к нере Стоун, то будет весьма, весьма неловко. Он застонал, вспоминая, как после неудачи на любовном фронте с нерой Стоун, проживавшей тут на втором этаже, он делился житейской мудростью с… Да-да, с Малышом! Ну надо же быть таким идиотом! Она же все его удачи и неудачи знает, ему никогда не заслужить её прощения…

Он добрался до окон третьего этажа, заметив, что нера Стоун, судя по звукам, совсем не скучает в одиночестве, сильнее сжал зубы и стал осторожно перебираться к нужному окну.

Проклятый светомаскировочный режим, придется полагаться на удачу, а она уже с луну прочно отвернулась от него.

Брок костяшками пальцев постучал в темное, заклеенное бумагой стекло.

Тишина.

Он снова осторожно постучал, в этот раз чуть-чуть громче, на всякий случай проверяя пути отступления.

Оконная рама с тихим скрипом поднялась вверх.

В грудь Броку уверенно смотрело дуло дамского питбуля с потенцитовым гасителем отдачи. За револьвером пряталась Клер. Сейчас у Брока ни капли сомнения в том, что она девушка, не было – тонкая ночная рубашка и накинутая на неё шаль мало что скрывали.

– И что ты тут делаешь? – вместо приветствия спросила Клер, все же опуская револьвер и ставя его на предохранитель.

Брок честно сказал:

– Пытаюсь не упасть с третьего этажа.

– Меня это должно волновать?

– Нет, – вздохнул мужчина, признаваясь: – я сейчас без эфира: если упаду, то что-нибудь обязательно сломаю себе. А еще я могу не сдержать крик, и тогда тебе придется выходить за меня замуж. Пустишь?

Кажется, замуж она не спешила – Клер отошла от окна, позволяя забраться в комнату. Брок тихо закрыл за собой окно и плотно зашторил окна:

– Меня никто не видел, так что злые языки не коснутся тебя.

Он осмотрелся – это была спальня, он не промахнулся. Отделанная обоями с золотым теснением, с изящной мебелью красного дерева, с огромной кроватью под балдахином – роскошно, удобно, достойно.

– Меня это мало волнует. – Клер обошла небольшой круглый стол, стоящий по середине спальни, словно защищаясь от Брока, положила питбуль на столешницу перед собой, запахнулась в шаль. Ни сама ни села, ни Броку не предложила, да он бы и не сел, когда лера стоит. Если только под дулом пистолета… – Зачем ты пришел, Жабер?

– Брок. – поправил он её, так и оставаясь у окна, чтобы не пугать и не смущать – стол между ними подсказал, что она не очень-то хочет оказаться слишком близко с ним.

– Не вижу смысла… – качнула она головой. Ночной чепец она не надела, и волосы не прибрала. Значит, локоны у неё свои или она делает укладку модной ныне паровой плойкой. Клер криво улыбнулась, совсем как раньше, и грубо, как Малыш, спросила: – Че надо?

– Клер, прошу, без этого жуткого портового говорка. Я пришел…

Она оборвала его:

– Чтобы проверить, женщина ли я?

– Ммм… – говорить, что её рубашка просвечивает даже в тусклом свете одинокой свечи, горевшей на столе, показалось Броку опрометчивым. Питбуль как бы намекал, что лучше без глупостей.

Клер все поняла иначе. Она сложила руки на груди, совсем как мальчишка, и вскинула вверх подбородок:

– А как ты это сделаешь? Глазам своим не веришь, документам тем более. Позовешь доктора? Так я же подкупить его могу. Попробуешь сам? Закончишь, как Грыз. Что-то еще?

Брок тихо сказал:

– Я знаю, что ты девушка. Тебе снова недавно поставили печать.

– О… Не подумала, да, – она как-то быстро растеряла свой боевой задор – видимо, поняла, кто проболтался о печати, и подумала о том, что адер Дрейк еще мог поведать о ней.

– И я знаю, что на самом деле ты Элизабет Агнес… – продолжил Брок.

– Она мертва.

Брок отрицательно качнул головой:

– Она сейчас стоит передо мной, и ты до сих пор моя невеста.

Кажется, это было не то, что она хотела услышать. Клер сгорбилась и все же опустилась на стул, тяжело облокачиваясь на столешницу и пряча глаза за длинными свободными прядями волос:

– Я освобождаю тебя от клятвы, которую ты даже не приносил. Ведь все было решено без тебя, причем даже не твоим королем. Хочешь земли и титул – получи невесту в довесок.

– Я давал слово и причем слово давал тебе – Малышу. Клер ли ты, Клермон, Малыш или лера Элизабет – я тебе давал клятву. Не имени. Я обещал заботиться о тебе – от клятвы не отказываюсь. И я должен извиниться перед тобой за свое поведение. И за то, как вел себя днем, и за то, как вел себя с Малышом…

Она еле слышно рассмеялась, и худые плечи заходили ходуном:

– Ты знаешь, что с извинениями приходят днем с цветами и конфетами? И извинения приносят совсем не так, как ты сейчас?

– Ммм… Я боялся, что днем ты меня не пустила бы на порог. – он испытывающе посмотрел на Клер. – Ведь так?

Она согласилась с его предположением:

– Не пустила бы.

– Вот видишь! А мне важно извиниться перед тобой… Слово чести, все будет – букеты, конфеты, лучшие кондитерские и вечер на мосту князей – только дай мне шанс все исправить.

– Нет смысла, Брок. Я послезавтра уезжаю, и мы больше никогда не увидимся…

Сердце Брока ухнуло куда-то в живот – он знал, каким упертым бывает Малыш. Только и отступать нельзя, он себе не простит, если с Клер что-то случится:

– Напиши мне из Вернии, прошу… И, как только война закончится, я приеду к тебе.

– Я не вернусь в Вернию.

– Но ты так рвалась домой… О… – он замер, все понимая. – Я тебя подвел… Прости, я не хотел. Я отчаянно непонятливый и неудобный жених.

– Я знала твой характер, так что тебе не за что извиняться. Ты сделал свой выбор – я его приняла. Ты не обещал возвращаться в Вернию со мной.

– Тебя без меня некому было там защитить…

Она пожала плечами, словно это было неважно:

– Я привыкла сама себя защищать, просто в Вернии мне больше нечего делать – у меня новое имя и новая жизнь. Мир большой – где-нибудь есть и мой дом. Только я тебя туда не позову. Прости.

– Клер… Пожалуйста…

Она чуть громче, чтобы он точно её услышал, сказала:

– Брок! Зачем тебе моя жизнь, зачем тебе знать, где я обоснуюсь? У тебя своя жизнь, у меня теперь своя.

– Клер…

Она обиженно возмутилась:

– Ты даже не просишь меня остаться! Ты как надоедливый призрак: я навещу тебя потом… Зачем, Брок?! Думаешь, тебя тут бросят, и ты… Поедешь залечивать раны ко мне? Зачем тебе это…

Брок не совсем понял, кто тут его мог бросить, но решил промолчать – потом все объяснит про неру Моро, если Клер про неё, конечно же. Он просто пояснил:

– Я не прошу тебя остаться тут со мной по одной простой причине – тут опасно.