Румия

ПЯТАЯ «НЕПРОМОКАЕМАЯ»

В класс пятой группы словно ворвался вихрь. Сашка забарабанил по парте марш. Кто-то сделал стойку, с силой трахнув в стенку ногами. Трулюлюкал что-то даже медведь Потапенко. Сырбу выбивал «яблочко». А Спирочкин взобрался на парту и орал что было силы:

— Пацаны, ша! Сейчас к нам пожалует долгожданный мастерище — наш и папа, наш и мама. Слава, слава токарищу токорящему! Ура!!!

— Ур-р-р-ра! — гремело в классе.

Дверь открылась, вошел директор, за ним — мастер. Туш оборвался. Спирочкин загремел с парты. Сырбу еле успел подняться после глубокой присядки. Сквозь облака пыли на мастера уставились с раскрасневшихся потных физиономий двадцать пять пар пытливых глаз.

Мастер быстрым движением подкручивал острые усы. Весь он был узенький, сухой и маленький. Одет в серый офицерский плащ без погон. На ногах начищенные сапоги. Мастер хитровато прищурился, изучающим взглядом маленьких черных глаз обвел своих новых, возбужденно дышавших питомцев. Наконец, как бы подводя итог своему осмотру, коротко бросил:

— Ну что ж. — Затем повернулся к директору и о чем-то с ним зашептался. Павел Андреевич вышел из класса.

«На кого он похож?» — напрягал память Сашка. Ему казалось, что где-то он уже видел эти озорные, с хитроватым прищуром глаза, тонкий, чуть с горбинкой нос, пышные усы, кажущиеся необычайно большими на маленьком твердом лице. «Чапай! — вдруг вспомнил Сашка. — Точно, Чапай, только папахи и бурки нет».

Еще раз оглядев ребят, мастер запоздало поздоровался. Ему дружно ответили: «Здрасте!»

— С сегодняшнего дня я буду у вас вести токарное дело, — будто стесняясь, пояснил он. — Зовут меня Владимир Иванович, фамилия Набокин.

— А меня — Аркашкой, — послышался с последней парты голос Спирочкина.

Владимир Иванович приподнял узкий подбородок, мельком глянул в лицо Помидора и, не обращая внимания на реплику, продолжал:

— До войны работал на заводе Ростсельмаш в Ростове-на-Дону, токарем. Делал комбайны. На фронте командовал батальоном десантников. Погоны снял месяц назад. Профессию свою люблю. Думаю, и вы полюбите.

— А почему комбайны не поехали делать? — послышался вопрос с последней парты.

И опять Владимир Иванович не ответил Спирочкину. Он нахмурился, промолчал.

— Когда на станках будем работать? — спросил Сашка.

— Станки уже идут. Сейчас ремесленники Зеленодольска шлют нам в подарок три токарных станка. Правда, они устаревшей конструкции, но что делать. Поработаем пока на них. А скоро будет все: и Т-4 будут, и даже дипы. Вот какая петрушка.

— А мастер ничего, знающий, видно, — зашептались ремесленники.

— С одной стороны, скоро, а с другой — так и не сказал, — завертел своим носом-пуговкой Спирочкин. — Сухарь, видать. Привык на войне командовать. Как бы нас по-пластунски не заставил ползать.

— Заткнулся б, Помидор, — оборвал его Мишка Потапенко. — Сам на рога наскочил, та ще и пузырится. — И мечтательно продолжал: — Десантник! Ось гарно, мабуть, про войну шо расскажет?

Будущие токари с гордостью и даже с каким-то снисхождением посматривали теперь на учащихся из других групп. Старались будто ненароком завести разговор, похвалиться.

— И у нас теперь мастер есть. Заслуженный офицер и десантник. На Чапая похож. Скоро станочки придут, вот тогда…

— Посмотрим еще, — охлаждали их завистники. — Ишь расходились, непромокаемые.

— Это еще почему?

— Плащ-то у мастера вашего непромокаемый. Сегодня с завтрака шло под ним человек пять ваших. Сами окрестили. «Нам, кричат, теперь ничего не страшно. Мы непромокаемые». Так что очень даже к вам подходит. Не прогневайтесь уж.

А Сомов из группы электриков раздобыл где-то кусок грязноватой материи и смастерил из нее подобие парашюта. В столовой он поймал рыжего кота Прыську — обжору и любимца официанток. Взобрался с ним на крышу. К парашюту Сомов привязал кота и записку: «И я хочу быть токарем по салу».

Издав истошный вопль, Прыська полетел с высоты третьего этажа. Приземлился он сравнительно благополучно, только после падения долго стоял на месте, таращил свои круглые, бессмысленные глаза и жалобно мяукал.

— Ах, изверги! Ах, живодеры! — кричала тетя Ксеня, подхватив на руки «отважного парашютиста». — Не жалко им животину! Сам бы сиганул с крыши, если делать нечего. Нашли занятие! — грозила она кулаком, глядя на крышу. Но Сомова и след простыл.